мага во всем блеске несокрушимого могущества, как ожидала, а
всего лишь загорелого оборванца в поношенных армейских штанах,
льняной рубахе и стоптанных сапогах с обрезанными голенищами.
Оборванец сутулился. Он казался смущенным, и ничего грозного в
нем не было.
- Кто ты? - спросила Фейнне. - Ты пришел незваным, и тебя
испугались. Я хочу знать, кто ты и зачем здесь.
- Вы правительница этого народа, госпожа?
- Мое имя Фейнне. Великий вождь Гатал, мой супруг, сейчас
ушел из поселка со своими воинами, и люди, испугавшись тебя,
пришли ко мне. Отвечай на мои вопросы.
- Хорошо, - кивнул Синяка. - Что вы хотите знать?
- С миром ты пришел или с войной, незнакомый человек?
- С миром. - Синяка развел руки в стороны, показывая, что у
него нет оружия.
Но Фейнне улыбнулась.
- Иное оружие таково, что его можно не прятать. Его нет - и в
то же время оно всегда рядом.
Однако чародей все же уловил быстрый взгляд, который
женщина бросила на его пояс и голенища сапог. Что ж, она
действительно не увидела там никакого оружия. И все-таки она
была очень умна, если понимала, что это ничего не значит.
- Вы правы, госпожа, - сказал Синяка. - Но я не хочу никакой
войны.
- Кто ты? - повторила Фейнне.
- Я странник, - сказал чародей, опуская глаза.
- Неполная правда все же лучше, чем прямая ложь, -
возразила Фейнне. - Боюсь, что это о тебе я слышала от своего
брата, а ему рассказывал зимними вечерами сам Хозяин
Подземного Огня. По Элизабетинским болотам давно бродят
смутные и страшные слухи. Есть в наших мирах некто, не
наделенный именем, смуглый, с глазами нестерпимой синевы. Он -
Никто и Все, ибо он Всемогущество. Скажи, не знаком тебе
Безымянный Маг?
Бродяга провел рукой по пыльному лицу.
- Это я, - сказал он.
Женщина побледнела, несмотря на всю свою гордость, и
невольно отступила на шаг.
- Не надо меня бояться, - торопливо проговорил Синяка.
Фейнне пришла в себя гораздо быстрее, чем этого можно было
ожидать.
- Я боюсь тебя, чужой человек, у которого нет имени. Я хочу,
чтобы ты ушел. Но если тебе угодно быть нашим гостем, мы примем
тебя. Иди за мной. - И она бестрепетно взяла его за руку и повела
за собой.
Синяка ожидал, что она приведет его к дому вождя, но она
остановилась возле кузницы. В закопченных стенах были прорезаны
узкие оконца. Из-за раскрытой двери доносились удары молота и
звон железа.
- Эоган, - сказала Фейнне совсем негромко, но удары стихли.
Низкий голос произнес:
- Там кто-то звал меня, парень. Сходи-ка погляди.
Что-то громыхнуло, и из кузницы в жаркую пыль на яркий свет
выбрался помощник кузнеца, закопченный, тощий. Он прищурился,
глядя не на лица, а на одежду посетителей, - и первым делом
увидел льняное платье, расшитое красно-черными летящими
цаплями. Обернувшись к раскрытой двери, он крикнул:
- Это госпожа Фейнне!
- А, - сказал Эоган и тоже вышел на дорогу. Он улыбнулся
сестре и тут же отпрянул, увидев за ее плечом долговязую
оборванную фигуру.
- Кто это с тобой?
Помощник кузнеца, который сперва не заметил, что жена
вождя пришла не одна, ошеломленно уставился на пришельца. Едва
не испустив вопль, он раскрыл рот и тут же зажал его обеими
руками. Поверх маленьких грязных ладоней засияли озорные глаза.
Кузнец обернулся к мальчику.
- Аэйт, иди в дом.
Аэйт заморгал, но Синяка ничего не сказал, и пришлось
подчиниться.
- Брат, - заговорила Фейнне, - вот странник. Он говорит, что
пришел к нам с добром. Посмотри на него. Мне нужен твой совет.
- Что я должен тебе посоветовать, жена вождя? - спросил
Эоган. Синяка невольно поежился под тяжелым взглядом кузнеца.
- Вот странник, - повторила Фейнне, - и я хочу, чтобы он ушел
от нас. Должна ли я ради этого исполнить все, что он скажет?
Эоган хотел обнять сестру за плечи, но вовремя вспомнил о
том, что руки у него в копоти, и улыбнулся ей немного виновато.
- Иди, Фейнне. Я договорюсь с ним сам.
И женщина ушла.
- Зайди в дом, чужой человек, - сказал Эоган Синяке.
Пригнувшись перед низкой притолокой, Синяка вошел.
Сидевший на скамье Аэйт тут же вскочил на ноги. Он был очень
растерян и не знал, куда себя девать.
- Не мельтеши, - сказал ему Эоган. - Согрей воду, завари чай.
Синяка сел на скамью и облокотился о стол. Кузнец навис над
ним - широкоплечий, кряжистый.
- Значит, вот ты какой, - тяжело уронил Эоган. - У нас
слыхали о тебе, но я не думал, что ты к нам заявишься.
- Почему? - Синяка в упор посмотрел на кузнеца. Даже в
темноте его синие глаза ослепляли. Но смутить Эогана было
трудно.
- Да потому, что мало чести в том, чтобы растоптать и
уничтожить такой маленький народ, как наш, - прямо сказал Эоган.
- Всемогуществу не пристало мелочиться.
- Скажи, Эоган, - медленно проговорил Синяка, - почему ты
считаешь, что всемогущество так губительно?
- Это закон, - ответил Эоган. - Так говорил Хозяин, когда я
хотел выковать меч для одних побед и просил его помочь. Владеть
всемогуществом - значит, пользоваться им, а это смерть и рабство
для остальных. В конце концов, оно губит того, кто им наделен. И
это только справедливо.
- Я не собираюсь никого убивать, - сказал Синяка.
На столе появился хлеб и чай в двух глиняных чашках - для
хозяина и гостя. Подав угощение, Аэйт хотел улизнуть, но Синяка
задержал его, взяв за плечо. Однако заговорил не с юношей, а с
кузнецом.
- Ты дорожишь своим рабом, Эоган?
- Он не раб, - хмуро сказал кузнец. - Не трогай его, колдун.
- Твоя сестра хотела, чтобы я ушел. Я уйду, если ты отдашь
мне его.
- Нет, - сказал кузнец.
С минуту он бесстрашно смотрел в ярко-синие глаза
бродячего чародея, и Синяка первым отвел взгляд.
- Эоган, - повторил он, - этот мальчик попал к вам не по своей
воле. Я пришел забрать его. Больше мне от вас ничего не нужно.
Кузнец покачал головой.
- Я не отдал его колдуну нашего племени. Почему я должен
отдавать его тебе? Послушай, странник, я и сам знаюсь с силой и
умею различать ее в других. Мое могущество - от Хозяина, в нем
нет добра, потому я стараюсь не пускать его в ход. Наш колдун
пьет чужую кровь и умывается чужой болью. А этот мальчишка
наделен чистой и светлой силой, и будь я проклят, если не стану
охранять его от ваших грязных лап.
Синяка выпустил Аэйта, но юноша не уходил. Он жался к
плечу чародея и жалобно таращился на кузнеца.
- Давай спросим его, - предложил Синяка. - Раз он не раб,
пусть отвечает.
Эоган посмотрел в испуганное лицо Аэйта и сказал очень
мягко:
- Ты можешь выбирать, Аэйт.
Аэйт медленно зажмурился.
- Синяка, - прошептал он, - Мела с тобой?
- Да.
Тогда Аэйт открыл глаза и посмотрел прямо на Эогана.
- Пусть свет Хорса будет на твоем пути, Эоган, - сказал он
дрогнувшим голосом. - Я хочу уйти к моему брату.
Считая разговор законченным, Синяка встал и двинулся к
выходу. Эоган не пошевелился. Он только ссутулился, точно его
придавила какая-то тяжесть. Аэйт сделал несколько шагов и вдруг
остановился.
- Синяк, - сказал он нерешительно, - они ведь тут меня
заколдовали... Я пытался было удрать, но не смог. Ноги сами
приводили меня обратно.
Из полумрака донесся низкий голос Эогана:
- Это не моя работа. Можешь не смотреть на меня зверем. Это
наш колдун...
- Я еще не знаю, как снять заклятие, - сказал Аэйту Синяка, -
но что-нибудь придумаю. Ты мне веришь?
Не отвечая, Аэйт вцепился в его руку. Чья-то темная фигура
появилась в дверях, и когда Синяка шагнул вперед, вихрем
налетела на него, едва не сбив с ног. За синякиной спиной
поднялся со скамьи Эоган.
- Что тебе нужно в моем доме, колдун?
- Кого привечаешь, кузнец? - завизжал в темноте колдун,
размахивая руками. Амулеты и украшения, свисавшие с его одежды,
мелодично звякали, но их тонкий звон заглушался скрипучим
неприятным голосом. - Ты хочешь продать наше племя грязным
морастам! А, гаденыш! - выкрикнул Алаг, протягивая к Аэйту
костлявую руку и хватая его за косы. - Волосатая скотина! Я
доберусь до тебя, и тогда десять кузнецов не смогут тебе помочь!
Аэйт молча, яростно отбивался.
- Оставь его, - сказал Синяка вполголоса.
Кузнец сдавил руку колдуна своими лапищами, так что Алаг
скрипнул зубами от боли.
- Тебе сказали же, - процедил Эоган, - оставь его.
Алаг выпустил мальчишку, отступил на шаг и начал бормотать
свои жуткие вирши, сотрясаясь всем телом в конце каждой фразы.
Скрипучий голос, монотонно и ритмично повторяющий
рифмованную ахинею, звон серебряных подвесок, резкие движения
рук - все это внезапно сгустило в кузнице воздух. Огонь почти
погас. Аэйт в смертной тоске обхватил голову руками и сел на пол.
Даже Эоган привалился к стене плечом и тяжело задышал, а потом
закашлялся.
Глаза Алага горели в темноте, светясь, как у зверя. И они
злобно смотрели на Синяку. А оборванец, невесть откуда
взявшийся, расставил ноги в стоптанных сапогах и с любопытством
воззрился на колдуна, словно не понимая, что происходит. Алаг
начал задыхаться. Наконец, когда он остановился, чтобы глотнуть
воздуха, Синяка хмыкнул:
- Ты это что - заколдовать нас хочешь, что ли?
Алаг замер с раскрытым ртом. Ничуть не интересуясь
состоянием колдуна, Синяка наклонился к Аэйту.
- Дай руку. Нам пора уходить.
Аэйт помотал головой, сидя на полу. По его лицу неудержимо
катились слезы.
- Иди... - выговорил он с трудом. - Скажи Меле... Ну куда я
такой пойду? Я умираю, Синяка...
- Глупости, - сказал Синяка, хватая его за подмышки и с силой
поднимая на ноги. - Никто здесь не умирает.
Аэйт прижался к нему, хватаясь за синякину одежду. Чародей
обнял одной рукой и прошептал ему в самое ухо:
- Перестань дрожать.
Неожиданно Эоган сказал прерывающимся от удушья голосом:
- Ты, кто без имени, - ты можешь раздавить эту гадину?
- Могу, - ответил Синяка, равнодушно глядя на съежившегося в
углу Алага.
Сквозь кашель Эоган выкрикнул:
- Так сделай это!
Аэйт никогда не видел кузнеца таким взволнованным. Но
Синяка ответил спокойно и грустно:
- Всемогущество развращает. Раз обратившись к нему, я уже
не смогу остановиться. Прости, Эоган. Ты лучше моего знаешь, что
мне нельзя гневаться. Разбирайся сам с этим взбесившимся
заклинателем.
Алаг отполз в угол, когда Синяка, прижимая к себе дрожащего
Аэйта, прошел мимо, и что-то пробормотал ему в спину.
Синяка резко обернулся.
- Клянусь Черной Тиргатао, тебе лучше не испытывать моего
терпения.
- Твой гаденыш уйдет от тебя, - изнемогая от злобы, прошипел
колдун. - Он прибежит ко мне. Я его хозяин. Я выпью его силы, я
отберу у него разрыв-траву. И ни ты, оборванец, ни этот
твердолобый холуй Подземного Хозяина мне не помеха.
Он перевел свои горящие глаза на Аэйта и поманил его к
себе.
- Иди ко мне, мальчик, - позвал колдун скрипучим голосом.
Аэйт вывернулся из синякиных рук и рванулся к Алагу. Сейчас
он не видел искаженного ненавистью лица и клочковатой бороды,
он не замечал отвратительной ухмылки мокрых красных губ
колдуна. Его тянуло к Алагу как к чему-то прекрасному,
желанному, светлому.
Эоган отчаянно крикнул:
- Сделай что-нибудь, чужой человек! Пусть Аэйт уходит с
тобой, пусть уносит светлые силы из нашей деревни - все, что
угодно, но отбери его у этого бешеного волка!
Расхохотавшись, Алаг испустил вопль, подражая волчьему вою,
и оборвал его на протяжной тоскливой ноте.
- Бесись, кузнец, - сказал, наконец, колдун. - Рычи! Ты
можешь сгрызть свою наковальню, но мальчишка - мой.
- Синяка... - прошептал кузнец умоляюще.
На мгновение Синяка прикрыл глаза, а когда он снова поднял
ресницы, взгляд его был уже совсем другим.
