- Да, сэр.
Он что-то пробормотал и добавил: - Моя очередь.
Пока они складывали скафандр, тот ужасно шуршал, и можно было ничего
не говорить.
- Скоро нам снова потребуется этанол, адмирал, - вдруг выпалил
отчаянным голосом Мардикян.
- Зачем? - проворчал Коффин.
Он часто мечтал о том, чтобы этот препарат не был обязательным. Ключ
от шкафа, где стоял бочонок с этим веществом, был только у одного него.
Некоторые командиры позволяли себе во время полетов принимать его
небольшими дозами и утверждали, что Коффин просто скрывает свое суеверие,
говоря о том, будто в этом таится определенный риск.
"Какого дьявола что-то может случиться на межзвездной орбите?
Единственная причина, почему не все спят, - это то, что автоматы,
наблюдающие за спящими, могут перестараться и сделать массаж в больших
дозах, чем требуется. Можно и пропустить рюмочку - другую грога,
вернувшись с вахты, не так ли? О, да успокойся, успокойся, чертов святоша.
Слава богу, что мне не приходилось летать под твоим командованием."
- Фиксаж гаммагенов... и так далее..., сэр, - запинаясь, ответил
Мардикян. - Мистер Холмайер... сделает официальную заявку, как всегда.
- О'кей, - Коффин посмотрел в лицо радисту, уловил испуг в его глазах
и сухо спросил: - Я полагаю, сообщений больше не было?
- С Земли? Нет... нет, сэр. Я... я никак не мог предполагать... мы
сейчас около зо-з-зоны ограниченного приема... Я думаю, это почти чудо,
сэр, что мы поймали сигнал. Конечно, еще раз мы едва бы смогли его
принять, - слова Мардикяна постепенно становились все тише.
Коффин продолжал пристально смотреть на него. Наконец, он сказал:
- Досталось вам от них, да?
- Что?
- От таких, как Локейбер, которые хотели бы продолжить полет. Им
очень хотелось бы, чтобы у вас в свое время хватило ума держать язык за
зубами, по крайней мере, до тех пор, пока вы не получили бы указаний от
меня. А другие, такие, как Де Смет, придерживаются другой точки зрения.
Однако, это сомнительное удовольствие - находиться в самом центре грозы,
пусть вы и видите ее только на телеэкранах, не так ли?
- Так точно, сэр...
Коффин отвернулся. Для чего опять мучить парня? Что сделано, того не
вернешь.
И чем меньше будет тех, кто осознал всю опасность сложившейся
ситуации и тем самым подверг себя еще более тяжелому стрессу, тем меньше
будет эта опасность.
- Избегайте принимать участие в спорах, - приказал Коффин. - А самое
главное - не позволяйте себе постоянно думать о случившемся. Ни к чему,
кроме нервного срыва, это не приведет. Можете быть свободны.
Мардикян, с трудом сдерживая слезы, пошел на корму.
Коффин медленно поплыл через все пространство корабля. Судно слегка
подрагивало.
Время его дежурства еще не наступило, а видеть кого бы то ни было на
мостике ему не хотелось. Нужно было бы хоть немного поесть, но при одной
мысли об этом навигатор почувствовал приступ тошноты. Уснуть тоже не было
бы лишним, но бесполезно было бы и пытаться. Сколько времени он пробыл у
Терезы, пока она просветляла его мысли и как могла старалась успокоить
его? Пару часов. Через четырнадцать часов или даже раньше он должен будет
вновь предстать перед представителями команды и колонистов. А пока вся
бодрствующая флотилия бурлила.
Коффин устало подумал, что на Земле выбор между возвращением назад и
продвижением вперед не подвел бы людей так близко к черте безумия, если б
даже дело касалось таких же промежутков времени. Но Земля была давно
обжита.
Может быть, несколько веков назад, когда горстка неуклюжих парусников
с трудом тащилась вперед сквозь необъятные океанские просторы, не будучи
уверенной в том, что достигнет какого-нибудь края света, подобные дилеммы
тоже существовали. Да, разве матросы Колумба не собирались поднять мятеж?
Но даже не изученная и заселенная монстрами, согласно людским суевериям,
Земля не казалась такой страшной, как космос, да и каравелла была чем-то
гораздо более понятным по сравнению с космическим кораблем.
Медикам во все века было известно, насколько быстро утрата стимула
внешней среды приводит к галлюцинациям: а ограниченное, стерильное,
окруженное вакуумом внутреннее пространство корабля, в котором человек
вынужден был находиться месяц за месяцем, начинало оказывать на
человеческое сознание такое же воздействие, какое могло бы оказать на него
плавание с завязанными глазами в бассейне, наполненном теплой водой.
Сознание никогда не подвергалось бы такому быстрому разрушению,
какому оно подвергалось среди звезд, если бы человек находился в открытом
океане (солнце и луна, ветер и дождь, бесконечное чередование волн,
надежда поймать рыбу или увидеть остров). Поэтому бытовало мнение, что к
концу года, проведенного на вахте, человек был не совсем в своем уме.
Если такому ослабленному сознанию дать истинно неподходящую для
размышления тему...
Коффин очнулся и с удивлением обнаружил, что забрел к радиорубке.
Он открыл дверь и вошел. Это была обычная уютная норка, одна стена
которой была занята панелью электронного контроля, переливавшейся
разноцветными огоньками, а все остальное пространство заполнено
расположенными на полках инструментами, тестерами, запчастями, наполовину
собранными для той или иной цели узлами. Флот мог бы обойтись без
профессионального радиста: любой звездолетчик легко справился бы с
необходимыми элементарными операциями, а каждый офицер имел основательную
подготовку по электронике, - но Мардикян был добросовестным, хорошим,
полезным техником.
Единственной его бедой было, может быть, то, что он был всего лишь
человеком.
Коффин оттолкнулся и подплыл к главному приемнику. Между катушками
медленно вращалась лента, регистрируя все то, что улавливала паутина.
Коффин взглянул на укрепленную с помощью зажимов доску. Полчаса назад
Мардикян написал на ней: "Сигналов не поступало. С пленки все стер и
поставил ее заново, 1530 часов". Может быть, с тех пор?...
Коффин щелкнул выключателем. Пленка быстро пробежала через
воспроизведение, и Коффин услышал только космические шумы - ничего
похожего на какую-то упорядоченную передачу, которая могла бы означать код
или речь, и донести до человека какую-то информацию.
Если б только...
Коффин вдруг застыл. Потом он долго плавал среди аппаратуры, и в его
глазах была такая же пустота, как и в ее многочисленных лампах. Только
быстрое прерывистое дыхание говорило о том, что он - предмет одушевленный.
- О, великий Боже, помоги мне сделать то, что будет справедливо.
Но что такое справедливость? Я должен был бы бороться с твоим
ангелом, пока не узнал бы, что это такое. Но у меня нет времени. Боже, не
гневайся на меня, ведь у меня нет времени.
Душевные муки утихли немного, и Коффин принялся за дело.
Решение было необходимо принять на собрании через четырнадцать часов.
Сигнал, который мог бы оказать влияние на это решение, должен был быть
получен прежде, чем оно состоится. Но это не должно случиться ни слишком
рано, ни слишком поздно, иначе в обоих случаях результат будет похож на
временную отсрочку в вынесении приговора.
Каково должно быть содержание этого сигнала?
Коффину не нужно было искать текст первого послания. Он отпечатался в
его сознании. Приглашение вернуться и обсудить спорные вопросы. Оно должно
быть обязательно кратким, сжатым, с минимальным количеством слов: это
увеличило бы опасность неправильной его интерпретации.
Коффин закрепился в кресле перед тайпером и начал компоновать
предложения, вычеркивая одни слова и подбирая другие, опять вычеркивая и
начиная снова. Текст должен быть абсолютно правдоподобный. Простое
отрицание первого сообщения не годится. Такое послание было бы слишком уж
кстати. И подозрение, снова и снова возникающее в сознании во время
годовой вахты, могло бы так же губительно повлиять на психику, как и
уверенность в предательстве. Поэтому...
Поскольку флот приближается сейчас к точке равновременности, надо
действовать быстро.
- Планы колонизации отменяются. Экспедиции приказано, повторяем,
приказано вернуться на Землю. Декрет об образовании отменен - (человек,
передающий сообщение с Земли, не может быть уверен в том, что первый
сигнал достиг цели), - через должные каналы будет позволено подать
прошение о дальнейших уступках. Напоминаем конституционалистам, что их
главный долг - предоставить свои знания в распоряжение общества.
Может быть, это сгодится?
Коффин перечитал то, что у него получилось.
Текст не противоречил первому посланию, он только заменил предложение
на приказ, как будто кто-то становился все безумнее час от часу (а ведь
образ правительства, в котором царит хаос, не очень привлекателен, не так
ли?) Выражение "должные каналы" намекало на то, что речь на Земле была
подконтрольной, и что бюрократия могла восстановить школьную реформу в
любое время, когда ей заблагорассудится.
Напыщенная заключительная фраза должна была подействовать раздражающе
на людей, которые отвернулись от того земного общества, каким оно стало к
моменту отлета колонистов.
Может быть, можно было бы еще подумать, но... И Коффин закончил
работу.
Взглянув на время, он с удивлением обнаружил, что прошло целых два
часа. Уже? На корабле было очень тихо. Слишком тихо. В голову навигатора
вдруг пришла мысль, от которой его бросило в дрожь: в любой момент
кто-нибудь мог войти и застать его здесь.
Пленка была рассчитана на работу в течение суток, но обычно ее
проверяли и стирали с нее ненужные записи через каждые шесть-восемь часов.
Коффин решил записать на нее свой голос с таким расчетом, чтобы сигнал был
"принят" через семь часов. Мардикян к тому времени закончит дежурство
возле саркофагов, но, вероятно, пойдет еще вздремнуть. Поэтому он не будет
проверять пленку раньше, чем перед самым началом собрания.
Коффин решил воспользоваться вспомогательным магнитофоном. Он должен
был записать свой голос так, чтобы его было абсолютно невозможно узнать.
И, естественно, вся запись должна быть очень неразборчивой, с внезапными
ослаблениями и усилениями звучания, с огромным количеством помех - с
визгом, скрежетом и надтреснутыми голосами звезд.
Включая этот модулятор, увеличиваем частоту колебаний и посмотрим,
где же тут нужный уровень, какие величины нужны для того, чтобы...
- Что вы делаете?
Коффин резко повернулся, сердце его тяжело стучало.
В проеме двери маячил Мардикян. Когда он увидел, что самозванец - не
кто иной, как сам адмирал, в его глазах появились недоумение и испуг.
- Что случилось, сэр?
- Вы ведь на вахте, - еле слышно проговорил Коффин. - Дежурите возле
саркофагов.
- Сейчас перерыв для чая, сэр. Я подумал, что я проверю и... - юноша
оттолкнулся и вплыл в рубку.
В обрамлении измерительных приборов и транзисторов он напомнил
Коффину какого-то футуристического святого. Но на смуглом юном лице
блестели капельки пота; стекая с него, они маленькими шариками медленно
дрейфовали по направлению к вентиляционной решетке.
- Убирайся отсюда! - хрипло выдохнул Коффин, и тут же сразу произнес:
- Нет, я не то хотел сказать. Оставайтесь на месте!
- Но...
Адмирал мог поручиться за то, что прочел мысли Мардикяна:
"Если старик по воле судьбы ополоумел от космоса, то что же теперь
будет с нами?"
Вслух же связист сказал:
- Да, сэр.
Коффин облизнул пересохшие губы:
- Все в порядке, - сказал он, - вы вошли слишком неожиданно, а нервы
