вовсе нет, -- ответил Освальдо. -- Вместе с группкой учащихся школы
программирования ты хотел изменить мир -- всего-навсего. Ребячество, ничего
больше. Вы и сами не подозревали, какими опасными могут быть рецепты для
саботажа, которые вы напридумывали. Психоблок тебе поставили твои же
собственные товарищи, и жизнь мы тебе сохранили потому, что только ты знал,
где спрятаны записи; нужно было устранить и эту опасность, последнюю. И
пусть даже опасность эта была незначительной, все равно мы хотели, чтобы от
нее не осталось и следа. Поэтому мы наблюдали за тобой год за годом. Мы
знали, что даже самый прочный психоблок через некоторое время слабеет и
ослаблению этому можно способствовать. Ты реагировал так, как мы ожидали. Ты
причинил нам много хлопот и немало неприятностей, но бой ты проиграл прежде,
чем его начал. Мир у нас в руках, и это хорошо.
Бен резко встал из-за стола. Полицейские мгновенно подняли лучевые
пистолеты, но властным жестом он их остановил.
-- Я сказал правду: бумаги уничтожены. Но я позаботился о том, чтобы
знание, в них содержавшееся, осталось жить. Сколько сейчас времени?
Ошеломленный, Освальдо посмотрел на часы у себя на руке:
-- Начало двенадцатого. Что значит этот вопрос?
-- Очень просто: во всех центрах обучения, и прежде всего в ваших
школах и институтах, с десяти до одиннадцати утра обязательный урок
сравнительной истории. Я распространил содержимое бумаг через открытую сеть
связи и дополнил его некоторыми разъяснениями. Я позаботился о том, чтобы
одновременно с передачей текст и данные фиксировались на ксероксе, на
перфокартах, на магнитной пленке -- звуко- и видеозаписью. В эту минуту
существуют уже миллионы копий. Часть вы сможете уничтожить, -- по-видимому,
даже большую часть, -- но их так много, что сколько-то обязательно
останется. И каждого, кто их прочтет, призывают выучить их наизусть и
передавать эти знания другим. Я не рассчитываю на взрослых: их вы превратили
в безвольные марионетки. Я рассчитываю на молодых, которым вы оставили
свободу учиться, думать и к чему-то стремиться. Не знаю, что будет дальше,
но твердо верю: таким, каким был до сих пор, город не останется -- люди
станут другими. Это все.
Лица полицейских были бесстрастными, казалось, что глаза их смотрят
сквозь предметы или поверх них. Освальдо опирался о косяк. Лицо его выражало
отчаяние.
-- Увести! -- с усилием приказал он.
