ладонь.
- Да, - произнес он. - Это сыграло свою роль в распространении
христианства и на юге, и на севере. Христианство давало женщинам больше,
чем любое язычество, больше, чем Великая Мать. Они не могли обратить в
новую веру своих мужей, но на детей они повлияли, это уж точно.
- Мужчины тоже могут поддаться, - обратился Ульструп к Флорис. - Вам
в голову пришло то же, что и мне?
- Да, - ответила она не совсем уверенно. - Это могло случиться: Тацит
"второй"... Веледа вернулась в свободную Германию после поражения
Цивилиса, продолжая выполнять свою миссию, и новая религия
распространилась среди варваров. Она могла оформиться и укрепиться после
ее смерти. Никакой альтернативы не было. Она, конечно, не могла принять
форму монотеизма [монотеизм - религия, признающая, в отличие от
политеизма, единого бога] или чего-то подобного. Но богиня могла стать
верховной фигурой, вокруг которой собрались все остальные. В духовном
плане она могла дать людям столько же, или почти столько же, как
христианство. Немногие бы тогда присоединились к нынешней церкви.
- Тем более если для этого не будет политических причин, - добавил
Эверард. - Я наблюдал подобный процесс у скандинавских викингов, где
крещение стало входным билетом в цивилизацию со всеми ее культурными и
экономическими преимуществами. Но рухнувшая западная Римская империя не
будет выглядеть привлекательно, а Византия слишком далеко.
- Верно, - подтвердил Ульструп. - Вера в Нертус может стать
идеологической основой германской цивилизации - не варварства, а
цивилизации, хотя и бурной, у которой достаточно внутренних сил, чтобы
сопротивляться христианству, как это будет в зороастрийской [Зороастр, или
Заратуштра (между 10-м и первой половиной 6 в. до н.э.), - пророк и
реформатор древнеиранской религии, получившей название зороастризм]
Персии. Они и сейчас уже не дикари, как вы знаете. Они знакомы с внешним
миром, взаимодействуют с ним. Когда лангобарды вмешались в ссоры херусских
династий, они восстановили на троне короля, которого свергли за то, что он
ориентировался на римлян и был ставленником Рима. Это был хитрый ход.
Торговля с югом год от года возрастала. Римские или галло-римские корабли
иной раз добирались даже до Скандинавии. Археологи нашего времени будут
говорить о римском железном веке, за которым последовал германский
железный век. Да, они учатся, эти варвары. Они принимают все, что считают
полезным. Из этого вовсе не следует, что они сами должны подвергнуться
ассимиляции. - И продолжил упавшим голосом: - Но если этого не произойдет,
будущее изменится, и "наш" двадцатый век исчезнет.
- Такой вариант развития событий мы и стараемся предотвратить, -
жестко сказал Эверард.
Наступило молчание. Убаюкивающе шептал ветер, шелестела листва,
солнечный свет играл на речной глади. Безмятежность природы казалась
нереальной.
- Но нам нужно узнать, каким образом и когда началось такое
отклонение, прежде чем мы сможем что-нибудь сделать, - продолжал Эверард.
- Ты выяснил, откуда Веледа родом?
- Боюсь, что нет, - признался Ульструп. - Плохие средства сообщения,
огромные дикие пространства. Эдх отказывается говорить о своем прошлом, ее
компаньон Хайдхин тоже. Может быть, он чувствовал себя спокойнее спустя
двадцать один год, когда говорил вам об альварингах, хотя, кто они такие,
я не знаю, но и тогда, мне кажется, опасно расспрашивать его о
подробностях, а сейчас от них вообще ничего не добьешься. Тем не менее я
слышал, что впервые она появилась у ругиев на балтийском побережье пять
или шесть лет назад - точнее я определить не смог. Говорят, она прибыла на
корабле, как и подобает богине в соответствии с пророчеством. Это, а также
акцент, указывает на ее скандинавское происхождение. Извините, но больше я
ничего не могу добавить.
- Пригодятся и эти сведения, - отозвался Эверард. - Вы неплохо
поработали. Приборы и терпение - и кое-какие расспросы на месте помогут
нам вычислить время и место ее высадки.
- И тогда... - Флорис умолкла, устремив взгляд поверх реки и леса за
ней, на север, в сторону невидимого морского побережья.
12
43 год от Рождества Христова.
Справа и слева простирался берег, песок наползал на дюны, поросшие
чахлой травой, и так - насколько хватало взгляда. Водоросли, чешуя, кости
рыб и птиц лежали вперемешку на темной полоске чуть ниже верхней линии
прибоя.
На волнах качались несколько чаек. Ветер пронизывал холодной
сыростью, неся с собой вкус соли и запах морских глубин. Волны омывали
низкий берег, с шипением отступая назад и снова возвращаясь, каждый раз
немного выше, чем прежде. Дальше от берега они перекатывались крепкими
водяными валами и с глухим шумом неслись до самого горизонта, сливавшегося
с небом. Темной завесой мчались по небу обрывки облаков. Оно как бы давило
на мир, это небо, огромное, как море. Дождь уходил на запад.
На суше вокруг маленьких озер качалась осока, зелень которой была
единственным светлым пятном вокруг. Вдалеке чернел лес. Сквозь болото к
берегу пробивался ручей. Местные жители, несомненно, использовали его для
спуска на воду своих лодок. Их деревушка располагалась в миле от берега:
под торфяными крышами горбилось несколько глинобитных хижин. Над трубами
вился дымок. Больше ничто не двигалось.
Появившийся внезапно корабль внес оживление. Красивый корабль -
длинный и стройный, обшитый внакрой, с высокими кормой и носом, без мачт,
- он быстро перемещался, движимый пятнадцатью парами весел. Штормами
изрядно побило красную краску, которой он был выкрашен, но дуб оставался
прочным. По приказу рулевого команда подогнала корабль к берегу, люди
попрыгали с бортов и подтянули судно на сушу.
Эверард вышел навстречу. Люди с корабля ждали его в напряженной
готовности. Стоящие впереди могли видеть, что с ним никого нет. Эверард
подошел ближе и воткнул древко копья в песок.
- Приветствую вас, - произнес он.
Седой человек со шрамами - должно быть, капитан - спросил:
- Ты из той деревни?
Диалект, на котором он задал вопрос, было бы трудно понять, если бы
Эверард и Флорис не впитали его на уровне подсознания при помощи
гипнопедии. Вернее, они выучили датский, каким он будет четыре века
спустя. Но ничего ближе в каталогах не оказалось. К счастью, ранние
нордические языки изменялись медленно. Тем не менее агенты не могли
надеяться сойти за земляков ни тех, кто прибыл на корабле, ни местных
жителей.
- Нет, я путник. Задержался здесь в поисках ночлега. Я заметил
корабль и решил первым услышать ваши рассказы. Это лучше всяких местных
баек. Меня зовут Маринг.
Обычно патрульный представлялся Эверардом. Это имя звучало примерно
одинаково на разных языках, но ему придется воспользоваться им в будущем
при встрече с Хайдхином, с которым он надеялся поговорить сегодня. Эверард
не хотел подвергаться риску быть узнанным после - еще один прокол в
реальности с непредвиденными последствиями. Флорис предложила маскировку
под германца-южанина. Она помогла ему приладить пышный русый парик и
накладную бороду вкупе с примечательным носом, который будет отвлекать
внимание от всего остального. Учитывая человеческую забывчивость и долгие
годы до следующей их встречи, можно было рассчитывать на успех.
Губы моряка скривились в улыбке.
- А я Вагнио, сын Тузевара из деревни Хайриу, что в землях
альварингов. Откуда прибыл ты?
- Издалека. - Патрульный ткнул пальцем в сторону деревеньки. - Они
что, прячутся за стенами? Боятся вас, что ли?
Вагнио пожал плечами.
- Откуда им знать, может быть, мы грабители какие. Сюда мало кто
приплывает. Да и мы высадились...
Эверард уже все знал. С темпороллера он и Флорис давно наблюдали за
кораблем, определив, что только на этом есть женщина. Прыжок в будущее
показал, где она должна остановиться. Прыжок обратно в прошлое приблизил
его к цели. Флорис осталась за облаками. Объяснять ее присутствие было бы
слишком хлопотно.
- ...только чтобы переночевать, - говорил Вагнио, - и утром наполнить
бурдюки водой. А потом - вдоль берега на запад к англам с товаром для
большой ярмарки, которую они проводят в это время года. Эти, если захотят,
могут прийти, а нет, так мы оставим их в покое. У них и взять-то нечего.
- А сами они разве не годятся для невольничьего рынка? - Такой вопрос
был омерзителен для Эверарда, но совершенно естествен для этого века.
- Нет, они убегут, как только увидят, что мы направляемся к ним, и
уведут с собой всю живность. Вот почему они строятся на таком расстоянии
от моря. - Вагнио прищурился. - А ты, должно быть, из сухопутных крыс, раз
не соображаешь этого?
- Да, из маркоманов. - Племя это жило достаточно далеко, примерно
там, где в двадцатом веке находится западная Чехословакия. - А вы часом не
из Скании?
- Нет. Альваринги занимают половину острова неподалеку от геатишского
берега. Оставайся на ночь с нами, Маринг, и мы обменяемся рассказами...
Куда это ты уставился?
Моряки собрались вокруг, жадные до новостей. В основном рослые
блондины. Они топтались на месте, заслоняя от патрульного корабль, пока
двое из них наконец не передвинулись. Через открывшееся свободное
пространство Эверард увидел, как гибкий юноша спрыгнул с борта на берег.
Затем он поднял руки и помог сойти женщине.
Веледа! Безусловно. "Я узнал бы это лицо, эти глаза даже на дне
океана, сотворенного ее богиней". Но как молода она сейчас!
Девушка-подросток, тонкая, как лоза. Ветер трепал распущенные каштановые
волосы и юбку до лодыжек. С расстояния в десять или пятнадцать ярдов
Эверарду показалось, что он увидел... но что? Взгляд, устремленный вдаль,
губы, внезапно дрогнувшие или что-то прошептавшие - горе, потерянность,
мечту? Он не мог с уверенностью сказать.
Конечно же, она не проявила никакого интереса к нему. Эверард не
понял даже, заметила ли она его вообще. Бледное лицо повернулось в другую
сторону. Она отрывисто заговорила со своим темноволосым спутником, и они
пошли вдоль берега прочь от корабля.
- А, на нее, - понял наконец Вагнио. На его лице застыло
замешательство. - Странная парочка, эти двое.
- Кто они? - спросил Эверард. Тоже естественный вопрос - еще никто не
слышал, чтобы женщина пересекала море иначе, как пленница. В свое время
захватчики с берегов Ютландии и Фрисландии переправят свои семьи в
Британию, но произойдет это спустя века.
Хотя, может быть, скандинавы брали иногда своих женщин в морские
походы даже в эти века... Эверард, правда, не располагал такой
информацией. Эти земли в данный период истории вообще были изучены слабо:
считалось, что происходящее здесь едва ли может повлиять на судьбы мира до
начала Великого переселения народов. Но вот ведь...
- Эдх, дочь Хлавагаста, и Хайдхин, сын Видухада, - произнес Вагнио, и
Эверард отметил, что ее он назвал первой. - Они заплатили за переезд, но
не собираются торговать вместе с нами. В самом деле, ей совсем не нужна
ярмарка, она хочет, чтобы мы высадили ее - их - где-нибудь по дороге. Она
пока не сказала, где именно.
- Давайте лучше готовиться к ночи, хозяин, - вмешался какой-то моряк.
Раздались и другие голоса в поддержку.
До наступления темноты оставалось еще несколько часов, и дождь вроде
бы не собирался повернуть в эту сторону. "Они просто не хотят говорить о
ней, - понял Эверард. - Они ничего не имеют против нее, в этом я уверен,