вождя ганопо, сидевшего у костра с трубкой в зубах. Он присел рядом с
индейцем.
- Думаю, что нынче ночью люди на плоту будут немало удивлены.
Вождь пыхнул трубочкой.
- Что ты имеешь в виду?
- Возможно, вождь народа с северного берега совершит набег на плот.
Ты что-нибудь слышал об этом?
- Ни слова. Великий вождь шааванвааков не доверился мне. Но я не
удивлюсь, если он и его воины не простят обид и оскорблений, нанесенных
крючконосыми народу ганопо, находящемуся под их защитой.
- А как ты думаешь, когда они начнут атаку?
- В прежние дни, когда шааванвааки воевали с народом на южном берегу
Реки, они переплывали ее перед рассветом - в час густого тумана их
приближение было трудно заметить. Вскоре после высадки поднималось солнце
и воины видели, куда нанести удар.
- Так я и думал, - кивнул Бартон. - Но вот что меня удивляет.
Перебраться через Реку на другой берег нетрудно, а вот найти в тумане
небольшой островок - задача не из легких. Хотя утес на нем очень высокий,
ночью его можно не разглядеть.
Вождь вытряхнул уголек из трубки.
- Меня это не касается.
- На стрелке есть бухточка, обращенная к северному берегу, которая
может прикрыть нападающих от людей с плота. Им не будет виден и костер, но
его легко разглядеть даже в тумане с северного берега. Не для этого ли
костра ганопо целый день носили в бухту бамбук и хворост?
Вождь усмехнулся.
- Ты любопытен, как дикая кошка, и зорок, как ястреб, но я обещал
вождю шааванвааков не проронить ни слова.
Бартон прикусил язык.
- Понимаю. Не знаю, вождь, увидимся ли мы еще, но я благодарю тебя за
гостеприимство.
- Увидимся, - не здесь, так в другом мире.
Бартон долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок, пока сон не
сморил его. Он очнулся лишь когда Монат начал расталкивать его. Протирая
глаза, Бартон поднялся. На планете Моната смена суток тоже занимала
двадцать четыре часа, и Бартон полностью доверял его биологическому
хронометру.
Остальные уже поднялись. Они тихо переговаривались и пили кофе.
Темно-коричневые кристаллы, подарок островитян, мгновенно вскипали и
растворялись в воде. Обсудив еще раз все детали похода, путники вышли
наружу. Их хижина стояла высоко, и сквозь дымку тумана, им был виден
слабый огонек, мерцавший на стрелке. Шааванвааки тоже смогут разглядеть
его тусклый отблеск. Это все, что им было нужно от ганопо.
У Бартона и Фригейта были кремневые ножи, Казз держал в руках
дубинку, вырезанную из сосновой ветви; остальные шли без оружия.
Вскоре они достигли края плота. До стражей с факелами оставалось
ярдов пятнадцать, и нападающие поползли вдоль борта, уверенные, что
заметить их невозможно.
Миновав часовых, Бартон поднялся на плот; остальные скользили за ним,
словно тени в тумане. Наконец, он увидел стены и острую крышу склада -
оттуда неслись громкие голоса и шаги стражи. Касаясь рукой стены, он
обогнул строение сзади и остановился, доставая из-под одежды свернутую
веревку, выпрошенную им у вождя (тот даже не поинтересовался, зачем она
ему понадобилась). Веревки были также у Моната и Фригейта. Бартон связал
их вместе и, протянув Алисе один конец, вместе с Монатом, Фригейтом, Логу,
Бест и Каззом пошел дальше; он помнил, что как раз за складом лежали
лодки.
В полном молчании они спустили на воду большое каноэ. Поднять лодку,
выдолбленную из светлой сосны и обтянутую рыбьей кожей, было по силам лишь
десятку человек, но они сумели справиться. Затем мужчины повернули
обратно, оставив в каноэ Логу и Бест.
Держась за веревку, все четверо вернулись к складу. Казз проворчал:
- Тут еще кого-то принесло!
Они увидели пылающие факелы.
- Смена караула, - шепнул Бартон.
Они юркнули за угол, выжидая, когда пройдут часовые.
Бартон взглянул вверх: туман рассеивается или ему показалось? Они
выжидали, стоя на холодном ветру, но обливаясь потом от напряжения.
Стражники обменялись несколькими фразами, кто-то из них отпустил шутку,
раздался смех, и они разошлись. По движению факелов было ясно, что двое
направились к носу, а двое повернули к корме.
Наблюдавший за ними Бартон шепотом спросил:
- Эти двое, на корме... Казз, берешь на себя одного?
Неандерталец утвердительно буркнул.
Факелы удалялись, потом один из них исчез. Через минуту он показался
уже невдалеке от них, словно один из стражников повернул в их сторону.
Бартон жестом приказал всем спрятаться за постройку.
Это был Казз - его огромные зубы сверкнули бликами пламени. В руке он
держал тяжелое дубовое копье с наконечником из рога меч-рыбы, на ремне
висели сланцевый нож, насаженный на деревянную рукоятку, и кремневый
топор. Он направился к Фригейту и Алисе, протянув свою дубину Монату.
- Надеюсь, ты его не убил? - прошептал тот.
- Смотря какой толщины у него череп, - отозвался Казз. Монат
поморщился. Он испытывал органическое отвращение к любому насилию, хотя в
минуты опасности оказывался настоящим бойцом.
- Вас не подведет больная нога? - спросил Бартон Фригейта. - Сумеете
точно метнуть топор?
- Об этом я сейчас и думаю, - Фригейт весь дрожал, хотя ему следовало
держать себя в руках перед предстоящей схваткой. Он, как и Монат,
страшился физической расправы.
Бартон наскоро объяснил своим бойцам задачу и повел Казза с Алисой
вдоль стены к фасаду склада. Монат и Фригейт обходили его с другой
стороны.
Они добрались до угла. Четверо стражников, собравшись в кружок,
разговаривали. Бартон зажег свой фонарь и, быстро шагнув вперед, направил
свет им в глаза.
В накинутом на голову капюшоне к часовым приближался Казз. Его не
узнали сразу - видимо, стражники решили, что вернулся один из ушедших.
Исправить свой промах они не успели. Казз резко взмахнул копьем и обрушил
его как дубину на голову одного из вавилонян. Подскочивший Бартон поднес
свой нож к шее другого. Он не хотел доводить дело до убийства и не
позволил кровожадному Каззу заколоть свою жертву копьем. В стороне
мелькнул топор Фригейта, он обрушил его на грудь третьего человека.
Американец так боялся стать убийцей, что попал не совсем точно, однако
сильный удар обухом топора свалил противника с ног. Тот попытался
подняться, но рухнул под кулаками подоспевшего Бартона. Четвертый, побывав
в руках Моната, уже корчился на полу.
Все произошло мгновенно и в полном молчании - без криков и шума.
Никто не услышал их возни. Фригейт с Каззом подняли упавшие факелы, и
Бартон открыл дверь склада. Стражников втянули внутрь, затем Монат быстро
осмотрел их.
- Все в порядке, живы, - сообщил он.
- Они могут скоро прийти в себя. Казз, последи.
Бартон поднес фонарь к чашам, осветив их.
- Ну, все, мы не нищие!
Его раздирали сомнения. Должны ли они ограничиться семью цилиндрами
или следует забрать все? В этом случае лишние можно обменять на древесину
и паруса для нового судна. Конечно, его девиз - "Честь, не выгода!" - но в
данном случае он не занимается воровством, а лишь возмещает потери.
Наконец, он принял решение и велел забирать все тридцать цилиндров.
Повесив их на шею, взяв по паре в каждую руку, они покинули склад и
замкнули дверь. Держась за веревку, все двинулись в сторону каноэ, оставив
факелы на палубе возле входа.
- Когда же индейцы начнут атаку? - спросил Монат.
- Я думаю, попозже, - ответил Бартон.
Спустившись в каноэ, они навалились на весла. Им нужно было добраться
до южного берега и как можно дальше уплыть вверх по Реке. Бартона
беспокоила сохранность лишних чаш. Их могли отобрать местные вожди, да и
любой завистник наверняка бы покусился на такое сокровище.
Наконец, он придумал надежное укрытие. Двадцать три цилиндра
наполнили водой и спустили под днище лодки, привязав к кожаному ремню. Ход
каноэ сразу замедлился, но на их счастье берег был почти рядом.
Они причалили напротив грейлстоуна и, в ожидании завтрака, уселись на
берегу. Со всех сторон сюда подходили местные жители. Бартон знакомился,
представлял своих спутников, просил разрешения воспользоваться граалем.
Туземцы не возражали. Они были весьма миролюбивы и благоволили
чужестранцам, которые приносят свежие новости и слухи.
Туман спал. Бартон залез на вершину камня и осмотрелся. Отсюда он мог
видеть примерно мили на четыре. Ему удалось разглядеть большие строения и
идола на палубе; очаг в его брюхе не горел. Очевидно, вавилоняне опасались
пожара на плоту, застрявшем у берега и зажатом со всех сторон бревнами.
Бартон понимал, что после напряжения прошедшей ночи, его команде
необходим хороший отдых. Около полудня сюда прибыли вождь с несколькими
воинами ганопо, и он принялся их расспрашивать.
- Эти тупоголовые шааванвааки не заметили плота и промахнули мимо. Не
понимаю, как они умудрились не разглядеть наш костер! Плавали вокруг до
рассвета, а когда туман рассеялся, обнаружилось, что их отнесло течением
на пять миль ниже острова. Вот куча болванов!
- А что говорят на плоту о пропаже каноэ? Не жалуются, что мы помяли
охрану?
Бартон предпочел не упоминать о цилиндрах. Вождь рассмеялся.
- Да, перед вспышкой камня-кормильца они бушевали на берегу! Очень
были сердиты, но почему - не сказали. Неужели из-за лодки? Цеплялись к
нам, правда, дело обошлось без драки. Но мы рады, что эти скупцы остались
в дураках. Они облазили весь остров, но вас, конечно, не нашли. Обнаружили
пепел костра, спросили нас. Я объяснил, что здесь мы зажигаем огонь в
честь Великого Духа, но они мне не поверили. Думаю, скоро они догадаются,
где вы. Но не беспокойтесь, сейчас у них нет свободных людей - все, даже
их шаман, трудятся на плоту. Раньше вечера они не нападут. Но шааванвааки
могут их опередить...
Бартон так никогда не узнал, что случилось с поклонниками Рашбаха. Во
избежание неожиданностей, он решил сразу же двинуться в путь. Оставив за
кормой пару миль, путники вытащили из-под воды чаши и сложили их на дно
каноэ. Странствие продолжалось.
21
Через двести миль Бартон обнаружил место, пригодное для строительства
судна. Здесь на берегах густо росли сосны, дубы, тис и бамбук; за ними
простиралась открытая равнина. К тому же, в предгорьях еще оставался
кремень и сланец, необходимые для изготовления топоров - это было сейчас
большой редкостью. В некоторых государствах запасы подходящего камня
совершенно истощились. В былые дни из-за таких месторождений часто
вспыхивали жестокие войны.
К концу 32 года п.д.в. (После Дня Воскрешения) окончилась эпоха
строительства судов. Это произошло во всех государствах, которые миновал
Бартон за время своих странствий, но он полагал, что так было повсюду.
Страна, где они остановились, принадлежала к числу немногих,
сохранивших запасы кремня и сланца. Местные жители - предшественники
индейцев-алгонкинов с примесью древних пиктов - очень хорошо понимали
ценность своих залежей. Их вождь по имени Оскас свирепо торговался с
Бартоном. В конце концов, он заломил невероятную цену: семь тысяч обычных
сигарет, пятьсот - с марихуаной, двадцать пять сотен сигар, сорок пачек
трубочного табака и восемь тысяч чашек вина. Кроме того, он полагал, что
неплохо было бы раз пять переспать с блондинкой - Логу. Он, конечно,
предпочел бы заниматься этим каждую ночь, но боялся вызвать недовольство
своих трех жен.
Бартон несколько минут не мог прийти в себя от изумления, затем
сказал:
- Ну, это может решить только сама женщина. Но полагаю, что ни она,
