- Здравствуй, Торфинн! - сказал он.
- Ты жив! - Торфинн все не мог поверить увиденному. Он
выпрямился и твердо сжал губы.
- Да,- подтвердил Синяка. - Ну и что?
Оживая на глазах, Торфинн с каждым мгновением все больше
превращался в прежнего господина Кочующего Замка, каким
помнил его Синяка.
- А этот дебильный великан все еще при тебе? - спросил он.
- Конечно.
- И как он тебе не надоел... - Торфинн покачал головой. -
Верно говорит Ингольв, ты всегда был со странностями.
- Как поживает Ингольв?
- Отлично. - Черный маг улыбнулся, широко и уверенно. Он
вновь обрел себя. - Из него получился прекрасный начальник моей
личной охраны. Преданный, в меру ограниченный, в меру
самолюбивый.
- Я рад, что вы нашли общий язык, - сказал Синяка, не вполне
искренне. - Но почему тебя удивляет, что я еще жив?
Торфинн на миг заколебался, но потом сказал:
- Пожалуй, тебе лучше знать это, сынок. Я решил, что ты
мертв, потому что в Кочующий Замок явился некто, несущий гибель
Черному Торфинну, согласно предсказанию, записанному в книге
деяний Черной и Белой магии. Но раз ты жив, то не все еще
потеряно.
- Почему же?
От синякиной улыбки Торфинну стало не по себе.
- Не вздумай делать глупости, - торопливо проговорил он. - Мы
с тобой исчезнем из миров Элизабет одновременно. Будь
осторожен, сынок, береги себя... - Он посмотрел Синяке в глаза и
значительно добавил: - И меня. Помни: моя гибель - это твоя гибель.
Синяка немного помолчал, а потом сказал:
- Торфинн, ты держишь в плену двух братьев из мира Ахен.
Черный маг сразу насторожился.
- Ну и что? Тебя-то это не касается, не так ли?
- Отпусти их, - сказал Синяка.
- Почему я должен отпускать их?
- Я прошу тебя, Торфинн.
- Нет! - срываясь, крикнул черный маг. - Не лезь в мои дела,
Синяка.
- Они мои друзья, - сказал Синяка.
- Идиот! - взорвался Торфинн. - Вспомни, кто ты такой!
Откуда у тебя могут быть друзья? Ты никогда не будешь таким, как
все люди! У тебя не может быть друзей. Запомни это, наконец! У
тебя не может быть никаких друзей. Только подданные, только
рабы, холопы и слуги!.. - Он перевел дыхание и, увидев злые глаза
своего собеседника, замер от внезапно подступившего ужаса.
- Отпусти их, Торфинн, - повторил Синяка.
Торфинн закрыл лицо руками. Ему невольно подумалось, что
время проходит впустую. За целое столетие Синяка ничуть не
изменился. По-прежнему оборванный и бездомный, он все с тем же
упорством отвергает власть и все так же забивает себе голову
участью каких-то жалких, совершенно ничтожных существ. И все
такой же упрямый.
- Хорошо, я объясню тебе, - глухо произнес Торфинн. - Один
из них погубит меня. Если моя жизнь тебе безразлична, то ты
можешь хотя бы понять, что это значит для тебя?
Синяка опустил ресницы.
- Прощай, Торфинн, - сказал он и сжал пальцы над
кристаллом.
Изображение в магическом камне давно уже померкло, но
низкий голос Торфинна все еще громыхал у него в ушах:
- Ты погибнешь вместе со мной! Дурак! Мальчишка! Боги
морского берега, зачем вы вручили мою жизнь этому недоумку?
Синяка вскочил, размахнулся и с силой швырнул магический
кристалл о камень. Сверкающие осколки брызнули во все стороны.
Голос Торфинна исчез, утонув в веселом звоне.
- К черту! - закричал Синяка и схватил великана за руки. -
Сваи, говоришь? А это что? Это ты краску разлил?
Великан засопел.
- Господин Синяка, - сказал он. - Ну что вы так
расстраиваетесь, честное слово... Выберутся они, выберутся. Они
храбрые, умные ребятки... - Он осторожно положил лапы на плечи
своему хозяину и заглянул ему в лицо. - А вы... только не
обижайтесь, господин Синяка... вы можете увидеть будущее?
Синяка через силу улыбнулся.
- Зачем тебе, а?
- Ну... волнительно все-таки.
- Я могу увидеть любой из вариантов будущего, - сказал
Синяка. - Но никто, даже боги, не может сказать, какой из этих
вариантов воплотится в жизнь.
- То есть, как это? - Великан так растерялся, что это
выглядело забавным.
- А вот так, Пузанище. Существует множество вариантов
будущего. Все зависит от того, какой выбор будет сделан. У
большинства людей огромные возможности выбора. Даже у тех, кто
связан судьбой по рукам и ногам.
- А может так быть, чтобы был только один выбор? - жадно
спросил великан.
- Меньше двух не дано никому... даже мне, - сказал Синяка. -
А сейчас почти все зависит от того, что решит Ингольв Вальхейм...
Ингольв сидел в своем кресле, обхватив голову руками.
Устроившись на волчьей шкуре у его ног, Аэйт время от времени
поднимал голову и бросал на него короткие, цепкие взгляды. Хотя
душа маленького воина с Элизабетинских болот и противилась
такой безоглядной доверчивости, Аэйт, тем не менее, рассказал
этому хмурому человеку почти все: и о своей заколдованной
ладони, и об изгнании Мелы, и о том, как Синяка убил
победоносного Гатала и его воинов в лесу у черной речки,
заросшей душистыми белыми цветами...
Ингольв молчал. Если бы конопатый хотя бы не был нечистью
из гибельных трясин! Если бы он хотя бы был человеком!..
Ингольв скрипнул зубами. Скальные хэны тоже не были
людьми. Но они и не похожи на людей. С самого начала он думал о
них как о хэнах, и может быть, поэтому они не вызывали в нем
отвращения. Аэйт же казался ПОЧТИ человеком.
Ингольв отнял руки от лица и встретился с ним глазами.
- Может быть, ты все-таки никакая не нечисть, Аэйт? -
выговорил он почти умоляюще. - Может, ты человек, а?
Но младший брат ответил точно так же, как старший:
- Нет, Вальхейм. Возможно, и не стоит называть нас нечистью,
но мы все-таки сильно отличаемся от вас. - Он помолчал немного и
тихо добавил: - Неужели для тебя это так важно?
- Нет, - тут же ответил Ингольв.
Аэйт встал и оказался вровень с сидящим капитаном. В конце
концов, подумал Ингольв устало, действительно - какое имеет
значение, кто он на самом деле? Вот стоит мальчишка, переживший
войну и плен... хорошо, пусть не мальчишка, раз он так упорно на
этом настаивает, пусть детеныш. И кровь у него вовсе не зеленая и
не зловонная, как говорили о его племени досужие болтуны, а
обычная - горячая, красная.
Он снова вспомнил, как Мела обтирал разбитые губы во дворе
замка, когда солдаты Вальхейма глазели на него, а капитан
готовился его убить. Сейчас Ингольв уже не понимал, как мог взять
на себя роль палача. Но стоило ему об этом подумать, и тут же,
точно наяву, он увидел потускневшие глаза Торфинна, только что
горевшие веселым и злым огоньком; и снова к нему на миг
вернулось острое отвращение к болотной твари, которая так
безжалостно нашла ключ к его душе.
Ахен.
Проклятье, лучше бы это слово никогда больше не звучало в
его ушах.
- Покажи ладонь, - попросил Ингольв. - Ту, заколдованную.
Помедлив, Аэйт разжал пальцы левой руки и протянул ее
капитану. Он отвернулся, и Ингольв видел его запылавшее ухо.
Капитан осторожно взял крепкую, еще детскую руку, привыкшую к
оружию, которое отныне запретно для прикосновения. На
красноватой коже отчетливо чернел крест.
- Можно потрогать? - нерешительно спросил Ингольв. Он
упорно отвергал любое колдовство, хотя и встречал его на каждом
шагу. Начисто лишенный каких-либо магических талантов,
армейский капитан относился к магии с опаской и по возможности
обходил ее стороной.
Аэйт кивнул. Ингольв провел пальцем по кресту и ничего не
ощутил. На мгновение капитану подумалось, что его опять дурачат.
Аэйт тихонько заметил:
- Ты напрасно не веришь мне.
Ингольв бросил руку Аэйта.
- Ты всегда угадываешь то, что другие не хотят говорить
вслух?
Он хотел скрыть свое смущение и отделаться шуткой, но Аэйт
ответил с убийственной серьезностью:
- Иногда. Я немножко читаю мысли.
Это было уж совсем невыносимо. Ингольв решил разом
покончить с неловкостью. Он положил на плечи Аэйта свои
тяжелые руки и прямо спросил:
- Вы, болотные морасты, все такие? Скажи уж сразу, чего от
вас ожидать.
Аэйт опять покраснел.
- Н-нет, - запнувшись, ответил он. - Мела другой. Он почти как
ты. Он воин. И у нас много таких, как ты. Просто я ВИЖУ. Знаешь,
- он понизил голос, - я вижу лучше, чем Асантао.
Вальхейм все пытался найти какое-то слово, которое бы ему
все объяснило.
- Значит, ты колдун?
Конопатый подросток так мало подходил под это определение,
что Ингольв невольно усмехнулся. Аэйт опять остался серьезен.
Видимо, разговор коснулся болезненной для него темы.
- У нас так не говорят, - ответил Аэйт. - Потому что это
неправильно. Я ВИЖУ, понимаешь?
Ингольв сдался.
- Видишь так видишь, - пробормотал он и пошевелился в
кресле, устраиваясь поудобнее. - Теперь полезай под кровать, в
темный угол, и не ерзай там, понял? И ничего не бойся.
Аэйт не стал спрашивать, зачем ему лезть в темный угол. Он
просто молча подчинился, как привык подчиняться Меле, и
Вальхейм отметил это про себя. Протянув руку к шнуру, висящему
на стене, Ингольв резко дернул.
В коридоре затопали шаги. Из-под кровати не донеслось ни
звука.
Через несколько секунд чудо услужливости по имени Феронт
возникло на пороге. Оруженосец сонно моргал. Белая полотняная
рубаха едва прикрывала его колени. Сапоги он натянул прямо на
босые ноги. Феронт ежился и мялся, недоумевая: что понадобилось
его благородию среди темной ночи? Спал бы, как все, и горя бы не
видал...
Ингольв еле удостоил взглядом тощую взъерошенную тень.
- Что угодно? - хриплым спросонок голосом осведомился
оруженосец.
- Принеси вина, мяса и хлеба, - велел бессердечный капитан.
- И поживей.
Но оруженосец еще медлил.
- Ваше благородие, - шепотом сказал он, видя что на него не
обращают более никакого внимания.
Ингольв очнулся от задумчивости и удивленно посмотрел на
оруженосца.
- В чем дело?
- Можно, я не буду разогревать мясо? Оно и холодное - очень
вкусное и это... питательное. Разгоревать - это надо повара будить,
а он как пить дать по шее надает. Вы же его знаете, ваше
благородие, тут хоть чей приказ, хоть вашего благородия, хоть его
светлости, все равно по роже-то он съездит мне и никому иному...
Стражники были такой же частью замка, как, скажем, мебель
или гобелены, и в каждом новом мире они имели другой облик. Но
всегда Ингольв находил в их среде вполне развитую и достаточно
сложную систему взаимоотношений. Точно так же, как все люди,
они умели дружить и ссориться, одни оказывались алчными, другие
преданными, третьи глупыми, встречались порой изощренно-
подлые, а иногда - поразительно добродушные. И даже зная
наперед, что они исчезнут, когда Торфинн уйдет из этого мира,
Ингольв каждый раз привязывался к ним - как это было еще в те
дни, когда он командовал своей ротой в Ахене...
Сейчас неплохо бы вспомнить о том, что несчастный
заспанный Феронт с острыми коленями, торчащими из-под рубахи,
всего лишь мебель, вроде кресла или стола, и если ему съездят по
роже, то от него явно не убудет...
- Ладно, тащи холодное, - распорядился Вальхейм, - только
побыстрее.
Оруженосец благодарно улыбнулся и ушел. Он появился на
удивление быстро. Бухнув на стол корзину, тяжело нагруженную
провизией, оруженосец поклонился и поспешно удрал, пока его не
заставили искать в этакой темени скатерть и бокалы. Вот жулик,
подумал Ингольв, расставляя на столе тарелки с мясом и хлебом и
кувшин вина. Обнаружив на дне корзины свои любимые оливки,
капитан улыбнулся: каким бы сонным ни был оруженосец, а
подлизаться к его благородию не забыл.
Ингольв тихонько свистнул:
- Эй, ясновидец...
Под кроватью зашуршало, и оттуда вылез Аэйт, покрытый
пылью. При виде съестного он невольно глотнул и побледнел.
