был он по натуре спокойным, задумчивым человеком.
Может быть, из-за особых обстоятельств начала ее жизни, может быть,
потому что у нее были только братья, Эдх росла тихой, погруженной в себя.
У нее были друзья и подруги среди деревенских ребятишек, но никого
по-настоящему близкого. И когда все играли вместе, она всегда оказывалась
в стороне. Эдх быстро училась всякой работе и выполняла ее очень
старательно. Но лучше у нее получались дела, зависящие только от нее
самой, например, вязание. Она редко болтала и хихикала с подружками.
Однако если ей случалось говорить, подружки слушали ее, ибо
рассказывать Эдх умела. Позже и мальчишки, а бывало, и взрослые стали
прислушиваться к ее историям. С годами они становились все интереснее, Эдх
стала вставлять в них стихи, почти как у скальдов. Истории были о
мужчинах-путешественниках, прекрасных дамах, колдунах и ведьмах, о
говорящих животных и сказочных существах, о землях за морями, где могло
случиться все, что угодно. Временами в них появлялась Найэрда, в качестве
советчицы или спасительницы. Сначала Хлавагаст боялся, что богиня может
разгневаться, но ничего плохого не случалось, и он не стал запрещать
дочери упоминать имя богини. Все-таки его дочь определенным образом
связана с нею.
В деревне Эдх никогда не оставалась в одиночестве. Никто не
оставался: дома лепились чуть не вплотную друг к другу. В каждом доме с
одной стороны располагались стойла для коров или лошадей, у кого они были,
а с другой - настилы для людей. Громоздкий ткацкий станок стоял у дверей,
чтобы больше было света во время работы, стол и скамья в дальнем конце, а
глиняная печь в центре. Продукты и домашнюю утварь либо вешали под
потолком, либо укладывали на потолочные балки. Двери выходили во двор, по
которому вокруг колодца бродили свиньи, овцы, домашняя птица и тощие
собаки. Жизнь, сосредоточившись на крохотных подворьях, смеялась,
разговаривала, пела, плакала, мычала, блеяла, крякала и лаяла. Скрипели
колеса телег, стучали копыта, гремел молот по наковальне. Лежа в темноте
на соломенной постели под овечьей шкурой среди теплых запахов животных,
помета, сена, золы, можно было слышать, как плачет ребенок, который не
успокоится, пока мать не даст ему грудь, или как она и отец возятся в
своем углу, тяжело дыша и постанывая, или как лают собаки на луну, как
шуршит дождь, как свистит, а то и ревет ветер, или шумит что-то еще вдали;
то ли каркает ночной ворон, то ли кричат тролли и мертвецы...
Для маленькой девочки, когда она свободна от однообразной работы,
есть множество объектов для наблюдения: приезды и отъезды, свадьбы и роды,
тяжелый труд и буйное веселье, искусные руки, обрабатывающие дерево,
кость, кожу, металл, камень; священные дни, когда люди приносят жертвы
богам и устраивают пиры... Когда ты вырастаешь, тебя берут с собой, и ты
видишь, как проезжает мимо повозка Найэрды, закрытая так, что никто не
может видеть богиню; на тебе гирлянды из вечнозеленых растений, и ты
разбрасываешь прошлогодние цветы на ее пути и поешь своим детским голосом.
В эти мгновения радость и чувство обновления смешиваются с благоговением и
с невысказанным подспудным страхом...
Эдх продолжала расти. Шаг за шагом она овладевала все новыми
работами, которые все дальше уводили ее от дома. Она собирала сухие ветки
для растопки, целебные травы и ягоды, марену для окрашивания тканей. Позже
она стала ходить с компанией, которая собирала орехи в лесу и раковины на
берегу. Потом она помогала убирать урожай на полях в южной части острова,
сначала с корзинкой для сбора колосьев, а года через два взяла в руки
серп.
Мальчишки пасли скот, и девчонки, принося им обед, часто
задерживались у них на весь долгий-долгий летний день. Кроме коротких
периодов в переполненное заботами время страды, люди жили размеренно, у
них не было причин для спешки. И не боялись они ничего, кроме болезни,
злых наговоров, ночных тварей и гнева богов. Ни медведи, ни волки не
водились на острове, а враги давно уже не зарились на этот убогий клочок
земли.
Все больше взрослея, превращаясь из ребенка в девушку, Эдх
отправлялась бродить по пустоши, чтобы избавиться от дурного настроения.
Обычно ее походы заканчивались у моря, где она сидела, завороженная
зрелищем бесконечной стихии, пока тени и вечерний бриз не принимались
теребить ее за рукав, напоминая, что пора идти домой. С высоты
известняковой скалы на западном берегу она смотрела в сторону материка,
туманного и далекого; с песчаного восточного берега она видела только
воду. Этого было достаточно. В любую погоду темно-синие волны плясали под
голубым небом, снежные хлопья пены украшали их плечи, а над ними - вихрь
чаек. Зеленые и серые волны мчались грузно, их гривы развевал ветер,
размеренные удары о берег отзывались дрожью в глубине ее тела. Они
вздымались, рушились, растекались, наполняя воздух брызгами. В хорошую
погоду волны несли на себе дорожку из расплавленного золота от нее до
самого солнца, подергивались рябью перед наступающим дождем и отзывались
недовольным шумом, они прятались в тумане и, невидимые, шептались о чем-то
неведомом. Раздавая угрозы и благословения, бродила среди них Найэрда. Ей
принадлежали водоросли и обкатанный янтарь, рыбы, птицы, тюлени, киты и
корабли. Ей принадлежали ростки жизни на суше, когда она выходила на берег
к своему Фрейру, потому что море опекало их, укутывало туманом, горевало
об их зимней смерти и пробуждало их к жизни весной. Едва заметен среди
всего живого был ребенок, которого она хранила в этом мире.
Итак, Эдх превращалась в женщину, высокую, стройную, слегка
настороженную, обладающую даром слова, когда говорила не о повседневных
делах. Она много размышляла и часто проводила время в мечтах, а когда
оставалась одна, могла внезапно разразиться слезами, сама не понимая
почему. Никто не избегал ее, но никто и не искал ее общества, потому что
она перестала делиться придуманными ею историями и что-то странное стало
происходить с дочкой Хлавагаста. Проявилось это, когда умерла ее мать и
отец взял новую жену. Не слишком-то они ладили, две женщины. Народ
сказывал, что Эдх слишком часто сидит на могиле Готахильды.
Как-то раз один деревенский юноша увидел ее, когда она проходила
мимо. Над пустошью дул сильный ветер, а ее распущенные каштановые волосы
насквозь пронизывало солнце. Он, который никогда ни перед чем не отступал,
почувствовал, как перехватило у него горло и часто-часто забилось в груди
сердце. Много времени прошло, прежде чем он осмелился заговорить с ней.
Эдх опустила глаза, и он едва расслышал, что она ответила. Но все-таки
спустя некоторое время они привыкли друг к другу.
Юноша этот был Хайдхин, сын Видухада. Гибкий смуглый парень, не
особенно охочий до веселья, но острый на язык, быстрый и ловкий, умеющий
обращаться с оружием, вожак в своей компании, хотя кое-кто и не любил его
за надменность. Никто, однако, не решался подтрунивать над ним и Эдх.
Когда Хлавагаст и Видухад увидели, к чему идет дело, они встретились
и порешили, что такой союз будет выгоден для обеих семей, но со свадьбой
надо подождать. Месячные у Эдх начались только в прошлом году, подростки
могут рассориться, а несчастливый брак - это несчастье для всех. Подождем
и посмотрим, а пока выпьем по чашке эля за счастливый исход.
Прошла зима - дождь, снег, пещерная тьма, ночные страхи, - и вскоре
солнце вернулось обратно, потом пришел праздничный день, посветлело небо,
наступила оттепель, родились ягнята, набухли почки на ветвях. Весна
принесла с собой листву на деревьях и перелетных птиц; Найэрда вышла на
берег; мужчины и женщины ложились в полях, где скоро нужно будет пахать и
сеять. Колесница солнца поднималась все выше и замедляла свой бег,
распускалась зелень, сверкали грозы, громыхая над пустошью, высоко над
морем красовались радуги.
Пришло время ехать на ярмарку в Каупавик. Альваринги собирали товары
и готовились сами. Молва шла от поселения к поселению: в этом году прибыл
корабль из страны, лежащей за пределами владений англов и кимбриев, из
далекого романского королевства.
Ни у кого не было достоверных сведений об этом государстве. Оно
располагалось где-то далеко на юге. Но воины его словно саранча, они
съедают страну за страной. Изящно сделанные вещицы просачиваются сюда из
их королевства; стеклянные и серебряные сосуды, металлические диски с
лицами, необыкновенные, словно живые маленькие фигурки. Приток
чужестранцев, должно быть, усиливается, потому что с каждым годом все
больше таких товаров попадает на Эйн. Теперь наконец-то римские торговцы и
сами пожаловали в земли геатов! Те, кто оставался в Лайкиане, с завистью
смотрели на отправляющихся в этот раз на ярмарку.
Отложив на потом мелкие дела, они отдались во власть безделья. Ничто
не предвещало беды в тот день, когда Эдх и Хайдхин отправились на западный
берег.
Широко распростерлась пустошь. Как только деревня скрывалась из виду,
местность стала казаться совсем безлюдной. Безлесая и плоская, она
создавала впечатление, что в мире осталось только небо. Неясно
вырисовывались в бескрайней голубизне высоко над головой расплывчато-белые
облака. Пламенели красные маки, желтели среди мрачного вереска одуванчики.
Они решили немного посидеть, вдыхая запах разогретых солнцем трав; пчелы
жужжали в тишине, сквозь которую к земле прорывалось веселое щебетание
птиц; потом затрепетали крылья и низко над их головами пролетела
куропатка.
Они посмотрели друг другу в глаза и громко рассмеялись над
собственным изумлением. На ходу они держались за руки, не больше, ибо их
народ был целомудрен, а сам Хайдхин чувствовал себя стражем хрупкой
неприкосновенности.
Путь их пролегал по краю крутого обрыва, что тянулся на север от
самых ферм. По тропе они вышли через лес к берегу. Усыпанная дикими
цветами трава росла у самой воды. Волны ворошили камешки, что старательно
обкатывали тут с незапамятных времен, вдали они сверкали и искрились. На
другой стороне пролива затемнял горизонт материк. Невдалеке, на скале,
сушили на ветру крылья бакланы. Пролетел мимо аист, белый символ удачи и
семейного благополучия.
Хайдхин задержал дыхание и вытянул руку.
- Смотри! - закричал он.
Эдх прищурилась, ослепленная блеском волн, и взглянула на север.
Голос ее дрогнул:
- Что там?
- Корабль, - ответил он. - Движется в эту сторону. Большой-большой
корабль.
- Нет, не может быть. Что там такое над ним?..
- Я слышал о таких штуках. Люди, которые бывали в других странах,
иногда видели такие приспособления. Они ловят ветер, и тот толкает корабль
вперед. Это римский корабль, Эдх, не иначе. Двинулся домой из Каупавика, а
мы как раз вовремя, чтобы увидеть его!
Восхищенные, они смотрели на море, забыв обо всем. Судно,
приближаясь, скользило по воде. Оно и в самом деле казалось великолепным.
Черное с золотой кромкой, не длиннее большого северного судна, зато
значительно шире; полнобрюхое, чтобы перевозить в себе несметные
сокровища. На корабле имелась палуба, люди стояли высоко над трюмом. Их
было очень много, достаточно, чтобы отбиться от любых грабителей.
Форштевень загибался вверх и к корме, а там красовалась резная лебединая
шея. Между ними располагался деревянный домик. Не весла перемещали этот
корабль. На мощном столбе с поперечинами раздувалась громадных размеров
