время коротких вылазок в зараженную радиоактивностью местность вокруг.
Их осталось только пятеро. Почти все время они сидели неподвижно,
закутавшись в старые одеяла, и дремали. Разговаривали мало, а если разговор
все же начинался, он сразу переходил в ссору. Все они были раненые, больные,
облученные, и нервы у всех были как натянутая струна.
Им уже не раз приходилось менять пристанище. Бригады санирования,
покончив с одной улицей, переходили на другую, и впереди шла цепь
полицейских и солдат. Ибо события, предшествовавшие катастрофе, забыты не
были. По транзисторному приемнику, принимавшему те несколько станций, в
радиусе действия которых они находились, они слышали перечни разыскиваемых.
Были там и их имена.
-- Кто-то нас предал, -- сказал Харди. Он сбросил с себя одеяла и
заметался по комнате. -- Только так я могу себе это объяснить. Иначе откуда
они знают наши имена?
И он злобно посмотрел на Бена.
-- Держи себя в руках, -- одернул его Джонатан.-- Что толку жалеть о
том, чего не вернешь? В лужу мы сели все вместе.
Харди от него отмахнулся. Остановился перед Беном и сказал:
-- Признайся: проболтался ты! Предупредил Барбару -- и этого было
достаточно, бонзы спаслись.
-- Это же бессмыслица, -- возразил Бен. -- Тогда бы они смогли
предотвратить разрушения. А разве они их предотвратили?
-- А может, они и не хотели! -- воскликнул Харди.-- Может, то, что
случилось, как раз их и устроило!
-- Но ведь правительство теперь у нас новое! -- перебила его Эдвиге.
Казалось, Харди с трудом сдержался, чтобы ее не ударить.
-- Вот именно! -- заревел он. -- Мы ведь так замечательно все
продумали: хотели сами сформировать правительство! Даже посты в нем
распределили! И чем все кончилось? Мы не знаем, кто теперь наверху, но, судя
по всему, новое правительство куда хуже старого!
-- Не нужно на меня кричать, -- сказала Эдвиге.
-- Не ссорьтесь! -- сказал Джонатан. -- От этого нам лучше не будет.
Сейчас нужно думать прежде всего о том, как нам спастись. Кто знает, может
все у нас еще впереди!
-- Ты неисправимый оптимист, -- сказала Эдвиге.-- Ты что, в самом деле
думаешь, что мы когда-нибудь отсюда выберемся? Что, интересно, мы можем
теперь сделать? Нам только и остается, что ждать, когда они нас найдут.
-- Вы правы, внешне ничего не изменилось. -- Джонатан встал и начал
растирать окоченевшие руки. -- Тон нового правительства почти такой же, как
у прежнего. Но, может, именно в этом наш шанс. Если у нас и вправду будет
строиться новое государство, то будет восстановлена и старая компьютерная
система. А это по нашей части -- как-никак мы специалисты. И у Бена
по-прежнему сохранились те бумаги -- перечень действий, ставящих под угрозу
существование системы. Что бы вы ни говорили, я твердо убежден: когда-нибудь
мы ими воспользуемся.
Джонатан стоял выпрямившись, с высоко поднятой головой, и Бену
почудилось, будто перед ним пророк, который сквозь время и пространство
прозревает далекое будущее. Но он знал, что пророков нет и ни в чем нельзя
быть уверенным. Есть одни только шансы, и даже они ничтожны. Да, записи
по-прежнему у него, в его нагрудном кармане, -- он машинально положил на
карман руку и услышал похрустывание бумаги. Но действительно ли записи эти
представляют еще какую-нибудь ценность?
Они услышали, как кто-то спускается по лестнице -- это был Франсуа,
который сейчас нес вахту.
-- По-моему, принимаются за нашу улицу!
Харди, который, совсем обессилев, опирался о стену, поднял голову.
Глаза его неестественно блестели: у него был жар.
-- Я сматываюсь: мы здесь как в мышеловке!
-- Оставайся на месте! -- приказал ему Джонатан.
Но Харди уже взбегал по ступенькам, и они тут же услышали, как он идет
по усыпанной обломками стен мостовой...
-- Если мы здесь останемся, нам конец, -- сказал Бен.
-- Не хочу больше перебегать из одной дыры в другую. Словами не
выразить, до чего я устала. Больше не могу. -- И Эдвиге, вытянувшись на
своей импровизированной постели, закрыла глаза.
Джонатан бросил на нее презрительный взгляд. Постом сказал:
-- Вы все отдаете себе отчет в том, что будет, если нас поймают? -- Он
обвел их взглядом, однако ответа не последовало. -- Не исключено, что они
знают о том, кому обязаны катастрофой, -- продолжал Джонатан. Несколько
секунд он смотрел на Бена, однако и тот на его слова никак не реагировал. --
Но вполне вероятно, что мы в их черных списках числимся на тех же
основаниях, что и многие другие. Естественно, если мы попадем к ним в руки,
скрыть не удастся ничего. У них есть способы заставить человека говорить.
Достаточно им поймать одного, и...
Он сдвинул рукав пальто и посмотрел на часы. Открыл рот, чтобы сказать
что-то еще... и тут они услышали короткую автоматную очередь. Не слишком
близко, но и не слишком далеко. Все подумали об одном и том же: Харди.
-- Нужно выбираться отсюда! -- прошептал Франсуа.
Подчеркнуто спокойно Джонатан сел на первый попавшийся мешок.
-- Надо дождаться ночи. Тогда попробуем прорваться. Но на этот раз,
похоже, придется туго: кольцо вокруг района сужается. Остается одно --
попробовать выйти из оцепления, попасть на ту сторону.
Франсуа впился в него глазами:
-- Ты думаешь, может получиться?
Джонатан неопределенно махнул рукой.
-- Надежды мало. Последняя и очень сомнительная попытка, ничего более.
А для того, чтобы ни один из нас не мог предать другого, я предлагаю
применить одно необычное средство.
Он встал и направился в угол, где лежало несколько оставшихся у него
вещей: сумка, коробка, обернутая газетной бумагой, небольшой ломик, который
в случае необходимости можно было использовать как оружие. Он открыл
коробку, вынул из нее продолговатый футлярчик -- пластмассовую коробочку с
несколькими ампулами. Там же лежали шприц и несколько игл. Взяв одну из них
пальцами, Джонатан навинтил ее на шприц.
-- Этот препарат стирает воспоминания, -- сказал он. -- Необходимые для
повседневной жизни способности остаются, но все, что мы делали в последние
месяцы и годы, мы забываем -- и сами события, и вовлеченных в них людей.
Он замолчал и прислушался, и они услышали постукивание и негромкое
потрескивание: группа очистки приближалась.
-- Времени у нас немного, -- сказал Джонатан. -- Оголите до плеча руку,
каждый получит свою дозу. Экономить я не буду -- пройдут годы, а может, и
десятилетия, прежде чем воспоминания оживут опять.
-- А... через сколько времени... -- спросил, запинаясь, Франсуа, --
через сколько времени средство начнет действовать?
-- Часа через два-три, -- ответил Джонатан. -- Сейчас уже темнеет, и мы
разойдемся в разные стороны. Пройти через оцепление каждый будет пытаться в
одиночку. Кого-то из нас могут ранить, кто-то попадет в руки полицейских.
Однако, когда начнутся допросы, никто не сможет ничего рассказать.
Они молчали. Возможно, они верили его словам, а возможно, просто
слишком устали, чтобы говорить. Один за другим они подходили к Джонатану, и
он вводил каждому препарат. Не миновало это и Эдвиге: Франсуа завернул рукав
у так и не поднявшейся девушки, и Джонатан встал около нее на колени.
Последнюю инъекцию он сделал себе. Потом встал и тихо сказал:
-- Желаю удачи!
Больше они друг друга не видели. Один за другим они поднялись крадучись
по лестнице и исчезли в сгущающихся сумерках. Осталась только лежавшая
безучастно Эдвиге.
Выйдя наверх, Бен остановился на мгновение: он еще слышал осторожные
шаги Франсуа, который вышел чуть раньше. Не все ли равно куда идти? Почти
сразу приняв решение, Бен перешагнул невысокую стену слева, оказался среди
обломков сброшенной с дома крыши и полез дальше через руины. Нужно найти
место, где спрятаться. И выбрать такое место нужно очень продуманно, чтобы
инфракрасными детекторами его не обнаружили. Он заглядывал во все новые и
новые полуразрушенные комнаты, но безрезультатно. Один раз попытался влезть
через окно в какой-то подвал, но начали осыпаться кирпичи, и он повернул
назад. Остановился, прислушался... издалека доносился шум, и совсем близко
из громкоговорителя раздавались слова:
-- Призываем всех сдаться! Без медицинской помощи вы погибнете! Кладите
руки на затылок и выходите по одному из укрытий...
Бен повернулся и побежал прочь. Снова и снова приходилось прыгать через
металлические балки и остатки стен. Он старался двигаться бесшумно, но это
было невозможно. Между тем местность с каждым шагом становилась все
фантастичнее. Дома выглядели так, будто их разрезали бритвой, некоторые
части остались совершенно нетронутыми -- можно было заглянуть в жилые
комнаты, где стояла мебель, висели занавески, лежали и сидели
мумифицированные трупы; и тут же, совсем рядом, прокатилось колесо
разрушения и все превратило в пыль.
Войдя через ворота в узкий проход между двумя полуразрушенными стенами,
Бен неосторожно наступил на кусок жести, поскользнулся и упал с грохотом.
Тут же взлетела осветительная ракета, за ней другая, третья... Как загнанный
зверь, он пытался скрыться в каком-нибудь темном углу, однако свет от ракет
ослеплял его, и было чувство, будто он стоит беззащитный на открытой
лестничной площадке...
Тут он увидел неширокую щель между стеной дома и перевернутым вагоном
подземки и с трудом в нее втиснулся.
За спиной послышались шаги, теперь уже совсем рядом, -- казалось, ему
наступают на пятки.
Шаги загрохотали и впереди.
Снова он попытался уйти в сторону, нашел короткий крытый отрезок улицы,
явно остаток какой-то галереи. Нырнул туда, но, к своему отчаянию,
обнаружил, что оказался в тупике: другого выхода отсюда не было.
-- Сдавайся! Поднимай руки и выходи! -- прокричал усиленный мегафоном
голос.
Бен лежал, не шевелясь, в углу. Тяжело дыша, выбившись из сил, он
прижал руку к пронизываемой болью груди и вдруг услышал шуршание: записи! Он
вскочил как ужаленный. Об этом не подумал никто, даже Джонатан. Если его
сейчас схватят, бумаги будут доказательством его вины. Он вертел головой как
дикий зверь, попавший в ловушку.
Куда спрятать записи, чтобы их не нашли?
Каменная кладка стены, сорванная оконная рама... Прямо перед ним --
водоразборный кран.
Он опять услышал шаги. Они приближались.
-- Стой! Буду стрелять! -- заорал Бен, надеясь выиграть хотя бы
несколько секунд.
Дрожащими руками он открутил от крана головку. Вытащил бумажные листки
из нагрудного кармана, свернул их так, чтобы они занимали как можно меньше
места. Втиснул под неплотно прилегающую прокладку и снова навинтил головку.
Бросился через дорогу, надеясь скрыться в сумраке на другой стороне... Удар
в плечо повалил его на мостовую, а потом он услышал три коротких щелчка.
В глазах у него потемнело. Он еще слышал, как приближаются шаги, но
вдруг все замерло, и он очутился в мире без света, без звука, без земли под
ногами. И все быстрее, быстрее стал падать в бездонную пустоту.
14
На этот раз реактивация глубоко зарытого содержимого памяти обрела
форму запутанного сновидения. И однако сейчас это проходило иначе, чем в
прежние два раза. Он заметил, что не раз был на грани пробуждения: может
быть, средство теперь действовало слабее, он к нему стал менее чувствителен
-- видимо, сказывалось привыкание. Он метался, на какие-то секунды,
по-прежнему не открывая глаз, оказывался в настоящем, и тогда его охватывал
