- Всего, всего! Спроси лучше, чего они не требуют! Чтобы насытить их
алчность, все племя должно работать круглый год в поле, в лесу, на реке -
и все равно будет мало! Горе нам! Нам нечем платить, а они требуют!
- Сколько их? - вмешался я в разговор.
Конесо умолк, собираясь с мыслями, потом сказал:
- Испанцев всего десять или двенадцать, а начальник у них дон
Эстебан, посланец коррегидора из Ангостуры. Все они увешаны оружием...
- А индейцев сколько?
- Их больше пяти раз по десять. Это гребцы, все они из племени чаима,
и тоже вооружены, но индейским оружием...
- Что это за племя, где они живут?
- Возле Ангостуры. Они из миссии доминиканцев...
- А испанцы?. Это те, что приплывали сюда два года назад?
- Да.
Итак, дело прояснилось: речь шла о репартиментос. Испанцы прибыли
сюда не с целью убивать и покорять, а; за платой, за данью. А ну как дани
они не получат, что тогда? Не нападут ли они на индейцев, всегда готовые к
расправе над "дикарями"? Этого и опасался Конесо. Отсюда его возбуждение и
лихорадочные поиски выхода.
Вдруг я заметил, что потухшие было глаза вождя внезапно сверкнули
каким-то хитрым блеском, будто озаренные новой мыслью, и тут же вновь
потухли. Он невольно бросил мимолетный взгляд в сторону реки, где стояла
наша шхуна, хотя от нас ее и не было видно за обрывом крутого в этом месте
берега. Конесо мгновенно, будто испугавшись, отвел оттуда взгляд, но уже
выдал себя именно этим безотчетным испугом и мелькнувшим на лице
хитроватым выражением, которого ему не удалось скрыть.
Я все понял. Конесо вспомнил о шхуне. В голове его зрел предательский
план - откупиться от испанцев нашим славным гордым кораблем. Такой дар
испанцам пришелся бы по душе!
Едва мне стали ясны его подлые замыслы, я шепнул Арнаку по-английски,
чтобы он незаметно отправился к реке, велел неграм оставить шхуну и
где-нибудь надежно укрыться. Затем я подскочил к Конесо и, указывая на
череп ягуара, торчавший неподалеку на жерди, крикнул ему в самое ухо:
- Смотри! Смотри на глаз ягуара. Он мне все говорит!
Стоявшие вокруг воины, испуганные внезапным моим гневом, изумленно
таращились то на меня, то на череп ягуара.
Конесо не на шутку всполошился.
- Череп открыл мне, - продолжал я, - что ты замышляешь предательство!
Хочешь откупиться за наш счет! У тебя это не выйдет!
- Череп! Череп?! - бормотал перетрусивший вождь. - Заколдованный
череп!
- Да! Он все рассказал мне о твоих подлых мыслях...
Явное замешательство вождя подтвердило мои догадки. Оставив его в
одиночестве, я отозвал в сторону Манаури и поручил ему идти вместе с
Конесо в Сериму, как того и желал верховный вождь, но взять с собой
расторопного парня из нашего рода, хорошо знающего испанский язык. Он
должен будет время от времени сообщать мне о положении дел и о ходе
переговоров с испанцами. Вскоре Конесо, Манаури, а с ним и этот третий
двинулись в Сериму, но прежде Конесо как бы мимоходом приблизился к берегу
реки и окинул ее внимательным взглядом. Я не отставал от него ни на шаг.
Верховный вождь уже оправился от замешательства и взял себя в руки. При
виде судна, пришвартованного, как обычно, к берегу, погруженного в тишину
и словно забытого людьми, на лице вождя мелькнуло выражение радости, на
моем - тоже.
Вскоре после их ухода я и сам отправился на опушку рощи взглянуть на
Сериму в подзорную трубу. У незваных гостей были три большие весельные
лодки, Какие обычно использовались на водах Ориноко. Рядом с лодками на
берегу расположились группой несколько десятков индейцев-гребцов,
вооруженных луками и палицами. Чуть дальше я увидел испанцев. Они
держались несколько особняком, но тоже все вместе, причем одни лежали
прямо на траве и спали, другие, казалось, стояли в охранении. Здесь же,
рядом с ними, в козлы были составлены ружья.
Насколько мне удалось рассмотреть в подзорную трубу, все стоявшие
испанцы, с физиономиями, заросшими густыми черными бородами, выглядели как
настоящие разбойники. Души их и совесть, похоже, немногим отличались от их
черных бородищ. Предводителя их дона Эстебана, как называл его Конесо, я
не обнаружил. Вероятно, он вел сейчас переговоры с верховным вождем и
Манаури где-нибудь под сенью одной из крыш Серимы.
В поведении испанцев и сопровождавших их индейцев племени чаима не
ощущалось каких-либо признаков беспокойства или тревоги, хотя по занятой
ими позиции и по оружию, которое они все время держали под рукой, нетрудно
было понять, что держатся пришельцы настороже. Ничего примечательного
более не обнаружив, я поспешил назад, к себе.
Часа через два, около полудня, поступили первые известия из Серимы: к
соглашению там пока не пришли. Испанцы не желали ничего слушать и
требовали безоговорочной уплаты баснословно высокого долга, грозя в случае
отказа самыми суровыми карами. Им уже стало известно обо мне и о нашем
роде. Но хуже того - какие-то злые языки нашептали им, что весь наш род
состоит из бывших рабов, бежавших из испанского рабства и при этом убивших
много испанцев. Более всего, однако, меня огорчило то, что среди араваков
нашлись столь подлые доносчики: не остановились даже перед тем, чтобы
оговорить своих братьев перед ненавистным врагом. Ужель Конесо и другие
так низко пали в своем диком ожесточении?
Тем временем шхуна вдруг словно испарилась из-под наших берегов и
благополучно добралась до укрытия в отдаленном заливе, о чем мне сразу же
сообщили. До того еще все огнестрельное оружие по моему указанию перенесли
с борта на берег.
Я сидел в раздумье на пороге своей хижины, как вдруг ко мне подошла
мать Ласаны и с загадочной миной шепотом сообщила следующее: она только
что вернулась из леса, где собирала травы. На опушке ее остановил старый
Катави ("Ну, тот, что живет у впадения нашей реки (Итамаки) в Большую реку
(Ориноко)") и велел передать мне, чтобы я пришел к нему туда, в лес. У
него есть для меня очень важное сообщение. При этом он требовал, чтобы все
сохранялось в полнейшей тайне.
- Почему же он сам не пришел сюда? - насторожился я, подозревая здесь
какой-то подвох, которого женщина по простоте своей могла не
почувствовать.
- Он не хочет, чтобы его здесь видели.
- А кто такой Катави? Ты его знаешь?
- Знаю, хорошо знаю. Он добрый человек и не любит шамана. Иди к нему,
Катави очень торопится!
Я посвятил в суть дела Арнака и Вагуру, которые хотя и не знали
Катави, но с полным доверием относились к уму и сообразительности старой
женщины.
- Пойдем втроем! - загорелся Вагура, в глазах которого так и
светилась жажда приключений.
Мы отправились, вооружившись будто бы на охоту. Он ждал нас в
условленном месте. Это был пожилой, хотя и бодрый еще индеец, промышлявший
рыболовством. Хижина его стояла в пяти милях вниз по Итамаке. Хотя он и
производил впечатление человека вполне порядочного и вызывающего доверие,
в целях осторожности мы все-таки отошли с ним от места встречи шагов на
двести-триста, осматривая заросли.
За ним никто не шел.
- Говори, Катави, - подбодрил я нашего спутника, когда мы вчетвером
остановились под сенью большого дерева.
Катави, возможно, был неплохим рыбаком, но скверным оратором. Стоило
неимоверных усилий из обрывков его фраз составить представление о сути
дела, которое привело его к нам. Однако, по мере того как она прояснялась,
нас охватывало все большее изумление и возбуждение.
На рассвете нынешнего дня Катави был на реке и заметил в
предрассветных сумерках пять чужих лодок. Это были итаубы. Они поднимались
вверх по Большой реке, в них сидели испанцы: он слышал в темноте, как они
отдавали на своем языке приказы индейцам-гребцам. Напротив того места, где
прятался Катави, недалеко от берега, в устье Итамаки, находился небольшой
остров. К нему и причалили итаубы. Вскоре три лодки поплыли дальше вверх
по Итамаке и, как узнал рыбак, сейчас находятся в Сериме. Две другие
лодки, оставшиеся на острове, особенно его заинтересовали. Утром, когда
совсем рассвело, Катави обнаружил там много пленников, может, три раза по
десять, лежавших вповалку и связанных веревками. Чтобы лучше их
рассмотреть, он влез на дерево и отсюда, сверху, обнаружил, что все они
варраулы.
Поскольку пленники были связаны, испанцы оставили при них
малочисленную охрану: всего двух испанцев и двух индейцев. Катави долго
следил за ними, но больше стражников не обнаружил.
- Как ты думаешь, они скоро покинут остров? - спросил я у рыбака.
- Не похоже, чтобы они собирались отплывать...
- Они не оставят остров раньше, чем вернутся те, из Серимы, это ясно!
- вмешался Вагура.
- Верно!
- А вторая лодка? Ты, Катави, говорил, что у них там две лодки. В
одной пленники, а вторая? Пустая? - выспрашивал я подробности.
- Нет, она загружена вся, по самые борта, оставлено только место для
гребцов спереди и сзади.
- Чем загружена?
- Не знаю, все прикрыто циновками. Наверно, едой, ведь их получается
много, наверно, десять раз по десять.
- Ты уверен, Катави, что связанные - это варраулы?
- Уверен, совсем уверен.
Еще во время рассказа Катави я твердо решил прийти варраулам на
помощь и освободить их.
Подтверждалось то, что рассказывали о системе репартиментос.
Варраулы, вероятно, не выполнили требований испанцев, и те силой захватили
этих тридцать человек в рабство.
- С варраулами мы связаны торжественным союзом, - напомнил я своим
товарищам, - они нам братья! Мы не позволим их обижать!
Оба моих друга едва не подпрыгнули от радости, не устоял даже
сдержанный Арнак.
- Катави! - почтительно обратился я к рыбаку. - Ты оказал нам большую
услугу, и мы тебе благодарны. Но это не все! Ты должен помочь нам их
освободить, без тебя нам не справиться. Ты должен показать нам дорогу.
- Хорошо, хорошо, я покажу.
- Как пробраться с берега на остров?
- Просто, очень просто. У меня есть две маленькие лодки тут
поблизости.
- Сколько в них может разместиться людей?
- Шесть-семь человек.
- Прекрасно, нас будет шесть, и ты, проводник, седьмой!.. Отправимся,
как только наступит ночь!
Катави принадлежала слишком важная роль в предстоящей операции, чтобы
хоть на минуту выпускать его из поля зрения. Кроме того, ему предстояло
еще подробно описать нам остров и расположение лагеря на нем, что было
крайне важно, если учесть, что добираться до незнакомого острова и
высаживаться нам предстояло ночью, в полной темноте.
Поэтому без излишних разговоров мы забрали Катави с собой и
направились назад, в свое селение, предусмотрительно обходя стороной чужие
хижины. Кружным путем через заросли вдоль берега реки мы добрались до
нашей хижины. В хижине усадили Катави в самый темный угол и оставили с ним
для компании одного из наших воинов.
Важно было, чтобы в ночной операции принял участие кто-нибудь из
знавших язык варраулов. И в этом случае весьма полезным оказался совет
того же Катави: он порекомендовал отца несчастного Канахоло, уже знакомого
нам Арипая, который знал язык варраулов, поскольку жена его была
варраулкой. Кроме того, Арипай хорошо к нам относился, Я тотчас же послал
за ним гонца, которому также поручил незаметно передать Манаури, чтобы он
любыми способами постарался задержать испанцев, если они решат сегодня
покинуть Сериму.
Часа через два появились Арипай и гонец с известием, что испанцы не
собираются сегодня отплывать. Посвященный в наши намерения Арипай охотно
согласился принять участие в ночной операции.
