недели и четвертое число восьмого месяца, то есть день составления
донесения.
Бонд сообщал, что алмазная цепочка начиналась где-то рядом с Джеком
Спэнгом, выступающим под именем Руфуса Сэя, а кончалась в руках у Серафимо
Спэнга. Первоначальным пунктом служила контора "Тенистого", откуда камни
поступали в "Бриллиантовый дом" для огранки и сбыта.
Бонд просил Лондон установить слежку за Руфусом Сэем, но
предупреждал, что непосредственное руководство контрабандными операциями
банды Спэнгов осуществляет некий "АВС", и что у Бонда нет о нем никаких
сведений, если не считать, что он, возможно, живет в Лондоне. Видимо,
только через него можно отыскать источник поступления алмазов в Африке.
Далее Бонд написал, что намерен приблизиться к Серафимо Спэнгу,
используя для этого возможности ничего не подозревающей Тиффани Кейс,
краткие данные о которой он также сообщил.
Он отправил телеграмму по телефону, через "Вестерн Юнион", принял уже
четвертый за день душ и отправился в кафе "Вуазэн", где заказал два
"мартини" с водкой, омлет и клубнику. За обедом он прочитал прогноз скачек
в Саратоге. Фаворитами там назывались принадлежавшая некоему господину
Уитни лошадь по кличке "Вновь впереди" и лошадь "Призыв к действию",
хозяином которой был господин Уильям Вудвард Джейнр. О "Застенчивой
улыбке" не упоминалось даже вскользь.
Затем Бонд вернулся в гостиницу и улегся спать.
В воскресенье, ровно в девять утра, к тому месту у ступеней
гостиницы, где стоял рядом со своим чемоданом Бонд, подкатил черный
"Студебеккер", с откидной крышей.
Как только Бонд закинул свой багаж на заднее сиденье и забрался в
кабину, Лейтер потянул за какой-то рычаг, нажал какую-то кнопку и
полотняная крыша медленно поднялась вертикально, а затем - собралась
складками и опустилась в паз между задним сиденьем и багажником. Ловко
манипулируя здоровой рукой и стальным крюком, Лейтер, переключая скорости,
направил машину через Центральный парк.
- Ехать чуть больше трехсот двадцати километров, - сказал Лейтер,
когда они выехали на Хадсоновскую магистраль. - Это почти сразу же за
Хадсоном, на север, в штате Нью-Йорк, неподалеку от границы с Канадой.
Поедем мы по таконикскому шоссе. Торопиться нам некуда, так что покатим,
не торопясь. К тому же неохота платить штраф. Почти во всем штате Нью-Йорк
нельзя ехать больше восьмидесяти километров в час, а полицейские там -
злее не бывает. Впрочем, если понадобиться, я всегда смогу от них удрать.
Они не штрафуют тех, кого не смогли догнать: стыдно признаваться в этом на
суде.
- Но я слыхал, что полицейские машины могут свободно развивать
скорость более 140 километров в час, - сказал Бонд, решив, что на старости
лет его друг решил прихвастнуть. - Не думаю, что "Студебеккеры" типа
твоего могут с ними тягаться.
Впереди был пустой и прямой отрезок дороги. Лейтер быстро посмотрел в
боковое зеркало и резко переключил рычаг на вторую скорость, одновременно
вдавив педаль газа в пол. Голова Бонда дернулась назад, и он почувствовал,
как его вжимает в спинку сиденья. В недоумении он посмотрел на спидометр.
Сто тридцать. Лейтер своим крюком опять переключил скорость. Машина
неслась все быстрее. Сто сорок пять, сто пятьдесят, сто шестьдесят пять...
Впереди показался мост и перекресток перед ним. Лейтер нажал на тормоз,
рев мотора превратился в обычный ровный шум. Они уже ехали со скоростью
всего девяносто километров в час, легко переходя повороты дороги.
Лейтер искоса взглянул на Бонда и ухмыльнулся.
- Могу выжать и двести, - гордо сказал он. - Недавно я за пять
долларов проверил ее на скорость в Дайтон-бич. Даже на песке она показала
205 километров в час.
- Черт меня побери! - воскликнул пораженный Бонд. - Что же это за
машина? Разве это не "Студебеккер"?
- Это "Студиллак", - сказал Лейтер. - "Студебеккер" с мотором от
"Кадиллака". У нее специальная коробка передач, особые тормоза и задняя
ось. Хитрая работа. Есть неподалеку от Нью-Йорка маленькая фирма, которая
делает такие машины на заказ. Их очень немного, но зато они куда лучше
всяких там "корветов" и "сандербердов". А про корпус и говорить нечего!
Его разработал один француз, Раймон Леви. Лучший в мире дизайнер. Но
американский рынок до него пока не дорос. Слишком необычные формы.
Нравится машинка-то? Спорим, что на ней я устроил бы твоему "бенгли"
хорошую взбучку?
Лейтер довольно хихикнул и полез в левый карман пиджака за
десятицентовой монетой: за проезд по мосту Генри Хадсона надо было
платить.
- Если только у тебя на ходу колесо не отвалится, - парировал Бонд,
когда они снова набрали скорость. - Этот твой шарабан хорош для детишек,
которые не могут позволить себе купить настоящую машину.
Так они пикировались по поводу английских и американских спортивных
машин, пока не пересекли границу с Вестчестерским округом. Через
пятнадцать минут они уже ехали по уходящему на север Таконинскому шоссе,
петлявшему среди долин и лесов. Удобно устроившись, Бонд молча смотрел на
открывающийся перед ним один из красивейших в мире пейзажей и размышлял о
том, чем сейчас может быть занята Тиффани и как, после Саратоги, он сможет
вновь повидаться с ней.
В полдень они остановились на обед в ресторане "Курица в корзинке".
Это был построенный из бревен дом в стиле первых переселенцев со
стандартным набором мебели внутри: стойка с самыми известными сортами
шоколада, конфет, сигарет, сигар, журналами и прочим чтивом, сверкающий
хромом и разноцветными огоньками музыкальный автомат фантастической
наружности, дюжина полированных деревянных столов со стульями в центре
зала и многочисленными "кабинетами" вдоль стен. Было здесь, естественно, и
меню, предлагавшее жареную курицу, "свежую форель", которая провела уже
много месяцев в заморозке, несколько холодных закусок. Две официантки как
всегда зевали и не обращали внимания на клиентов.
Однако яичница, сосиски, горячий тост из ржаного хлеба и пиво "Миллер
Хайлайф" были поданы довольно быстро и оказались вполне съедобными. Не
плох был и кофе-гляссе. Выпив по две порции, Бонд и Лейтер перешли к
разговору про Саратогу.
- Одиннадцать месяцев в году, - рассказывал Лейтер, - городишко
словно вымирает. Через него только проезжают на водные и грязевые
источники лечить ревматизм и тому подобное, так что почти круглый год там
- мертвый сезон. В девять вечера все уже спят, а днем единственными
признаками жизни становятся, скажем, два пожилых джентльмена в панамах,
спорящие о том, надо ли было Бургуаню сдаваться при Шайлервилле (это в
двух шагах от Саратоги), или о том, каким был мраморный пол в старом отеле
"Юнион" - черным или белым. Но раз в году - в августе - городок
преображается. Проходящие там скачки - популярнейшие в Америке, и тогда-то
улицы начинают кишеть вандербильтами и уитнеями. Пансионы взвинчивают цены
на комнаты в десять раз, а организационный комитет заново красит трибуны,
отыскивает где-то лебедей, чтобы засадить местный пруд, ставит в этом-же
пруду на якорь древнее индейское каноэ и включает фонтан. Никто уже не
помнит, откуда вообще взялось это каноэ, а спортивный журналист,
попытавшийся докопаться до сути, смог лишь узнать смелую гипотезу о
причастности ко всему этому какой-то индейской легенды. Узнав этот важный
факт, журналист решил бросить поиски. По его словам, он сам в десять лет
мог соврать гораздо интересней, чем любая индейская легенда.
Бонд рассмеялся.
- Еще что-нибудь, что мне нужно знать? - спросил он.
- Не мешало бы тебе и самому навести справку, - сказал Лейтер.
- Некогда это было любимым местом паломничества многих видных
англичан. Например, здесь часто видели "Джерси" Лили, вашу знаменитую Лили
Лэнгтри. В те времена "Новинка" побила "Железную маску" в заезде надежд.
Но с тех пор многое изменилось. Держи, - он достал из кармана газетную
вырезку.
- Войдешь в курс дела. Это из сегодняшней "Пост". Джимми Кэннон - их
спортивный обозреватель. Неплохо пишет, и знает, о чем пишет. Читай на
ходу, а то уже пора ехать.
Лейтер расплатился, они сели в машину, и когда "Студиллак" тронулся
по дороге в сторону Трои, Бонд принялся читать лихую прозу Джимми Кэннона.
По мере того, как он углублялся в статью, Саратога времен "Джерси" Лили
все больше уходила в доброе старое прошлое, а из статьи все больше скалил
зубы в ухмылке двадцатый век:
"До тех пор, пока Кефоверы не выступили со своим шоу по телевидению,
деревушка под названием Саратога-Спрингс была своего рода Кони-айлендом
для воровского мира. Шоу до смерти перепугало деревенских жителей и
заставило хулиганье перебраться в Лас-Вегас. Но банды еще долго оказывали
Саратоге свое непрошенное покровительство. Она была их колонией, где они
правили с помощью пистолетов и бейсбольных дубинок.
Саратога вышла из союза, как и другие подобные ей деревни со злачными
местами, сдав свои муниципальные власти под охрану корпорациям рэкетиров.
Она все еще сохраняет притягательность для наследников древних родов и
знаменитостей, приводящих сюда своих лошадей для состязаний на примитивном
ипподроме и для спаривания с деревенскими четырехлетками.
До того, как Саратога стала закрытым городом, местный констебль
занимался тем, что ловил и сажал тех, кто ловил попутные машины, и тех,
кто сажал в них людей, получая за это законную зарплату, но живя на
чаевые, получаемые от убийц и сводников. Бедность в Саратоге
преследовалась законом. Пьяницы, нагрузившиеся в спиртных барах, где
процветала игра в кости, будучи выброшенными за дверь, тут же становились
в глазах закона преступниками.
Убийца же мог без забот проживать в Саратоге до тех пор, пока платил
полицейским и имел дело в каком-либо из местных заведений. Это мог быть и
публичный дом, и каморка, где играли в кости по маленькой.
Профессиональное любопытство заставляет меня просматривать старые
отчеты о скачках. Тогдашние журналисты вспоминают "старое доброе время",
как будто Саратога всегда была городом фривольной девственности. Как же!
Вполне возможно, что и сейчас в домиках на окраине шныряют
разжалованные гангстеры. Хоть ставки и не велики, любой игрок должен быть
готов к тому, что его стукнут по башке быстрее, чем банкомет подменит
кости. Что и говорить, игорные дома в Саратоге всегда были чистым
жульничеством, и там никогда не пользовались успехом правдоискатели.
На берегах озера ночами напролет светились окна "гостеприимных"
домов. Верховодили игрой люди, примчавшиеся сюда заниматься этим только
потому, что потерять здесь деньги они не могли - хоть застрелись! У
рулеток и карточных столов сидели профессионалы - поденщики,
путешествующие по порочному кругу: из Ньюпорта - в Майами зимой, из Майами
- в Саратогу в августе. Профессиональные навыки большинство из них
получило в Стейбенвилле, где школами служили самые дешевые в Америке
игорные дома.
Вечно в пути, они не имели ни времени, ни таланта на вытряхивание у
своих работодателей зажиленных денег. Они - клерки воровского мира -
собирали вещички и уматывали, как только начинало попахивать жареным.
Многие из них осели в Лас-Вегасе и Рино, где их бывшие боссы сами
улаживали дела с получением лицензий, которые можно было гордо повесить на
стенку в рамочке под стеклом.
Сии работодатели не похожи на известного в прошлом полковника Брэдли,
прославившегося традиционно любезным обхождением. Однако находятся и
