комнате дома. С высокого потолка - в три ее роста - свешивалось множество
светильников в японском стиле. Мебель - тоже бамбуковая - была легкой и
светлой. На простых стульях лежали мягкие подушки. Ножки столов и кресел,
выточенных из дуба и тиса, покрывала прекрасная резьба, изображавшая
головы животных, чертей, речных рыб и даже людей. Очевидно, резьба
являлась делом рук кого-то из прежних обитателей дома - в ней не
чувствовалось японском колорита.
На полу стояли высокие вазы; их узкие горловины расширялись кверху,
как распустившийся цветок. На столах с витыми ножками красовались
майоликовые блюда - гладкие глазурованные или расписные. Одни пестрели
геометрическим узором, на других были изображены морские сюжеты из земной
истории. Джил пригляделась. Римские триремы, переполненные матросами и
воинами. Синие дельфины, играющие в зеленых волнах. Огромное чудовище
разевает пасть, собираясь поглотить корабль. Оно до странности напоминало
речного дракона - очевидно, художник не остался глух к впечатлениям
местной жизни.
В проемах дверей висели, покачиваясь, нити с нанизанными белыми и
красными позвонками меч-рыбы; когда их касались рукой, они издавали
мелодичный звон. Стены покрывали циновки, сплетенные из тонких лиан. Окна
затягивала прозрачная пленка из высушенных кишок речного дракона.
Подобной меблировки Джил здесь не видела ни у кого. Все было
выдержано в том зародившемся в долине стиле, который многие называли
культурой речной Полинезии.
Свет ламп с трудом пробивался сквозь густое облако табачного дыма. В
углу, на невысоких подмостках, играл небольшой оркестр. Музыканты работали
за плату - выпивку, но было ясно, что и сами артисты получают истинное
удовольствие от игры. Они колотили по самодельным барабанам, дули в
бамбуковые флейты и окарины, перебирали струны арф из рыбьих кишок,
натянутых на панцири черепах; один пиликал на скрипке из тиса и тех же
рыбьих кишок, терзая ее смычком, на который пошел ус синего речного
дельфина. Звенел ксилофон, гудела труба, саксофонист выводил причудливые
трели.
Музыка была незнакомой для Джил - вероятно, напевы американских
индейцев.
- Будь мы с вами вдвоем, моя дорогая, - обратился к ней Пискатор, - я
предложил бы вам чаю. Но здесь много народа, и это, к сожалению,
невыполнимо. Моя "кормушка" выдает мне раз в неделю лишь крошечный
пакетик.
Вероятно, он до сих пор сохранял приверженность к чайной церемонии -
любимой традиции японцев. Джил огорчилась. Не выпив в положенное время
чашку чая, она, как и большинство ее соотечественников, чувствовала упадок
сил.
Стеклянным стаканом Пискатор зачерпнул из огромной чаши скулблум и
подал ей. Джил потихоньку потягивала терпкое вино. Стоя рядом, японец
говорил, как счастлив видеть ее у себя. Похоже, он не лукавил. Она тоже
чувствовала к нему симпатию, хотя ни на минуту не забывала о его прошлом.
Родиной Пискатора была страна, где мужчины видели в женщине лишь предмет
сексуальных утех или рабочую лошадку; следовательно... Но тут она одернула
себя (в который уже раз?): не будь как все, не поддавайся предубеждениям;
узнай, пойми, а лишь потом - суди.
Хозяин вел ее по комнате, представляя гостям. Издали кивнул Файбрас.
Тонко улыбаясь, поклонился Сирано. Сегодня она уже не раз с ним
встречалась, но француз явно избегал ее, хотя и держался с безупречной и
холодной вежливостью. Джил была огорчена; ей очень хотелось преодолеть
возникшую между ними отчужденность и сблизиться с этим легендарным
человеком - блистательной загадкой семнадцатого века.
Она кивнула Иезекиилу Харди и Давиду Шварцу, с которыми виделась в
бюро и на заводе. Эти двое вели себя достаточно дружелюбно, полностью
признав превосходство ее знаний и опыта. Но сама Джил, наблюдая их
невежество и самонадеянность, часто приходила в ярость. Она старалась
сдерживаться - пока. Но когда-нибудь ее терпению придет конец.
- Держись, Джил, - повторяла она, - не лезь в бутылку!
В жизни ей часто приходилось смирять свой нрав, и не всегда эти
попытки завершались успехом. Сейчас даже японец вызывал у нее раздражение
- этот Охара, придумавший себе такое глупое имя - Пискатор. В его
спокойной вежливости есть что-то оскорбительное для ее самолюбия. Может
быть, высмеять этого божьего рыбаря - ну, хотя бы для собственного
удовольствия? Нет, не удастся. В нем так сильна уверенность в своей
правоте.
14
Джил представили женщине по имени Жанна Жюган. Пискатор рассказал,
что она была служанкой в родной Франции, но позже стала одной из
основательниц католического Ордена сестер бедноты, возникшего в 1839 году
в Бретани.
- Я его ученица, - сказала Жюган, указывая на Пискатора.
Джил удивленно подняла брови: - "О-о!". Ей не удалось продолжить
разговор, хозяин увел ее от собеседницы.
Поразительно, к скольким религиям, сектам и философским учениям был
причастен Пискатор! Но он не принадлежал к последователям Церкви Второго
Шанса. Ее члены носили на шее шнурок со спиральным позвонком меч-рыбы;
иногда - деревянную плашку с указанием должности в церковной иерархии.
Такая эмблема висела на груди следующего ее собеседника, что
свидетельствовало о его высоком сане епископа. Смуглый низкорослый Самуил,
человек с лицом ястреба, родился примерно в середине второго века нашей
эры. По словам Пискатора, он был раввином еврейской диаспоры в Нихардии, в
Вавилонии, и славился как толкователь религиозных догм и традиций. Самчил
также знал толк в различных науках и создал календарь по еврейскому
летоисчислению. Кроме того, ему удалось привести в соответствие законы
Торы с законами страны, где обитала его община. Этот нелегкий труд
прославил его имя.
- Его принцип - законы государства незыблемы, - пояснил Пискатор.
Самуил представил свою жену - Рахиль, маленькую широкобедрую женщину
с короткими ногами. Ее кожа была довольно светлой, а лицо поражало
выражением неприкрытой чувственности. Отвечая на вопросы Джил, она
рассказала, что родилась в краковском гетто в четырнадцатом веке. Позже
Пискатор добавил интересную подробность: ее, уже замужнюю, похитил
какой-то польский вельможа и на целый год заточил в своем поместье. Потом
Рахиль наскучила ему, и поляк выгнал любовницу, хорошо набив ее кошелек.
Но муж не собирался прощать бесчестья; бедную женщину ждал нож.
Несколько раз Самуил отсылал Рахиль за соком, плескавшимся в большом
кувшине на столе; однажды он жестом велел ей зажечь ему сигару. Она
беспрекословно подчинялась, затем вновь занимала место за спиной мужа.
Джил молча наблюдала за ними, думая, что Рахили давно следовало бы
избавиться от вековечного рабства, а Самуилу - от врожденного ощущения
превосходства. Она живо представила его возносящим благодарственную
молитву Богу за то, что он не родился женщиной.
Позже Пискатор скажет ей:
- По-моему, вас просто взбесили епископ и его супруга.
Она не поинтересовалась, каким образом японец догадался об этом.
Задумчиво кивнув, Джил пробормотала:
- Должно быть, он испытал дьявольское потрясение, когда очнулся в
этом мире и понял, что наш рай принадлежит не только богоизбранному
народу. Здесь все - Божьи дети и Его избранники: идолопоклонники и
каннибалы, пожиратели свинины и неверные необрезанные псы.
- Мы все были в потрясении и ужасе, не правда ли? - мягко заметил
Пискатор.
Она взглянула на него и улыбнулась.
- Да, конечно. Я - атеистка; и там, на Земле, всегда считала, что
оставлю после себя только здоровую кучу праха. Очнувшись здесь, я
почувствовала мучительный страх. Тогда - и позже, когда я уже успокоилась,
- мне пришлось наблюдать столько странного и непонятного в этом мире, не
похожем ни на рай, ни на преисподнюю...
- Я понимаю, - он тоже улыбнулся. - Интересно, что подумал Самчил,
увидев, что все необрезанные воскресли тут без крайней плоти? Факт не
менее поразительный, чем то, что у мужчин здесь не растет борода. С одной
стороны, Бог совершил обрезание у всех неевреев, и это - правильно; значит
Он - еврейский Бог. Но разве может истинный Господь лишить мужчину бороды?
Подобные противоречия меняют, меняли и будут менять наш образ мыслей.
Он подошел ближе, глядя на нее черными раскосыми глазами.
- Видите, твердокаменный рабби сменил религию. Я его понимаю. Ведь у
приверженцев Церкви Второго Шанса есть великолепное объяснение, почему мы
восстали из мертвых, кто и зачем это совершил. И должен заметить, они не
так далеки от истины, когда считают, что вожделенная цель человечества и
путь к ней открыты для нас неизвестными благодетелями. Но правда должна
быть заключена в четких формулировках, а церковь с ее расплывчатыми
догмами уводит с основного или, вернее, с правильного пути. Однако же,
этот путь - не единственный.
- О чем вы толкуете? - с недоумением спросила Джил. - Совершенно, как
в проповедях Церкви Второго Шанса.
- Вы поймете, если захотите, - ответил Пискатор и, извинившись,
отошел к новому гостю.
Джил направилась к Жанне Жюган, собираясь расспросить ее, почему она
именует себя ученицей Пискатора. Однако к ней подошел де Бержерак. Он
приветливо улыбался.
- Ах, мисс Галбира. Я вновь должен извиниться перед вами за тот
злополучный инцидент. Во всем виновато вино. Оно послужило причиной столь
непростительного поведения... Впрочем, нет, - я все же надеюсь на
прощение. Я редко бываю пьян; это случалось со мной лишь дважды. Алкоголь
туманит рассудок и превращает человека в свинью, а я ненавижу это
животное... и признаю его только в жареном виде. Но в ту ночь, когда мы
ловили рыбу...
- Что-то я не заметила у вас рыболовных снастей, - возразила она.
- Они лежали за камнем. К тому же, если вы помните, мадам, был очень
густой туман.
- Мисс...
- Мы вспоминали Землю, памятные нам места, друзей, пришедших к
печальной кончине, умерших детей, не понимавших нас родителей, наших
врагов... говорили о том, почему мы оказались здесь... ну, вы
представляете эти ночные беседы. Меня расстроили воспоминания о земных
делах, о моей кузине Мадлен... мне следовало быть тогда разумнее... А
потому...
- А потому вы напились, - она сурово смотрела на него.
- Но я виню и вас, мисс. Клянусь, я не был уверен, что вы женщина!
Туман, мешковатая одежда, сумятица в голове...
- Забудьте об этом, - прервала она его, - хотя я уверена, что вы
никогда не простите женщину, положившую вас на обе лопатки.
- Не надо судить по обычным меркам! - горячо воскликнул Сирано.
- Вы правы. Я часто непроизвольно совершаю эту ошибку и всегда
раскаиваюсь. Но признайтесь, ведь поведение большинства людей подчиняется
стереотипам...
Они еще долго болтали. Время от времени Джил прихлебывала из стакана
темно-красную жидкость, чувствуя, как ее согревает живительное тепло.
Голоса вокруг раздавались все громче, смех становился все оживленнее.
Несколько пар томно танцевали, руки мужчин с хозяйской властностью
касались обнаженных женских плеч.
Похоже, Пискатор и Жюган были единственными в доме, кто не
притронулся к спиртному. Японец закурил первую за вечер сигарету.
Сочетание вина и марихуаны начало обволакивать сознание Джил сияющим
ореолом. Она вдруг ощутила, что ее тело излучает красноватый свет.
Уплывавшие клубы дыма вдруг приобрели четко очерченные формы. Иногда
уголком глаза она улавливала фигуры то ли драконов, то ли рыб, и даже -
