оказались разрушенными. Но Лобачевский смог спасти приборы,
инструменты и книги. Двумя годами позже все утраченное было
восстановлено.
Уже в 1826 году он начал разрабатывать неэвклидовую
геометрию. Живи он не в Казани, а в Канзасе, он все равно
занялся бы ею. Весть о его открытии распространилась по
Западной Европе так медленно, что менее терпеливый человек
полез бы на стену. Но Лобачевский был слишком занят своими
делами. Между тем весть распространилась. Когда она дошла до
Гаусса, она произвела на него такое впечатление, что он
рекомендовал Лобачевского в члены Королевского научного
общества в Геттенгингене. Это произошло в 1842 году.
Возможно, причину нужно видеть в ненависти и злобной
подозрительности царского режима ко всему чужестранному -
но в 1846 году Лобачевский был отстранен от должности
ректора. Ему разрешили заниматься преподавательской
деятельностью - не более. Убитый горем, он искал утешения в
том, что целиком ушел в занятия математикой. Зрение
ослабело. Сын умер. Лобачевский работал, мечтал и диктовал
свою "общую геометрию". Эта книга, венец всей жизни, была
закончена незадолго до смерти. Умер он в 1856 году.
Разумеется, он был святым.
- Нет, Стивен Павлович, не надо преувеличивать мои
заслуги. Я уверен, что немало и ошибался, и грешил. Но
милось Господня не имеет границ. Я был... это невозможно
объяснить. Пусть будет так. Мне позволено дальше заниматься
моим любимым делом...
На доске появились новые фразы. Янис временами стирал
написанное, и мел скрипел снова. Те, кто знали французский
(русский и венгр сочли, что этот язык им более подходит,
чем немецкий), постепенно начали понимать, что происходит.
Лишь я, однако, деля с Лобачевским общее тело, понимал все
в достаточной степени. И, по мере того, как росло мое
понимание, я все более ощущал необходимость передать его
остальным. А время летело.
Лобачевский ответил:
- Нужно торопиться, поскольку, я согласен, что час
поздний, а опасность ужасна, поэтому я вынужден
использовать современную, отрывистую манеру разговора...
Когда был получен ответ на последующий вопрос, я
подозвал присутствующих к себе. Все они, если не считать
Джинни, и сейчас выглядели чрезвычайно эффектно, и кроме
сидящего у ее ног Свертальфа - представляли собой весьма
жалкое зрелище. Усталые, потные, осунувшиеся. Галстуки либо
ослаблены, либо просто сняты. Прически растрепаны. У
большинства в руках сигареты. Я сидел на стуле, глядя на
них. Возможно, у меня был вид еще менее разочарованный. То,
что сообщил мне влезший в мое тело святой, было
поразительно. Нет, оно было просто ужасно.
- Теперь все ясно,- сказал я.- Мы ошибались. Бог ничего
не приказывал своим святым и ангелам. По крайней мере в
нашем понимании, не приказывал. Появление святых
обуславливается лишь молитвой. Пастор, вы-то понимали это и
раньше. Но, сознательно или нет, мы все полагали, что
являемся более значительными персонами, чем на самом деле.
Лобачевский тут же поправил меня:
- Нет, для Него равно важно все. Но должна быть
свобода выбора - даже для сил зла. Более того, существуют
соображения, в силу которых... Ну, думаю, тут не совсем
подходит термин "Политика фактов". Не знаю, существует ли
подходящая земная аналогия... Грубо говоря, ни Бог, ни Враг
- не желали своими действиями спровоцировать чрезмерно
ранний Армагедон. В течении вот уже двух тысяч лет они
избегают прямого вмешательства э-э... территории, Небо и Ад,
взаимно не прикасаемы, и такая политика в обозримом будущем
не подлежит замене...
Наша молитва была услышана. Лобачевский - святой в
прямом смысле этого слова - он не мог сопротивляться нашей
мольбе, да это ему и не запрещалось. Но помогать нам в Аду
он не может. Это запрещено. Он вправе, оставаясь в моем
бренном теле, отправиться с нами туда, но лишь как
наблюдатель. Только как наблюдатель, ничего более. Он очень
сожалеет. Каждый Дух должен идти своим собственным путем
ибо... Неважно. В общем, в наш континуум и в мое тело он
вошел, преследуя иные цели.
Больян - другое дело. Он тоже услышал наш призыв. Ведь
молитва была так свободно построена, что вполне могла быть
обращена и к нему. Далее, он не приобщен к сонму святых. Он
говорит, что его душа находилась в Чистилище. Подозревая,
что мы не понимаем это место умозрительно, он объяснил, что
это место, где душа не может непосредственно воспринимать
мудрость Господню, не может самостоятельно добиваться своего
совершенствования. Во всяком случае, пока он не взят на
Небо, но и не проклят. Таким образом, ему не запрещено
принять в борьбе активное участие. Похоже, у него появился
шанс на выигрыш. Он понял о чем мы просили в нашей молитве.
Понял все, даже то, что мы не высказали словами. И, как и
Лобачевский, выбрал для воплощения мое тело. Но Лобачевский
не знал о его намерениях. Будучи святым, он обладал большей
мощью, и успел на какое-то мгновение раньше...
Я остановился, чтобы зажечь сигарету. Чего мне
действительно хотелось, так это осушить галлон крепкого
сидра. Глотка моя была словно пересушена и забита пылью.
Очевидно, в случаях, подобных нашему, Дух должен
поступать согласно определенным правилам. Не спрашивайте
меня, почему. Уверен, что если бы вам стали известны
причины, вы нашли бы их достаточно вескими. В частности,
полагаю, чтобы предохранить нашу смертную плоть от
чрезмерного потрясения. От перенапряжений. Одно из правил
вполне очевидно. Больян, не обладал силой святости, но может
создать себе сколь-нибудь пригодное тело. Помните, доктор
Нобу, вы предлагали это недавно. Вероятно, даже если бы мы
приготовили все нужные вещества, он не смог воспользоваться
ими. Единственная для него возможность открыть себя людям -
это й войти в живое чье-либо тело. Есть правда еще и правило
- душа не может перескакивать из одного тела в другое. Она
должна оставаться в нем, пока не закончится то, из-за чего
она вернулась на Землю.
Больяну нужно было молниеносно принять решение. Мое
тело уже было занято. Правила приличия не позволили ему
войти в тело э-э... женщины. Если бы он вселился в кого-то ,
кто не собирался вместе с нами отправиться в Ад, пользы от
этого было бы немного. Хотя об этом в молитве не
упоминалось, в ее обертонах он уловил, что в экспедиции
должен участвовать третий человек мужского пола. И Больян
устремился в его тело. Он всегда действовал быстро. И
слишком поздно обнаружил, что вселился в тело Свертальфа.
Широченные, могучие плечи Барни обмякли:
- Значит, из задуманного нами, ничего не вышло?
- Не обязательно,- сказал я.- Джинни - сильная ведьма.
Если она поможет увеличить мощь кошачьего мозга Свертальфа,
он полагает, что справиться. После смерти он провел много
времени, исследуя геометрию различных Континуумов. В том
числе, таких странных и жутких, что не может даже поведать
о них и намеком. Идея налета на Ад ему понравилась.
Свертальф качнул хвостом, усы его встали прямо,
бакенбарды распушились.
- Значит, получилось! - закричала Джинни.- Ура-а!
Ию-лю-у!
В определенной степени, да. Решимости у меня было не
меньше, меньше было энтузиазма. На мрачный лад настраивало
узнанное от Лобачевского. Я предчувствовал, что здесь много
трудностей. Вряд ли просто так Враг позволил бы добиться нам
успеха. Против нас будет направлена вся сила, вся его
хитрость.
- Так...- с растерянным видом сказал Карслунд.- Так,
так...
Джинни прекратила свой военный танец.
Я сказал:
- Может быть, вы лучше позвоните ему, доктор Грисволд?
Маленького росточка доктор, кивнул:
- Я сделаю это из своего кабинета. Вы, оставайтесь
здесь, будете все видеть и слышать.
Я чуть не выругался. Законно ли это? По-видимому, в
какой-то мере... не запрещается.
Несколько минут нам пришлось подождать. Я крепко
прижал к себе Джинни. Остальные, кто негромко
переговаривался о постороннем, кто в бессилии опустился на
стулья. Бодрость хранил только Больян. С помощью Свертальфа
он удовлетворял свое ненасытное любопытство - обследование,
что было в лаборатории. Просто экскурсант. Но на самом деле
перед нами был лучший ученый, лучший математик, чем
когда-либо будет любой человек на Земле, пока она
существует. Его до смерти интересовало, как на нашей планете
обстоят дела. И в полный восторг он пришел, когда Янис
разыскал ему подшивку "Всемирной географии".
Телефон ожил, звякнул. Мы видели все, что делал
Грисволд. Я со свистом втянул воздух между зубов.
Сверкающий Нож действительно вернулся.
- Извините, что заставил вас ждать,- сказал профессор.
- Раньше позвонить никак не мог. Чем могу быть для вас
полезен?
Фэбээровец назвал себя, предъявив удостоверение:
- Я пытаюсь разыскать мистера и миссис Матучек. Вы
знакомы с ними, не так ли?
- Ну... э-э... да. давно их не видел, правда...- врун
из Грисволда был плохой.
- Пожалуйста, выслушайте меня, сэр. Сегодня днем я
вернулся из Вашингтона. Был там в связи с их делом. Это
чрезвычайно важно. Я спросил своих подчиненных. Миссис
Матучек исчезла и обнаружить ее не удалось. Ее муж, по
крайней мере, некоторое время, находился в защищенном от
любого надзора конференц-зале. Никто их не видел, чтобы он
покинул этот зал после окончания рабочего времени. Я послал
своего человека разыскать его, но он не был найден. Наши
люди сделали фотографии всех, кто входил в здание.
Сотрудники криминалистической лаборатории, среди других
участников встречи, опознали вас. Вы все еще уверены, что
Матучека у вас нет?
- Н-нет. Их нет... Что вы хотите сделать с ними?
Обвинить в уголовном преступлении?
- Пока они не окажутся в нем замешаны - нет. У меня на
руках специальный приказ, предписывающий не допустить
некоторых действий, которые Матучеки, вероятно, захотят
предпринять. Всякий, кто окажет им помощь, как они, в равной
степени подлежат аресту.
Грисволд оказался молодцом. Он преодолел испуг, и,
брызгая слюной, затарахтел:
- Честное слово, сэр, меня возмущает подтекст вашего
заявления. И в любом случае ваше предписание должно быть
предъявлено тем, кого оно касается, то есть - Матучекам. Без
этого оно не имеет никакой законности. До тех пор оно не
ограничивает ни их действий, ни действий их сообщников.
- Верно. Не возражаете, сели я приеду осмотреть
помещение, в котором вы сейчас находитесь? Возможно, они
все-таки там. Без вашего ведома...
- Нет, сэр, возражаю. Вам не следует приходить сюда.
- Будьте благоразумны, доктор Грисволд. Помимо всего
прочего, наша цель состоит в том, чтобы защитить их от
самих себя.
- Такого рода намерения весьма присущи теперешней
администрации. И мне они очень не нравятся. До свидания,
сэр.
- Эй, подождите,- голос Сверкающего Ножа сделался
тише, но трудно было бы ошибиться в его тоне.- Вы не
являетесь владельцем здания, в котором сейчас находитесь.
- Но я несу за него ответственность. "Трисмегист"
является частным владением. Я могу осуществлять управление
этим зданием по собственному усмотрению и запрещаю вам
доступ в него... и вашим прислужникам.
- Но не в том случае, если они прибудут с ордером на
обыск, профессор.
- Тогда я вам советую поскорее получить его...- и
Грисволд прервал колдовство телефона.
Мы, оставшиеся в лаборатории, поглядели друг на
друга.
