гладким, но он, для полной ясности произношения, прибегнул к помощи
вокализатора.
Кайал встретился со взглядом немигающих желтых глаз и ответил:
- Вы согласились на переговоры. Я верю в вашу честь. - "Я также
полагаюсь на свою Супернову и ее экскорт. Нужно напомнить ему об этом". -
Эта война - глубокая печаль для меня. Мне бы страшно не хотелось
уничтожать даже самую малую часть вашего мира или отбирать жизни у ваших
столь одаренных людей.
- Может быть, это не так легко и сделать, адмирал, - медленно
проговорил Траувей. - У нас есть защита!
- Это известно. Виван, могу ли я говорить прямо?
- Да. И особенно потому, что, как вы понимаете, решение не может быть
двойственным.
"Нет, но полмиллиона итриан втянуты в это дело, - подумал Кайал. -
Мне кажется, будто я ощущаю их присутствие.
Какого рода это правительство? Его нельзя назвать демократическим в
полном смысле этого слова, как вообще нельзя прикрепить к нему ни один из
земных ярлыков, равно как и само слово "правительство". Можем ли мы, люди,
научиться здесь чему-нибудь? Все наши попытки как будто разбиваются о
стену, и единственный действенный вариант, который мы нашли - грубая
простота кайзера".
- Я благодарю, Виван, - сказал Кайал, - и призываю вас и ваших людей
поверить в то, что мы не станем нападать, если только нас не принудят к
этому обстоятельству. Пока что причин к этому у нас нет. Цель наша
достигнута. Теперь мы можем с успехом провозгласить свои права на
границах. Любое возможное сопротивление было бы спорадическим и, да
позвольте мне употребить это слово, патетическим! Сравнительно малая сила
может блокировать Кетлен. Да, естественно, отдельные корабли могут время
от времени проскакивать. Но вы будете полностью отрезаны от всех владений,
союзников, связей. Подумайте, пожалуйста, о том, сколько времени Доминион
смог бы продержаться при таких условиях как политическое единство!
И подумайте, пожалуйста, о том, как подобные бесконечные траты и
бесконечное нервное напряжение повлияют на отношение Империи. Раньше или
позже будет принято решение об отсечении источника раздражения. Я не
говорю о том, справедливо это или нет, но лишь констатирую сам факт. Сам я
просто буду вынужден повиноваться приказу открыть огонь. В случае особо
отрицательного отношения я, впрочем, мог бы подать в отставку. Но у его
Величества достаточно адмиралов.
Покой сгустился вокруг распятого Христа. Наконец Траувей спросил:
- Вы призываете нас сдаться?
- Я призываю вас к прекращению военных действий, - ответил Кайал.
- На каких условиях?
- Взаимное прекращение огня, конечно. Определенно! Пленные корабли и
прочее будут задержаны Землей, но пленные обеих сторон будут возвращены.
Мы оставим оккупационные войска в системах, которые мы уже захватили, и
займем те миры, провозглашенные частью Империи, в которые мы еще не
входили. Местные власти и население должны будут подчиняться оставленным
на местах военным властям. С нашей же стороны мы гарантируем уважение к
законам и обычаям, к правам на свободу слова и петиций, поощрение
экономических связей, способствование возобновлению торговых отношений,
как только это станет возможным, сохранение независимости любого
индивидуума, желающего продавать свою собственность на открытых торгах и
менять место жительства. Определенные части войск останутся возле Кетлена
и время от времени будут вмешиваться и в коммерческие дела, если только им
не придется проверять, не посылаются ли куда-нибудь воинские отряды или
снаряжение.
Перья пришли в движение. Кайал пожалел о том, что не умеет читать по
ним. Голос по-прежнему оставался монотонным:
- Вы все же требуете сдачи.
Человек покачал головой:
- Нет, сэр, не требуем. Собственно говоря, предъявляя подобные
требования я бы просто нарушил свои полномочия. Конечные соглашения - дело
дипломатов.
- Что мы выиграем, если заранее согласимся на поражение?
- Многое, - Кайал выпрямился. - Уважая ваши возможности, я не
сомневаюсь в том, что вы проконсультировались с вашими специалистами по
человеческой социодинамике. Грубо говоря, вам предстоит преодолеть два
влияния: одно - негативного свойства, другое - позитивного. Негативным
является ваше желание возобновления военных действий. Вы помните о том,
что большая часть вашей промышленности все еще сосредоточена в ваших
руках, что у вас осталось значительное количество кораблей, что ваш дом
хорошо защищен, и прорыв этой защиты обойдется нам в значительную сумму.
Виван, люди Итри, я самым торжественным образом заверяю вас в том,
что Империя не собирается уничтожать вас. Зачем нам брать такой груз на
себя? Что может быть хуже, чем потеря высокоразвитой цивилизации. Мы
желаем получить вашу дружбу, она нужна нам. Среди прочих причин, эта война
была затеяна и для того, чтобы преодолеть причины раскола. Давайте же
теперь попытаемся договориться.
Верно, что я не смогу предсказать форму грядущего мирного договора.
Но я прошу вас обратиться к многочисленным заявлениям, сделанным Империей.
Они достаточно ясны, ибо очевидно, что самое выгодное для Империи, чтобы
на ее слово можно было положиться.
Доминиону придется отказаться от некоторых территорий. Но можно
договориться о компенсации. И, конечно, везде, где ваши границы сольются с
нашими, вас ждет целая вселенная.
Кайал молился о том, чтобы слова его были верно поняты. Его речь была
составлена специалистами, и он потратил часы на ее заучивание. Но если
эксперты ошиблись, или он не справился.
"О, Боже, помоги прекратить это убийство. И прости меня, если в
глубине моего мозга все же прячется мысль о пленении этой планеты".
Траувей некоторое время посидел, не двигаясь, потом сказал:
- Это следует обдумать. Прошу вас быть поблизости на случай
консультации.
Где-то на корабле ксенолог, сделавший изучение Итри делом всей своей
жизни, вскочил с кресла, смеясь и плача, и закричал:
- Война окончена! Война окончена!
Над Флервилем плыл колокольный звон.
Звонили колокола большого собора. Взвивались к небу ракеты и таяли,
не достигнув звезд. Толпы народа заполняли улицы. Люди были опьянены не
столько вином, сколько радостью. Они дудели в рожки, они кричали и каждую
женщину поцеловали не менее сотни незнакомых мужчин, внезапно в нее
влюбившихся. Днем был устроен парад, и имперские войска прошли под
триумфальные звуки трубы, а в небе пролетели эскадрильи воздушных машин и
малых космических судов. Но в столице Эсперансы в секторе Пакис основная
часть радости вылилась ночью.
Высоко на холме, в оранжерее губернаторского дворца стоял и смотрел
на город Экрэм Саракоглу. Он знал, почему город плещет единой большой
волной - шум доходил до него лишь как звук отдаленного прибоя, почему он
сверкает невиданным бриллиантом. Колонисты сохранили в себе пацифистские
черты своих предков: теперь они могли перестать испытывать ненависть к
своим братьям, носящим форму Империи. "Хотя, - проговорил его внутренний
голос, - я готов подозревать, что громче всего в них говорит обыденное
животное облегчение. Запах страха витал над этой планетой с тех пор, как
на границе произошел первый инцидент, и особенно плотным он сделался после
начала войны. Рейд итриан, прорвавшихся сквозь наши кордоны. Мгновенно
раскалившееся небо."
- Да, - сказала Луиза, - я просто поверить не могу!
Саракоглу посмотрел на маленькую фигурку стоявшей возле него девушки.
Луиза Кармен Кайал и Поломарес не оделась в веселые тона после того,
как согласилась принять его приглашение к обеду. Ее туалет был как раз
нужной длины, но из простого серого вельвина. Кроме крошечного золотого
крестика на груди, ее единственными украшениями были несколько
искусственных бриллиантов в волосах. Они сверкали среди черных блестящих
кос, как те ночные солнца, что нарушали призрачную неподвижность ночи, или
как те капли слез, что повисли на ее ресницах.
Губернатор, облачивший свое тучное тело в рубашку с кружевами и
рюшем, тигрово-пятнистую арктоновую куртку, зеленые иридоновые килоты,
снежно-белые чулки, украсил все это драгоценностями, прикрепив их везде,
где только можно было найти для этого место, осмелился погладить ее по
руке:
- Вы боялись продолжения драки? Нет. Это невозможно. Итриане не
безумцы. Принимая условия предложенного нами перемирия, они даже лучше,
чем мы, понимали, что война для них проиграна. Ваш отец скоро будет дома.
Он свое дело сделал. - Он вздохнул, надеясь, что вел себя не слишком
театрально. - Моя роль, конечно, будет более прозаической!
- Из-за условий переговоров?
- Да. Не то чтобы мой статус был неограниченным. Но, как бы там ни
было, мне предстоит быть представителем Земли, и Империя будет полагаться
на совет моего штаба и мой собственный. В конце концов, этот сектор будет
по-прежнему граничить с Доминионом и объединять новые миры.
Взгляд ее был слишком пронзительным для таких юных глаз.
- Вы становитесь весьма важным человеком, не так ли, Ваше
Превосходительство? - Тон ее голоса был если не ледяным, то, во всяком
случае, весьма прохладным.
Саракоглу полностью углубился в отрывание лепестков от цветка фуксии.
Куст циниамона - итрианского растения - наполнял воздух нежным ароматом.
- В общем, да, - сказал он. - Я не хочу быть нечестным с вами, донна,
выказывая ложную скромность!
- Сектор будет расширяться и реорганизовываться. Вы, возможно,
получите награды или рыцарские отличия. И, наконец, вполне вероятно,
будете отозваны домой с предложением стать одним из сверстников.
- Мечты не возбраняются никому!
- Вы способствовали началу этой войны, губернатор!
Саракоглу провел ладонью по лысой голове. "Отлично, - решил он. -
Если ей совершенно безразличны те шаги, которые я предпринимаю по
отношению к ней, если ей безразлично, что из-за нее я послал отказы Хельге
и Генриетте (конечно же, слухи об этом достигли ее ушей, хотя она не
сказала ни слова и ничем не выдала своей осведомленности) - что ж, я,
возможно, смогу вернуть их, или, если они не захотят вернуться, недостатка
в других не будет. Несомненно, эта моя мечта о ней - просто вечное мужское
нежелание признать, что я старею и толстею. Но мне давно уже известно, что
является лучшим лекарством от разочарования. Но как мило она выглядит
среди цветов".
- Я способствовал тому, чтобы привести это дело к удачному концу до
того момента, как оно приняло бы дурной оборот, - сказал он ей. - Итриане
не святые. Они следуют всегда своим интересам, насколько это позволяют им
ресурсы.
- Было принесено много человеческих жертв.
- Донна, я принес Земле присягу!
Она все еще испытующе смотрела на него.
- Тем не менее, вы должны были сознавать, что это означает для вашей
карьеры, - сказала она по-прежнему спокойно.
Он кивнул:
- Конечно. Но поверите ли вы мне, если я скажу, что это не упростило
все для меня, а усложнило? Я думал, я действительно считал, что
рекрификация границ будет благим делом. Да, я думал, что способен на
большее, нежели на выполнение обыденной работы: вначале перестройка здесь,
потом, если удастся, работа в политическом совете, где я смог бы провести
в жизнь ряд реформ. Должен ли я был отказаться от этого дела, боясь
показаться самодовольным? И неужели я так нехорош тем, что мне нравится
моя работа?
Саракоглу опустил руку в карман, ища портсигар.
- Возможно, ответ на эти вопросы - "да", - закончил он. - Как может
