мертвая тишина.
Я заметил, что Екуана, отец юноши, от волнения почти совсем
протрезвел.
В какое-то миг шаман подскочил ко мне и в знак уважения к гостю
позволил заглянуть в одну из корзинок, открыв на мгновение крышку: внутри
копошились десятки тысяч свирепых муравьев. Затем среди всеобщего
напряженного молчания шаман поставил одну корзинку на голую грудь юноши, а
вторую - на грудь девушки. Муравьиный суд начался.
- В корзинках есть маленькие отверстия, - стал объяснять мне Фуюди, -
муравьи не могут сквозь них убежать, но могут кусать, О-ей, уже начали!
По лицам несчастных заметно было, что муравьи и впрямь не теряли
времени даром. Пот ручьями лил с тел обоих, и они от боли кусали губы,
хотя и старались делать это незаметно.
- Они должны терпеть спокойно и стойко, - продолжал объяснять Фуюди.
- Если они пошевелятся от боли, а еще хуже - застонут, тогда - конец.
- Какой конец? - не понял я.
- Они не смогут жениться и навлекут на себя великий позор!
Шаман же не знал пощады. Он поминутно встряхивал корзинки, доводя
муравьев до неистовства, и каждый раз при этом переставлял корзинки с
одной части тела истязуемых на другую. Барабан тем временем все наращивал
темп своего глухого аккомпанемента, а зрители с безжалостным вниманием все
напряженнее следили за юными страдальцами.
Торжественный обряд достиг апогея, когда шаман открыл корзинки и
содержимое их высыпал на тела новобрачных. Муравьев было такое множество,
что местами они облепили кожу сплошным черным шевелящимся покровом.
Жестоко кусая, они мгновенно расползались по телам, и не оставалось уже ни
одного живого места, куда бы они не вгрызались, испуская свой жгучий яд.
Юные страдальцы держались стойко и ни разу даже не вздрогнули. Юноше
муравьев досталось больше, и порой мне казалось, он вот-вот лишится
чувств. Свирепые насекомые тучами заползали на лица, и мученикам
приходилось смежать веки, чтобы уберечь глаза. Но, несмотря ни на что, они
переносили боль мужественно, и лишь у юной индианки из-под сомкнутых век
ручейками текли слезы. Но и она не издала ни звука и не шевельнулась.
Какое-то время спустя муравьи стали сползать с тел и разбегаться в
разные стороны. Шаман признал, что новобрачные выдержали испытание. Но
тогда несколько буйных юнцов громогласно возмутились: "Нет, она не
выдержала испытания - у нее лились из глаз слезы, значит, они не могут
жениться!" Другие же выступили в защиту молодоженов. Поднялся шум,
разразилась ссора. И только благодаря присутствию гостей дело не дошло до
драки. Большинство варраулов, хотя и не без помощи тычков и
подзатыльников, довольно быстро одержали верх над смутьянами и усмирили
завистников. На помосте вдруг воцарились мир и согласие. Молодожены
избежали беды.
По окончании муравьиного суда веселье и попойка возобновились с еще
большей, чем прежде, силой - как-никак теперь праздновалось что-то вроде
свадьбы. Для нас, гостей, и для старейшин развесили гамаки, предложив в
них улечься. Один из них занял я и, надо признаться, чувствовал себя в нем
весьма удобно и покойно. По кругу снова пошло кашири, правда, я лишь делал
вид, что пью. Зато многие из моих спутников изрядно упились. К счастью,
Арнак, Вагура и Ласана почти совсем не пили и следили за другими. Тем не
менее кое-кого из наших, упившихся до беспамятства, пришлось отправить на
шхуну проспаться.
Манаури, чувствуя себя на седьмом небе, не уклонялся от лишнего
глотка. Захмелев и лежа рядом со мной, он через Фуюди о чем-то оживленно
беседовал с Екуаной. Как видно, они делились между собой важными тайнами,
ибо Екуана теперь реже разражался смехом, часто морщил лоб, то и дело
бросая в мою сторону полные благосклонности взгляды. Наконец он вылез из
гамака и, придвинув табурет, сел подле меня.
- Анау, великий вождь, о мудрый Белый Ягуар! - нараспев заговорил он,
размахивая надо мной руками, что, вероятно, выражало его
доброжелательность ко мне. - Ты умный и могучий вождь!
- Перехвалишь ты меня, Екуана, - рассмеялся я. - Манаури, наверное,
наговорил тебе обо мне всяких небылиц.
- Небылиц? - повторил вождь, хитро прищурившись. - Белый Ягуар, я
вижу, к тому же еще и скромный вождь. А у кого много-много огненных зубов,
которые - бум, бум, бум! - и убивают всех врагов?
Екуана с почтением указал на серебряный пистолет, который я,
забираясь в гамак, положил подле себя.
- Такие зубы у меня есть, это правда! - согласился я, смеясь.
- А кто научил своих друзей, - продолжал вождь все тем же льстивым
тоном, - кусать огненными зубами? Белый Ягуар научил!
- И это правда! - охотно согласился я. - Но взгляни вокруг. Мои
огненные зубы умеют больно кусать, но твой кашири, хотя всего лишь
напиток, оказался сильнее. - И я выразительно посмотрел в сторону
нескольких захмелевших араваков.
Все окружающие нас разразились смехом, а Екуана с притворным
огорчением признал, что такова уж натура индейцев - все они неисправимые
пьянчуги.
Стремясь перевести беседу на темы более важные, я спросил Екуану, что
известно ему об англичанах, живущих якобы в устье реки Эссекибо, куда мне
хотелось бы со временем попасть. Но вождь уклонился от вопроса и не мог
или не хотел сказать ничего, кроме того, что где-то на юге действительно
живут англичане и они намного лучше, чем голландцы, но голландцев
значительно больше.
- О-о-о! Голландцы! - Екуана передернулся, будто вспомнил о чем-то
крайне неприятном.
- Неужели они настолько вам досадили? - заинтересовался я.
- Еще как! И даже не они, а их наемники - ловцы рабов...
Но тут Екуана словно спохватился и прикусил язык.
- Ты, Белый Ягуар, - спустя минуту вновь обратился он ко мне
просительным тоном, - плыви на запад, к реке Итамаке, а не на юг. У нас,
варраулов, и у араваков тебя встретят с открытым сердцем и с радостью, ибо
ты прибыл в тяжелую для нас минуту, и мы очень, очень тебе рады. У нас ты
найдешь верных друзей.
- О какой тяжелой минуте ты говоришь?
Екуана опять уклонился от ответа, сделав вид, будто не расслышал
вопроса, а возможно, и впрямь был слишком пьян. Он то и дело хлопал в
ладоши, подзывая к себе женщин, разносивших кашири, фрукты и прочую снедь.
Разносили их преимущественно молоденькие вертлявые девчушки. Они скакали
вокруг вас, как игривые козочки. Были среди них и девушки постарше, хотя
не менее игривые и веселые. Две из них присели на корточки возле моего
гамака и с комично-озабоченным видом наперебой что-то щебетали мне, словно
пичуги.
- Чего они хотят? - спросил я стоящих рядом друзой.
- Да просто дурачатся, проказничают.
- Что значит проказничают? Что они говорят?
- Говорят, что ради тебя не испугались бы муравьев...
Все восприняли это как веселую шутку, но Ласана, хоть и улыбаясь, тут
же решительно схватила юных кокеток за вихры, вытолкала из-под моего
гамака и прогнала прочь.
Солнце касалось уже кромки леса, день угасал. Екуане не терпелось
посмотреть наше оружие, и я отправился с ним на шхуну, велев вынести на
палубу все ружья. Они произвели впечатление. Вождь довольно долго смотрел
на оружие с немым уважением, а потом спросил, когда мы намерены двинуться
в дальнейший путь.
- Завтра, конечно.
- После восхода солнца начнется прилив, давайте тогда и двинемся.
- Разве ты тоже поплывешь с нами?
- Да, я должен проводить вас к Оронапи. Он знает уже о вашем
прибытии.
- Кто такой Оронапи?
- Оронапи - верховный вождь всех южных варраулов.
- Мои друзья араваки спешат на Итамаку, - напомнил я.
- Ничего. Вам по дороге: селение Оронапи Каиива находится на берегу
Ориноко в двух днях пути отсюда.
- Ну, если так, тогда мы не возражаем.
Судя по всему, Екуана придавал этому визиту какое-то особое значение.
Немного спустя он взял меня за руку и повлек куда-то в сторону, на берег
реки, где лежало десятка два лодок, наполовину вытащенных из воды. Здесь
были и маленькие каноэ из древесной коры, и значительно большие лодки,
сделанные из целого ствола, выжженного в середине. Вождь объявил, что
дарит мне одну из этих больших лодок, и предложил самому выбрать любую.
Такая лодка, вмещавшая более двадцати человек, была настоящим сокровищем,
и неожиданная щедрость Екуаны повергла в приятное изумление и меня, и всех
моих спутников.
- Берите, берите, - вождь довольно улыбался. - Три ваши испанские
лодки для наших рек слишком тяжелы. А наша легкая лодка вам пригодится -
она летит как стрела. На войне, - добавил он с загадочной улыбкой, - нет
ничего лучше индейской лодки.
- На войне? Ты угрожаешь нам войной?
- Я не угрожаю, Белый Ягуар. В этих лесах война подстерегает человека
за каждым кустом. Не избежать ее и тебе, нет, не избежать! Поэтому и нужна
тебе быстрая лодка.
Екуана опять разразился веселым своим смехом, и я не знал, как
воспринять странные его слова. Не желая оставаться в долгу, я предложил
ему выбрать себе в подарок какое-нибудь оружие из нашего арсенала. Он
выбрал шпагу, в его представлении, вероятно, олицетворяющую символ власти
ярче, чем ружье.
Позже, перед сном, лежа в гамаке и перебирая в памяти все события
этого дня, я не мог надивиться гостеприимству и поистине безграничной
сердечности варраулов.
СОЮЗ С ВАРРАУЛАМИ
С рассветом следующего дня мы пустились в дальнейший путь вверх по
реке. Плавание не доставляло нам никаких хлопот: был прилив, быстрое
течение несло нас в глубь материка, и шхуна, ловя к тому же в паруса
попутный ветер с океана, мчалась как на крыльях. Когда же ближе к полудню
начинался отлив и течение реки изменяло направление в противоположную
сторону, мы подходили к берегу, бросали якорь и дожидались очередного
прилива.
О боже, сколь же фантастическое, да что там фантастическое - просто
безумное богатство являла окружавшая нас природа!
И хотя прежде я слышал о ней немало всяких былей и небылиц, мне
трудно было удержаться теперь от восторга. Сколько всяких рыб невиданных
размеров и расцветок мелькало в мутных водах, выпрыгивая на поверхность,
сколько всевозможных обезьян резвилось в прибрежных зарослях! Какие только
таинственные звуки не будоражили наше воображение! А что за чудо для глаз
и сердца, когда высоко в небе над нами пролетали прекраснейшие из птиц,
громадные попугаи, сверкая причудливым сочетанием красок цветных перьев.
Сказочные птицы, называемые индейцами араканда и арарауна! А, наконец,
сами леса, сплошь покрывающие берега! Бушующие океаны лесов, гудящие
мириадами насекомых, леса, так яростно сплетенные и дико заросшие, что в
них нельзя ступить и шага без топора, - леса эти превосходили всякое
человеческое воображение!
Кроме подаренной мне лодки, нас сопровождала вверх по Ориноко еще
одна с командой гребцов из двух десятков варраулов. Сам Екуана плыл с нами
на шхуне, зато многие из наших араваков предпочли пересесть с корабля в
лодку и плыть на веслах. Отношения приязни, царившие в селении Екуаны,
сохранились и здесь. В пути не стихали веселые песни, велись задушевные
беседы.
Нам предстоял еще день пути до Каиивы, когда Ориноко, более похожая в
устье на громадный залив, стала принимать приметы реки, правда, реки
шириной в несколько миль, но все-таки уже явно реки. Следов человека мы до
сих пор не заметили ни разу, но из чащи теперь часто доносились звуки
барабанов. Это нас приветствовали жители прибрежных селений, таившиеся в
зарослях.
Екуана, явно довольный, обращаясь ко мне, говорил:
