и помощи, одно не вызывает сомнений, как существование этого моря и этой
вершины: мы твои друзья, мы тебя любим и не оставим в беде. Все, кто на
этом корабле, будут стоять за тебя не на жизнь, а на смерть! Прими эти
слова, как я их тебе говорю: не на жизнь, а на смерть! Даже вопреки воле
всего племени!
Он высказал все это с такой глубокой искренностью, что невозможно
было усомниться в добрых чувствах ко мне со стороны этих людей.
И впрямь нас связывали крепчайшие узы, какие только могут связывать
человека с человеком: братство, рожденное в совместной смертельной борьбе
за жизнь.
Арнак и Вагура, переводившие мне слова вождя, от себя добавили, что
никогда не оставят меня ни в какой беде, а зная юных своих друзей как свои
пять пальцев, я мог им верить. Они пошли бы за мной хоть на край света.
Бок о бок с такими друзьями можно было противостоять любым опасностям на
неведомом материке, который все продолжал неустанно нашептывать нам что-то
таинственное и тревожное.
Вскоре из-за моря вышла луна и осветила окрестности вокруг корабля.
Очертания горы Грифов на фоне неба стали отчетливее и резче. Яснее
проступили пятна зарослей на горном склоне, который при лунном свете вдруг
как-то удивительно к нам приблизился.
Эта картина вызвала среди индейцев необычайное оживление, дав им
реально почувствовать близость родных селений. Ночь обещала быть светлой.
Пользуясь этим, Манаури, Арнак, Вагура и еще несколько человек решили, не
ожидая рассвета, отправиться на лодках на берег, посетить одну из
ближайших деревень и сообщить о нашем прибытии, а к утру вернуться на
корабль.
- Я с вами! - решил я.
Индейцы хотели было отправляться немедля, но Манаури отложил отплытие
на чае в ожидании полного восхода луны.
- Оружие будем брать? - спросил меня Арнак.
- Мушкеты, пожалуй, не стоит, - ответил я, - а вот ножи и пистолеты
возьмем.
- Хорошо, я заряжу три пистолета: тебе, себе и Вагуре...
БЕЗЛЮДНОЕ СЕЛЕНИЕ
По спокойному морю переправа па берег не представляла трудностей. Нас
было одиннадцать, и мы свободно разместились в двух лодках. Высадившись на
берег, гуськом, след в след, двинулись вперед. Дорога шла все время вдоль
подножия горы Грифов, сначала по самому берегу, а потом свернула вправо, в
заросли. Продравшись сквозь колючий кустарник, мы вышли к бухте.
Собственно, это была не бухта, а скорее лагуна длиной в полмили и с
довольно широким выходом в море.
Манаури, указав рукой на противоположный берег, спокойно произнес:
- Там деревня.
Далеко впереди у самой воды темнело что-то похожее на хижины, но
рассмотреть яснее с такого расстояния было трудно даже при свете луны.
Через несколько минут быстрой ходьбы мы преодолели половину пути до
деревни и уже стали различать отдельные хижины, разбросанные по берегу
небольшой речушки. Но до сих пор нигде ни малейшего признака жизни. Тишина
показалась мне до такой степени неестественной, что я дал знак
остановиться.
- Людей здесь нет! - заявил я. - Тут что-то неладно. Надо соблюдать
осторожность. Подкрадываться тихо!
Теперь я сожалел, что мы взяли с собой мало огнестрельного оружия и
совсем не прихватили луков, но было поздно - делу уже не поможешь. Прежде
всего надлежало выяснить тайну безмолвной деревни.
Ко мне подошел Вагура и сдавленным от волнения шепотом спросил:
- Ты думаешь, здесь случилось какое-то несчастье?
- Не знаю. Во всяком случае, что-то здесь не в порядке, это ясно.
Жителей нет.
- Может быть, всех увели испанцы?
- Узнаем, когда доберемся до хижин.
Еще на шхуне меня предупредили, что здесь множество ядовитых змей,
заставив надеть добытые у испанцев башмаки, от ходьбы в которых я давно
отвык и теперь испытывал от них немало неудобств. Змеи змеями, но сейчас
следовало подкрадываться, соблюдая полнейшую тишину, и я не без
удовольствия поспешил сбросить проклятую обувь и наконец вздохнул с
облегчением. Сколь приятно холодила земля босые ноги! Вагура спрятал
башмаки в дупло дерева, росшего на берегу озера.
Дальше мы двигались, прячась под сенью кустарника, и наконец
добрались до первой хижины. Стены ее были сплетены из тростника, крыша
покрыта листьями кокосовых пальм.
Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что хижина давно
покинута и полуразвалилась: тростниковые стены местами прогнили, сквозь
дыру в крыше заглядывала луна.
- Проверь, что там внутри! - поручил Манаури Арнаку.
Укрывшись в чаще кустарника, мы ждали возвращения юноши.
- Ты не помнишь, кто жил в этой хижине? - спросил я у вождя.
- Помню. Мабукули, мой друг.
- Когда испанцы напали на вас, он не попал в плен?
- Нет. Во время нападения его здесь не было, как и многих других.
- Значит, после нападения он мог возвратиться и продолжать здесь
жить?
- Мог.
Арнак вернулся и сообщил, что ничего подозрительного в хижине не
обнаружил; некоторые мелкие предметы обихода, например сосуды из тыкв для
воды, валялись еще на земле, а сама хижина производила впечатление
оставленной хозяевами добровольно.
- Никаких следов борьбы или насилия ты не заметил? - допытывался
вождь.
- Нет.
Вокруг нас царила мертвая тишина; все указывало на то, что деревня
пуста. Пораженных этим индейцев охватило глубокое уныние, передавшееся,
естественно, и мне. Зловещая тайна окутывала вымершее индейское селение.
Когда всей группой мы приблизились к покинутой хижине, я посоветовал
спутникам без крайней нужды в нее не входить: изгнать жителей из их
обиталищ могла какая-нибудь заразная болезнь.
Продвигаясь дальше, мы миновали пепелище другой хижины. Но тут один
из индейцев припомнил, что она сгорела еще во время нападения испанцев,
захвативших его в рабство. Следовательно, пожар уничтожил ее давно, тогда
как жители оставили селение значительно позже - год или два тому назад, -
о чем свидетельствовали многие приметы, обнаруженные нами возле других
хижин.
Эта невыразимо тягостная картина покинутых и заброшенных жилищ
сопровождала нас на всем пути к противоположному концу деревни. Хижины и
шалаши стояли не друг подле друга, а были разбросаны на довольно
значительном расстоянии. Наконец путь нам преградила широкая, но
мелководная река, впадавшая в лагуну. На берегу ее мы присели на землю под
сенью развесистого дерева и стали совещаться.
- Одно ясно, - проговорил я полушепотом, - ни нападения, ни
кровопролития здесь не было.
Все с этим согласились.
- Нигде никаких следов борьбы, хотя бы сломанное копье или стрела -
ничего, - добавил Манаури.
- Куда же они могли уйти? - задумчиво проговорил Арнак.
- Думаю, куда-то в глубь материка, подальше от побережья, - высказал
я предположение. - У моря им, видимо, постоянно угрожали белые пираты.
Мысль эта пришлась всем по душе, и за нее ухватились; она оставляла
надежду, что на деревню не свалилась какая-то ужасная катастрофа или
повальный мор.
- Наверно, они ушли от моря не очень далеко, - предположил Манаури, -
и завтра мы легко их найдем.
- А где находятся остальные четыре деревни? - спросил я.
- На этой же реке, но выше по течению.
- Далеко отсюда?
- Недалеко. Ближайшая деревня - два раза по десять выстрелов из лука.
- Двадцать выстрелов из лука, - подсчитал я, - это значит примерно
полчаса ходьбы. Совсем близко!
- Близко.
Вождь, заметив мое оживление, тотчас же понял его причину.
- Я знаю, о чем ты думаешь! - проговорил он. - Надо посмотреть, что
делается там.
- Конечно! Возможно, ваши именно в тех деревнях!
Мы взглянули на небо. До полуночи было еще далеко. На рассвете мы
должны вернуться на шхуну, но до того следовало по возможности выяснить
положение дел в остальных аравакских селениях. Манаури не мешкая выделил
четырех индейцев, хорошо знавших местность, и направил их вверх по реке,
велев не жалеть ног. Мы остались ожидать их возвращения здесь, у реки.
На берегу почва была сырой, болотистой, поросшей густой
растительностью. Воздух насыщен был нестерпимым, просто одуряющим
зловонием прелых листьев и гниющих корней. Полоса прибрежной
растительности была сравнительно неширокой, всего каких-нибудь тридцать
или сорок шагов в глубину, но из ее чащи доносились невероятные
душераздирающие звуки! Там что-то щелкало, верещало, квакало, стонало и
вопило, но более всего вселяло ужас, заставляя стыть в жилах кровь,
свирепое шипение. Казалось, разверзлись врата ада и страшные чудища,
вырвавшись на свободу, предавались теперь дикому разгулу на этом крошечном
клочке джунглей.
Ночи в далеких вирджинских лесах тоже имели свои голоса; не было
недостатка в разных звуках ночной порой и в зарослях колючего кустарника
на острове, недавно нами покинутом, но все это не шло ни в какое сравнение
с дикой оргией звуков, раздававшихся здесь, у этой реки.
Индейцы, привыкшие к таким концертам, не обращали на них ни малейшего
внимания.
- Это ужасное шипение издают, наверно, цикады, - проговорил я.
- Да. Цикады и разные насекомые, - ответил Манаури.
Какая-то тварь грозно замяукала.
- Дикий кот? - невольно вздрогнул я.
- Нет, древесная жаба.
Потом раздался стук, словно кузнец ковал молотом косу.
- А это кто? Птица?
- Тоже жаба, но водяная.
Вдруг - глухое хрюканье и потом всплеск. Манаури с минуту задумчиво
прислушивался.
- Не знаю, что это, - признался он. - Похоже, большая водяная
крыса...
- А крупные хищники здесь бывают?
- Наверное, бывают.
Вождь спокойно огляделся, окинул невозмутимым взором заросли и
заверил:
- Но сейчас их здесь нет...
Зато примечательной особенностью этого места, истинным его проклятьем
были целые тучи комаров, тысячи, миллионы комаров. Они облепляли человека
и впивались в него как одержимые. Индейцы, как видно, более к этому
привычные, мужественно переносили это бедствие, лишь лениво отмахиваясь. Я
же близок был к умопомрачению и в конце концов, отойдя шагов на сто от
прибрежных зарослей, взобрался на песчаный пригорок и здесь лишь смог
наконец вздохнуть свободно: в воздухе ни одного комара. Довольный, я
расположился поудобнее в стал ждать.
Вскоре вернулись наши разведчики. Принесенные ими вести были
неутешительны и подействовали на нас удручающе: все четыре селения
араваков оказались покинутыми так же, как и деревня на берегу лагуны.
- Нигде ни одной живой души, а хижины и шалаши почти все развалились,
- сообщили прибывшие,
Не мешкая более, мы отправились в обратный путь к шхуне, оставив на
берегу Вагуру и с ним двух индейцев ждать, когда на рассвете мы введем
корабль в лагуну. Мы оставили им три пистолета и поручили держать глаза и
уши открытыми, дабы утром нас не подстерегла на берегу какая-нибудь
неожиданность.
ХРОМОЙ ИНДЕЕЦ АРАСИБО
Едва рассвело, мы подняли якорь. Горловина залива, или - как бы это
сказать - протока с моря в лагуну, была достаточно широкая, но
мелководная, и Манаури с его индейцами пришлось смотреть во все глаза,
чтобы отыскать среди подводных скал и мелей достаточно надежный фарватер.
К счастью, шхуна имела небольшую осадку и прошла без помех, а когда первые
лучи солнца позолотили склоны горы, мы уже входили в спокойные воды
залива.
- Ни одной бригантине сюда не проскользнуть, - заметил Арнак.
- Ты прав. Со стороны моря в бухте нам ничто не грозит, - согласился
