ни прямого, ни косвенного.
-- Но я не помню, как я учился, -- вставил Бен.
-- Вполне естественно, -- сказал Освальдо. Они опять летели в тумане;
солнечный свет сюда еще проникал, но он был рассеянный и неяркий. -- Это
связано с одной мерой, совершенно необходимой для того, чтобы общество
функционировало безупречно. Мера эта связана с различием между открытым
обучению юным существом, с одной стороны, и зрелым индивидом, для которого
любая способность учиться чревата опасностью, -- с другой. После того как
образование завершено, никакая новая информация больше не нужна, вполне
достаточно снова и снова обновлять старую. Поэтому мы предпринимаем
определенного рода вмешательство -- речь идет об электрокоагуляции одного
крошечного центра в мозгу, -- которое в каком-то смысле подводит черту под
фазой обучения. Побочным эффектом операции оказывается стирание воспоминаний
о времени обучения. И в этом есть свои положительные стороны: устраняются
мысли и воспоминания, которые впоследствии могли бы индивиду мешать.
-- Учащиеся знают, что им предстоит? Я имею в виду: говорят им о том,
что воспоминания их будут стерты, а способность к дальнейшему развитию
уничтожена?
Освальдо пристально посмотрел на Бена.
-- Они знают, что выдержали экзамен и вступают в жизнь. Это важная веха
в их развитии, и она становится поводом для праздничной церемонии. Это все,
большего им знать не нужно. И это правильно.
Стало заметно темнее; в это время года лучи солнца еще не проникали
сквозь слой тумана к поверхности земли. А затем с легким толчком турботакси
село на крышу здания, с которого взлетело.
Тезисы о целях развития Государства Порядка
Такие занятия, как научная работа, являются признаками переходной фазы,
характеризующейся именно тем, что идеальное положение вещей, которое и
является конечной целью, еще не достигнуто. Круг лиц, допущенных к такой
работе, стоит вне закона. Он не должен превышать строго необходимого
минимума. Связь между экстерриториальной областью труда и внешним миром
ограничивается абсолютно необходимым обменом данными по специальности. В
число первоочередных задач Комитета входит разработка планов по скорейшему
претворению в действительность Государства Порядка. Разработанные планы
должны быть оптимально приспособлены к языкам программирования и
функционированию цифровых вычислительных машин. Полная автоматизация будет
достигнута, когда компьютер получит а форме программ всеобъемлющие
директивы, обеспечивающие переход к государству тотального порядка.
Необходимость в какой-либо научной работе после этого отпадает. Поскольку
любое воспоминание о последних пережитках эпохи хаоса может вызывать
беспокойство и причинять страдания, вышеназванный круг лиц должен затем
немедленно быть подвергнут широкой блокировке памяти. После этого он без
каких-либо ограничений будет интегрирован в социоструктуру Свободных
Граждан. Благодаря этой мере архаический образ мыслей утратит последнюю
возможность на кого бы то ни было влиять -- человек достигнет конечной цели
своего развития: ФИЗИЧЕСКИЙ ТРУД, ЗАБОТА О ХЛЕБЕ НАСУЩНОМ ПРИНАДЛЕЖАТ
ПРОШЛОМУ. ЧЕЛОВЕК НАШЕЛ ДОРОГУ НАЗАД -- В ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ!
18
Освальдо и Бен вышли из турботакси. Бен шагнул было к лестнице, ведущей
к лифту, однако Освальдо показал в другом направлении:
-- Сюда!
Это тоже был вход в лифт, и лифт этот почти не отличался от того, на
котором они сюда поднялись. Освальдо вызвал кабину, и вскоре двери перед
ними раздвинулись. Они вошли в лифт и поехали вниз.
-- Я везу тебя в другую часть здания, -- объяснил Освальдо. -- По
понятным причинам рабочие комнаты высших трех категорий от остальных
отделены. Я везу тебя в твои новые помещения.
Выйдя из лифта, они оказались в коридоре и сделали по нему несколько
шагов. Коридор был простой и строгий, только на полу лежала тяжелая красная
дорожка да по потолку фантастической змеей вилась цепь флуоресцентных
трубок.
Освальдо открыл какую-то дверь, они вошли. За автоматической пишущей
машинкой сидела девушка. На стене над ней располагались шесть экранов. Два
были выключены. На третьем был виден вход в здание, на четвертом -- крыша с
посадочной площадкой, на пятом -- коридор перед дверью. Шестой экран
показывал современно обставленную и снабженную всем необходимым рабочую
комнату.
Девушка встала. На ней были темно-красная юбочка выше колен и черный
свитер. Русые волосы, доходившие до плеч, посередине были разделены
пробором.
-- Это Дженни, твой секретарь.
Девушка протянула Бену руку. Она была невероятно хороша собой, подобной
женщины Бен не мог себе представить даже в самых смелых своих фантазиях.
-- Пойдем дальше. Вот твоя рабочая комната.
Освальдо подтолкнул Бена вперед, в открытую дверь в стене направо. Едва
войдя, Бен понял, что находится в комнате, которую показывает шестой экран.
-- Нравится?
Комната была светлая и уютная. Ничего лишнего, однако материал, из
которого была сделана мебель, обои на стенах, паркет, окна в человеческий
рост -- все свидетельствовало о превосходном вкусе. Работать здесь,
наверное, было бы одно удовольствие.
Освальдо снова легонько подтолкнул замершего Бена вперед.
-- Вот твой письменный стол, там есть все, что тебе может понадобиться.
Садись!
Все это было похоже на сказочный сон. Бен сел, обвел взглядом комнату:
рельеф из блестящего темного металла, изображающий геометрическую фигуру,
экран в два метра в поперечнике на противоположной стене, несколько низких,
широких кресел и кушетка, поставленные прямоугольником внутри прямоугольного
углубления в полу, стеклянный стол посередине, экзотические растения в
ящиках с землей, стоящие на подоконнике, и светло-желтое стекло окна,
отделяющее комнату от внешнего мира... Через стекло он увидел огромный
внутренний двор в форме вытянутого шестиугольника. Внизу росли деревья,
цветы, зеленела трава, и надо всем этим светило солнце -- так по крайней
мере ему показалось в первый момент, пока он не обнаружил, что двор
находится под стеклянным куполом, в центре которого на сад изливает свое
сияние излучатель тепла и света.
Освальдо сел на стул перед письменным столом.
-- Здесь ты будешь работать, -- сказал он. -- Разумеется, ты получишь
псевдоним и маскирующую категорию -- думаю, более высокую, чем та, что у
тебя была. Дженни все тебе скажет. На тебя лягут много обязанностей и
немалая ответственность. Работать придется больше, чем прежде, но и
вознаграждение увеличится. Людям нашего положения время от времени нужна
разрядка. Но и тогда мы не перестаем трудиться для блага общества. Я уже
говорил, что ты в числе тех немногих, кто выбран для клонирования. Время от
времени и ты будешь приезжать в один из наших высоких домов за чертой
города. И будешь наслаждаться обществом женщин, удовлетворяющих всем
требованиям, не только генетическим.
Возможно, это было простое совпадение, но именно при этих словах в
комнату вошла Дженни, в руках у нее был блокнот.
-- Ну ладно, теперь я могу оставить тебя одного, -- сказал Освальдо и
встал. -- Теперь ты один из нас. Да, еще одна мелочь, чуть не забыл: нам для
нашего архива нужны записи -- ты знаешь, какие я имею в виду. Не нужно,
чтобы ты сам мне их давал, достаточно сказать, где они.
Руки Бена лежали на краю письменного стола, и он провел ими по
поверхности... Что это: пластмасса, камень, металл? Материал был гладкий, от
него исходило приятное ощущение долговечности и прочности.
-- Ты не слышал, Бен? Я попросил у тебя записи. Хотя они чистое
ребячество, лучше исключить возможность того, что они могут попасть в
неподходящие руки. Где они у тебя?
-- Я их сжег.
-- Сжег? -- переспросил Освальдо. Его голос звучал чуть тише прежнего.
-- Как это понимать: сжег?
-- Как понимать? Так, как я сказал: я их сжег.
Две-три секунды Освальдо молчал. Потом заговорил:
-- Ты хочешь сказать, что записей больше не существует? Ты это точно
помнишь? Есть у тебя какие-нибудь доказательства?
-- Доказательства? -- повторил Бей. -- Какие доказательства могут быть
тому, что бумаги уничтожены? Я понял, что там написаны опасные вещи, и понял
также, что некоторые люди готовы пойти на все, лишь бы получить записи.
Зачем мне эти бумаги? Поэтому я их сжег.
Освальдо смотрел на него неподвижным взглядом, красивое личико Дженни
тоже окаменело.
-- Может быть, это так, -- наконец заговорил Освальдо. -- Может быть,
ты говоришь правду. Да, я почти верю: то, что ты сказал, соответствует
истине. И все же я спрашиваю тебя еще раз, и от твоего- ответа зависит очень
многое, не в последнюю очередь для тебя самого. Где бумаги? Подумай
хорошенько, а уж потом отвечай.
Бен по-прежнему сидел в кресле за письменным столом, который был для
него непомерно велик.
-- Что я еще могу ответить? Я сжег их, они стали пеплом, пылью. Никому
больше не нужно их искать, никому не нужно лгать и обманывать, чтобы
заполучить их в свои руки. Вот мой ответ, нравится он тебе или не нравится.
-- Ну что ж... теперь уже не имеет большого значения, действительно ли
это так или ты мне просто не хочешь сказать правду. Гораздо важнее, чтобы не
осталось никого, кто мог бы использовать бумаги во вред Свободному Обществу.
Послышались шаги, и, обернувшись, Бен увидел шесть полицейских. Как и
большинство граждан, они были в белых комбинезонах, но на голове у каждого
был шлем, а на поясе кобура. Каждый держал в руке извлеченный из кобуры
лучевой пистолет и целился в Бена. А за ними вошел еще кто-то: это оказалась
Гунда. Освальдо повернулся к ней и сказал:
-- Охота закончилась. Бумаги он сжег.
-- Ты ему веришь? -- спросила Гунда.
-- Мы можем это проверить, -- ответил Освальдо. -- Нашим психологам нет
равных. У наших неврологов лучшая техника, какая только существует. Работа
будет кропотливая и долгая, но проделать ее придется: рисковать нельзя.
Только тогда мы сможем быть уверены, что это опасное оружие никто никогда не
обратит против нас.
-- Наверное, он спятил, -- прошептала Гунда. -- Но теперь понятно,
почему мы не смогли их найти.
-- Он не захотел с нами сотрудничать. С таким же успехом я мог бы
обещать ему золотые горы.
-- Он ни разу не захотел воспользоваться своим шансом.
-- А у него был шанс?
-- Или он беспредельно верит в свою удачу -- возможно, даже верит в
бога. Или же он психически больной. Ни угрозы, ни уговоры на него не
действуют. Испугать его не удалось ни разу. Даже когда мы напали на него на
станции подземки, пульс его не превысил восьмидесяти.
Освальдо повернулся к Бену:
-- Наверное, ты уже понял, что твой конец близок. Мне тебя почти жаль,
лично против тебя я ничего не имею. Ты .всегда интересовал меня. Я наблюдал
за тобой, и мне казалось, что я тебя знаю. Поэтому для меня необъяснимо, как
ты мог сжечь бумаги. Теперь ты можешь мне сказать, о чем ты думал, когда их
сжигал?
Отсутствующим взглядом Бен посмотрел на стол, за которым сидел.
-- Сколько сейчас времени? -- спросил он.
-- Он потерял рассудок, -- сказала Гунда.
-- И что во всем этом правда? -- спросил Бен. Голос его был лишен
всякого выражения. -- Кто я? Пережиток старого мира, сохранявшийся целое
столетие и случайно опять вернувшийся к жизни? Член группы заговорщиков?
Участник восстания?
-- Если тебя интересует, не герой ли ты, то должен тебя разочаровать:
