номера...
- Не жарко в жилетке? - слава Богу, удалось пошутить...
Жилетка бронированная, пуленепробиваемая; армейская каска; на могучем торсе
- автомат Калашникова. В таком виде приятно расслабиться и ответить на шутку
шуткой:
- Потеем. Но терпим!
Все. Можно ехать...
Пистолет заряжен, обойма полна патронов, первая мысль - швырнуть его в
ближайший мусорный контейнер, но у контейнера гомозятся дети,
старушки-пенсионерки по-московски подозрительны и полны детективных амбиций,
приходится делать вид, что въехал во двор по ошибке.
Потом у мальчишки на перекрестке куплена газета, пистолет завернут в нее,
уложен в "бардачок", присутствие оружия возбуждает и корректирует
впечатления. Желание сохранить пистолет кажется привлекательным, опыт
зрителя и сценариста детективов приводит аргументы "за" и "против"; пистолет
может оказаться "засвеченным" в нехорошем уголовном деле, но есть в доме
чердак с плотным слоем земли, там легко захоронить пистолет со всем его
прошлым - до крайнего случая; а крайний случай лишает смысла доводы
рассудка, на то он и крайний...
Очень медленная панорама. Редкий технический прием
Одичавший уличный пес когда-то был домашним породистым "колли", имел кличку
Грант, документы,удостоверявшие аристократическую родословную. Потом
наступили трудные времена, содержание собак пришлось многим не по карману.
Грант оказался на улице, в компании таких же, как он, бывших избалованных
домашних любимцев. Многие погибли, Грант сумел выжить: от холода спасла
длинная шотландская шерсть, от голода - родовые инстинкты; шерсть свалялась,
загноились глаза, бока ввалились. День-деньской Грант рыскал по городу в
поисках пропитания и утраченного дома, добрался до Марьинского лесопарка - и
наткнулся на лежащего без сознания Лиса, лизнул опрокинутое лицо. Влажный
холодный язык собаки оказал Лису первую медицинскую помощь. Пришел в себя,
приподнял голову. Увидел собаку.
Лис походил на пьяного - шатался, терял равновесие, но это не испугало
Гранта, жизнь в подворотнях научила собаку терпению, пьяные забулдыги чаще
других кормили его - так что природная нелюбовь шотландских овчарок к запаху
алкоголя атрофировалась. Более того, избегая голодной смерти, Грант
сдружился с прежде ненавистным запахом. Верная собачья душа искала хозяина,
готова была принять в этом качестве любое двуногое существо, имеющее
привычный человеческий облик. Грант сел на землю в двух шагах от Лиса,
уставился ему в лицо преданными раскосыми глазами.
Лис увидел под ногами автомобильную колею, с трудом припомнил, как оказался
здесь. Неверная память еще хранила номер Гериного автомобиля. К горлу
подкатила тошнота. Прежде чем Лис стал тем, кем стал, его часто били. Он
знал, чем грозит такая тошнота. Опасаясь снова потерять сознание и все
забыть, беспомощно огляделся - записать номер машины было нечем. Тогда он
засучил рукав, на коже предплечья кончиком ножа выцарапал цифры и буквы.
Может быть, происходящее имело для Лиса и другой - ритуальный - смысл,
кровью на коже он выписал счет, который обязан был оплатить. Потом они,
человек и собака, долго брели по просеке, достигли асфальтовой ленты шоссе.
Случайный самосвал принял Лиса в кабину. Пинок отбросил Гранта от машины,
Лис не любил собак, подобно многим, пережившим "зону". Самосвал тронулся,
Грант побежал следом, выдохся, остановился. Проводил глазами удаляющиеся
красные фонарики габаритных огней...
Шестнадцатиэтажная башня торчала на краю поросшего лесом оврага в районе
станции метро "Нагорная". Панельные и кирпичные "хрущобы" окружали овраг,
наполовину укрытые от глаз беспорядочной зеленью. Уличные фонари разбиты, в
глухой темноте неярко светили окна, расцвеченные дешевыми шторами.
Приступы рвоты сбили с пути, увели с тротуара в лес. Последний приступ,
особенно изнурительный, уложил на землю в зарослях дикой акации. Начался
дождь. Выйти из лесопосадок без посторонней помощи Лис уже не мог. Руки
искали опору и находили прошлогодние листья, обрывки бумаг, осколки бутылок.
Майка и брюки промокли насквозь, прилипли к телу, остудили, обездвижили его,
но и смирили предательскую тошноту, Лис свернулся калачиком и утих - в
нескольких метрах от близкого и недостижимого "логова".
Дом стоял удобно, на краю оврага, в этот овраг легко было уйти из окна на
первом этаже, случись беда. Овраг глубокий, по дну его струился ручей,
тоненькая струйка мутной воды пробивалась сквозь завалы рухляди - воды всего
по щиколотку, но этого достаточно, чтобы спастись от ищеек, и бежать по
мелкой воде легко...
Лена в интерьерах 1995 года. Пробы грима
Не суждено было добраться домой и Гере.
Жизнь пестрит случайностями и совпадениями, желание выстраивать логические
цепочки наивно, жизнь вполне бессмысленна, если о ней поразмышлять всерьез;
довольно часто происходят анекдотические совпадения, каждый человек помнит
десятки подходящих примеров из собственного опыта. Совпадениями и
случайностями нам словно бы дают понять, насколько необязательна логика,
извлеченная из учебников и примененная к жизни. На самом деле, в случайном
заключен один из важнейших законов существования, мы отказываемся его
осознавать, потому что так нам легче жить.
Гера ехал непривычно медленно, прижимаясь к тротуару Волгоградского
проспекта, опасался машин, столбов, пешеходов и собственной слабости. Руки
немели, болезненная сухость шершавила губы.
Белый спортивный "мерседес" преградил ему путь. Желтые аварийные сигналы
"мерседеса" мигали. Женщина в норковой накидке махнула рукой, жестом
попросила помощи.
Задерживаться Гера не собирался. Но женщина наклонилась к окну:
- Молодой человек! Можете мне помочь? Я уплачу...
- Спасибо за "молодого человека"... Я не разбираюсь в "мерседесах"...
Он еще не успел ничего понять. Память рывком провалилась в прошлое.
Железнодорожной гарью ударило в лицо. Перед глазами возникли двери
электрички, они как-то сразу раскрылись, словно были тем самым занавесом,
который отделяет прошлое от настоящего.
Женщина в норковой накидке выпрямилась и очень тихо спросила:
- Ты еще не забыл, как меня зовут?..
Значит, так оно и было: раздвинулся занавес, девушка в спортивном костюме
выпрыгнула на платформу, растерянно оглянулась...
- Лена! Я здесь!! - закричал Гера. И она помчалась ему навстречу, обгоняя
звук его голоса. Или Гере просто так показалось, что она летит? Потому что
по рельсам навстречу Лене катил поезд, встречное движение вагонов сделало
бег стремительным и беззвучным, как сверхзвуковой полет?
Она спросила, не забыл ли он ее имя, и тем самым напомнила ему о времени. О
десяти долгих и разных годах, прожитых врозь... Но голос ее, тот самый
голос, вышиб из памяти десятилетнюю паузу, остановил электрич- ку, заклинил
ее автоматические двери, уничтожил уличные шумы и вместе с ними - все, что
не было ее голосом...
Надо было что-то говорить. И Гера сказал:
- Забыл.
- Рад меня видеть?
- ...
- Молчишь? Испугался?!
- Твоя машина?
- Моя.
- Вышла замуж?
- Нет.
- Откуда такая роскошь?
- У меня надежная профессия.
- Какая?
- Хорошо стреляю. Забыл? Или опять испугался? Шучу!
Когда жизнь неспешно катится под уклон и кончились силы противиться этому,
начинаешь ожидать чуда. Надеешься на него до самой последней секунды, ищешь,
напрягаешь остатки сил, боишься пропустить, не заметить... И обязательно
находишь свое маленькое чудо, потому что маленькое чудо - штука довольно
обыкновенная в нашей жизни. Стоит отказаться от опасного поединка с судьбой,
забыть "направление главного удара" - как тут же и начинают происходить
"чудеса", неприметные события, как-то направляющие твою жизнь: вправо,
влево, назад или вперед - ведь тебе все равно, куда?
Неужели он ждал именно этого: дешевой мыльной оперы? С норковыми шубами,
"мерседесами", роковыми встречами?
Лена села в его машину, обняла, Гера задохнулся в поцелуе, вспомнил
поцелуй-улыбку, глазные хрусталики помутнели, утратили ясность. Отпрянул,
отвернулся к открытому окну, торопливо глотнул дымный уличный воздух.
Тоскливым ожиданием чуда Гера жил последние месяцы. Что-то должно было
случиться, произойти, невозможно было смириться с тем, что вот так незаметно
и скучно кончается жизнь, наступает этап борьбы за биологическое
существование. "Живой труп", - сказал когда-то классик, хотя и по другому
поводу; что-то, видимо, он про это понимал, хотя и не рассказал всей правды?
Или знал, что есть правда, которой нельзя касаться безнаказанно?..
- Что с тобой?
- Извини. Отвык от красивых женщин.
- Поедем куда-нибудь?
Спрашивает и боится, что откажет. Неужели в этой взрослой красивой женщине
до сих пор жива девочка, которая десять лет назад встретила известного
режиссера? Условные рефлексы? Тогда почему... Почему он сам ничего не
чувствует? Ничего - кроме стыда за отсутствие денег? Стыда и усталости?
Стоп-кадр. Популярный технический прием
Когда она пришла впервые - эта усталость? Девять месяцев добровольного
затворничества. Только ли необходимостью написать сценарий они были вызваны?
Зачем обманывать себя? Он ушел в одиночество, как в монастырь, спрятался от
жизни, которую вдруг возненавидел. Что-то надломилось в нем - тогда, на
гребне успеха, когда еще жив был кинематограф и желание снимать кино
казалось безудержным, нескончаемым. Вдруг опротивело все: съемочный
конвейер, капризы артистов, зрители...
Первый месяц затворничества он просто лежал на диване. Так называемая воля к
жизни совершенно исчезла. Предчувствовал надвигающуюся катастрофу? Или сам
же и навлек ее на себя? В мире кино не любят беззубых... Растратил
драгоценный эликсир жизни, пятнадцать лет пробивая невидимую стену? Потерял
себя? Заброшенный на орбиту успеха, оказался в невесомости? Утратил мышечную
силу, лишенный привычного сопротивления обстоятельств? Могло ли так статься,
что Бог даровал ему талант, живущий энергией отрицания? Да и был ли он,
талант? Или дарована ему была страсть, часто очень похожая на талант?
Насытилась, успокоилась - и уснула?
"Господи! Не прошу милостей! Прошу понимания!" - крикнул однажды в пустой
квартире. Кому? В Бога не верил...
Лена покорно ждала.
- Завтра... - тихо сказал Гера. - Давай все отложим на завтра...
Встать в пять часов утра. Колесить целый день по городу. И вечером небрежно
бросить на столик ресторана пачку денег.
- Опять убегаешь?.. - спросила Лена.
- Извини. Я в таком виде...
- В гости ко мне ты можешь поехать в любом виде!
Отправиться к Лене с пустыми руками он не мог. Прийти к женщине без цветов и
шампанского? Гера многого стыдился в своей новой жизни, от многого
отказывался, не в силах преодолеть привычек, стал нелюдим. Иногда усмешливо
говорил себе, что человек - всего-навсего набор привычек...
Можно было, конечно, подъехать к супермаркету, разыграть интермедию с
утерянным кошельком. Как-то пережить унижение... Молчание становилось
оскорбительным, он уже почти решился на отказ - как вдруг Лена сказала:
- У меня сегодня день рождения...
Дом, где она жила, стоял на Ленинградском проспекте. Огромная, мрач- ная -
особенно по ночам - ажурная каменная глыба, выстроенная в сталинские
времена. Гулкий каньон подъезда. Лепное великолепие покрывал плотный слой
пыли, утыканный горелыми спичками - следы развлечений пьяных подростков. На
какое-то время эти дома стали популярны у "новых русских", они избавлялись
от провинциальных и трущобных комплексов, выкупая и реставрируя бывшие
апартаменты сталинских наркомов, превращенные со временем в коммуналки.
Борьба с комплексами обрела вскоре другой, современный характер: в Москве
выросли аккуратные городки, застроенные уютными европейскими коттеджами. Но
тогда, в девяносто четвертом году, среди замызганных коммуналок то и дело
появлялись бронированные двери с золочеными руч- ками - пуленепробиваемые
ворота в рай...
Квартира Лены отгородилась от лифтовой площадки двумя старыми деревянными
створками, давно не крашенными. Это несколько утешило Геру, но спокойствия
хватило ненадолго. Лена отворила створки - обнажилась вторая дверь,
