мелких стычек, мы воевали по-настоящему только один раз, - лицо Файбраса
стало задумчивым. - Там, на юге, - он махнул рукой, - было государство
Соул Сити с большими залежами криолита и бокситов... Они меняли руду
только на оружие, и дело кончилось плохо. Словом, нам пришлось захватить
те места, и теперь Пароландо простирается на сорок миль по обеим берегам
Реки.
Мужчины понемногу разоблачались, пока не сбросили все, кроме
обернутых вокруг талии пестрых кильтов, превратившись из арабов-кочевников
в полинезийцев. Джил последовала их примеру. На ней была светло-серая
юбочка; легкая полупрозрачная полоска ткани прикрывала грудь.
Обитатели равнины и предгорий собирались у Реки, сбрасывали одежду и
прыгали в воду, вскрикивали от холода, вздымая тучу брызг.
Джил пребывала в сомнении. Она гребла день и ночь, с нее сошло семь
потов, и Река манила к себе обещанием свежести. Что ж, рано или поздно ей
придется разоблачиться у всех на глазах. Решившись, она сбросила кильт и
повязку, стремглав помчалась к берегу и нырнула в воду. Когда
стремительное движение помогло преодолеть первый озноб, она попросила у
одной из купальщиц кусок мыла и принялась за дело всерьез. Несколько раз
смыв пену, она вышла на берег, отряхнулась и энергично растерла тело.
Мужчины откровенно разглядывали высокую длинноногую смуглую женщину с
маленькой грудью и широкими бедрами. У нее были короткие рыжеватые волосы
и карие глаза. Она знала, что не блистает красотой: слишком длинный нос,
чуть загнутый, как клюв ястреба, крупные, выступающие вперед зубы,
доставшиеся ей, по-видимому, в наследство от темнокожей бабки. Но что тут
поделаешь - да и стоит ли об этом задумываться?
Харди устремил взгляд на ее лобок с густыми золотистыми волосками.
Кажется, он намерен ее добиваться; вид у шкипера был такой, словно он
готов приступить к немедленной атаке.
Файбрас обошел грейлстоун и вернулся с копьем в руках. У рукоятки
торчала огромная кость меч-рыбы. Он метнул копье, вонзившееся в почву
рядом с каноэ, и пояснил:
- Знак для береговой охраны - теперь вы можете не беспокоиться о
своей лодке. Ну, а сейчас Шварц подберет вам подходящее жилище и покажет
окрестности. Встретимся в полдень вон у того железного дерева.
До него была сотня ярдов. Ствол, покрытый толстой корой с грубыми
наростами, возносился к небесам на тысячефутовую высоту, мощные ветви
тянулись на три сотни футов, огромные листья с красными и серыми
прожилками походили на слоновьи уши. Корни пронизывали почву до скального
основания равнины. Против этого гиганта были бессильны бури, огонь и
стальные пилы.
- Мы зовем его Хозяином. Ждите меня там.
Вновь зазвучал горн. Файбрас кивнул головой и направился к людям,
которые строились ровными шеренгами под присмотром командиров. Джил
изумленно подняла брови - кажется, в этой стране дисциплину ценили превыше
всего. Ее плеча коснулась тонкая рука Шварца:
- Дайте-ка мне свою чашу, Галбира.
Джил вынула из каноэ и протянула австрийцу серый металлический
цилиндр. Он весил около полукилограмма; в метрической системе мер его
высота составляла ровно 76 сантиметров, диаметр - 45,72. Закрытую крышку
мог снять только его владелец. К ней крепилась ручка, к которой Джил
привязала крошечный глиняный дирижабль со своими инициалами.
Шварц передал цилиндр одному из толпившихся вокруг грейлстоуна
мужчин. Тот поспешно забрался наверх и тотчас спрыгнул обратно, с опаской
поглядывая на вершины восточных гор; в запасе у него оставалось лишь две
минуты. Над грядой показалось солнце, и сразу же поверх каменного гриба
взметнулось футов на тридцать голубое пламя. Оглушительный треск
электрического разряда смешался с грохотом других граалей по обоим берегам
Реки. За многие годы Джил так и не привыкла к этим ежедневным взрывам -
она вздрогнула и зажала уши ладонями. Отраженный от горного хребта гром
раскатился гулким эхом. Еще несколько глухих раскатов - и все затихло.
Люди уселись завтракать.
9
Низко скошенная трава колола ноги. Здесь, у подножья холма, в
прохладной тени железного дерева, расположилась маленькая деревушка с
квадратными и круглыми хижинами. С нижней ветки колосса спускалась
веревочная лестница. Она вела к домику-гнезду, торчавшему, словно елочная
игрушка, на подмостье меж двух огромных сучьев. В темно-зеленой кроне
виднелось множество таких же воздушных жилищ; каждое - со своей лесенкой.
- После испытательного срока вы можете выбрать что-нибудь подходящее
на втором этаже, - Шварц кивнул в сторону дерева. - А пока - вот ваш дом.
Джил перешагнула порог. Наконец-то ей не нужно кланяться каждый раз
дверной притолоке! Большинство людей делают в своих жилищах слишком низкие
двери - по росту. Она положила на пол свой узел и цилиндр. Шварц вошел
следом.
- Дом принадлежал чете, погибшей в пасти речного дракона, - сказал
он. - Эта тварь выскочила из воды так, будто ею выстрелили из пушки, и
пробила головой корму рыболовного судна. К несчастью, там стояла эта пара.
Дракон проглотил их вместе с лаем. Это случилось уже после прекращения
воскрешений, - он сделал паузу, подняв глаза к потолку, и задумчиво
закончил: - По-моему, они прекратились всюду. А вы ничего не слышали о
новых воскрешениях за последнее время?
- Нет, не слышала.
- Как вы думаете, почему они прекратились после стольких лет?
- Не имею ни малейшего представления, - она страшилась говорить на
эту тему. Действительно, почему их лишили дара бессмертия? - Да и черт с
ними, - добавила она вслух.
Джил огляделась. Пол в доме зарос жесткой травой, доходившей ей до
бедер и нещадно коловшей ноги. Надо будет скосить ее до основания, а потом
засыпать пол песком. Впрочем, все равно с одном раза не удастся с ней
покончить. Корни уходили в глубину, переплетаясь между собой, и трава
лезла вверх даже без солнечного света. Ее придется выдирать вместе с
корнями.
На стене висел металлический серп. Здесь, в Пароландо, к металлу уже
привыкли, и никто не позаимствовал орудие, столь нужное в каждом доме.
Она двигалась медленно, стараясь не оцарапать ноги острыми стеблями.
На бамбуковом столе стояла кружка; рядом - пара позеленевших глиняных
кувшинов, большой и поменьше. На крючке висело ожерелье из рыбьей кости.
Две бамбуковые койки с подушками и матрасами из полотнищ, скрепленных
магнитными кнопками и набитых сухой листвой, едва виднелись в густой
траве. К стене была прислонена арфа, своеобразный инструмент из панциря
черепахи и рыбьих кишок.
- Все это выглядит не очень заманчиво, - заметила Джил. - Надеюсь,
что мне не придется тут долго жить.
- Зато здесь просторно, - улыбнулся Шварц. - Места хватит и для вас,
и для вашего будущего друга.
Джил схватила серп и обрушила его на траву. Стебли сыпались как
головы - "вжик - ааах, вжик - ааах!"
Шварц смотрел на нее, словно опасаясь, что тоже падет жертвой ее
атаки.
- Почему вы так уверены, что мне нужен любовник?
- Почему, почему? Да потому, что это всем нужно.
- Не всем! - она повесила серп на крюк и огляделась. Кому еще грозит
участь капитана Кука?
Она полагала, что Шварц потянет ее в постель - все мужчины одинаковы.
Но, видно, этому не хватало смелости. Джил облегченно вздохнула, но чуть
заметная презрительная улыбка появилась на ее губах. Эта двойственность ей
показалась странной: стоило ли презирать человека, который ведет себя
пристойно и в соответствии с ее желаниями?
Но досада осталась. Обычно, если поклонник становился слишком
агрессивным, Джил не задумывалась. Жестокий удар в пах, в живот или ребром
ладони по шее отрезвлял многих. Кое-кто потом пытался ее убить, но она
искусно владела ножом - да и любым другим оружием. Нет, врасплох ее не
застанешь!
Давид Шварц даже не подозревал, что находился так близко к инвалидной
коляске или к полной утрате мужском естества.
- Вы можете спокойно оставить тут свои вещи. У нас никогда не бывает
краж.
- Все-таки я прихвачу чашу. Когда она не на глазах, чувствуешь себя
как-то неуютно.
Он пожал плечами и достал из висевшей на плече кожаной сумки сигару.
- Не здесь, - предупредила она. - Это мой дом, и я не желаю, чтобы
тут дымили.
Австриец удивленно взглянул на Джил и вновь пожал плечами. Выйдя из
хижины, он тут же закурил и всю дорогу энергично пускал дым в ее сторону.
Джил решила воздержаться от резких замечаний. Не стоило его
беспрестанно одергивать и раздражать. Она здесь на испытании, и она -
женщина; к тому же, Шварц занимает высокое положение и близок с Файбрасом.
Нужно смириться, спрятать гордость в карман.
Стоит ли? На Земле, стремясь к своей единственной цели - стать
командиром дирижабля, - она получала достаточно оплеух. Потом, вернувшись
домой, в ярости била посуду и размалевывала стены ругательствами. Конечно,
все это ребячество, но после дюжины тарелок спокойствие возвращалось к
ней. Однако здесь будет еще хуже. Уйти отсюда невозможно - другого места
для нее нет. Только в Пароландо будет построен дирижабль, уникальный
аппарат, единственная ее надежда.
Шварц остановился у подножья холма. Он показал на аллею раскидистых
сосен, в конце которой маячил длинный сарай.
- Ближайшее к вам отхожее место. Здесь будете по утрам опоражнивать
свой ночной горшок. В одно отверстие - мочу, в другое - экскременты.
Он помолчал и добавил:
- Обычно нужники чистят те, у кого не кончился испытательный срок.
Содержимое доставляется на пороховой завод для переработки и подается на
шнек. Конечный продукт пищеварения - калиевая селитра и...
- Да знаю я, - процедила она сквозь зубы, - не дурочка же. Всюду, где
производят серу, используют такой же процесс.
Шварц приподнялся на носках, с удовольствием пыхнул сигарой,
потянулся. Будь у него подтяжки, он бы щелкнул ими.
- Большинство испытуемых работает на этом заводе не меньше месяца.
Малоприятное занятие, но прекрасно дисциплинирует. Кроме того, отсеиваются
непригодные.
- Нон карборундум иллегитиматус, - произнесла Джил.
- Что такое? - небрежно переспросил он.
- Это латынь. Правда, несколько вульгарная. А переводится так: "Не
позволяй невеждам поучать себя". Зарубите себе на носу - ради серьезного
дела я могу собирать любое дерьмо.
- Да вы грубиянка!
- Конечно. Но если вы - мужчина, а не одуванчик, то должны быть таким
же. Впрочем, в этой стране могут быть другие порядки. Слишком много
цивилизации...
- Как мы здесь изменились, - он говорил медленно и горько. - Не
всегда, правда, к лучшему. Если бы мне в 1893 году сказали, что я буду
выслушивать от женщины, - не проститутки или фабричной девчонки, а от
женщины из общества - грубые непристойности и мятежный...
- А вы чего хотели? Восхищенного сюсюканья? - резко бросила она.
- Позвольте, я закончу: и мятежный суфражистский вздор.
Если бы мне сказали, что это нисколько не поразит и не оскорбит меня,
я бы назвал того человека лжецом. Но век живи, век учись... вернее, - умри
и учись.
Он замолчал и посмотрел на нее. У Джил дернулся уголок рта, глаза
сузились.
- Стоило бы как следует отделать вас... но мне тут жить. Что ж,
перетерплю.
- Вы совершенно не поняли меня. Я сказал: век живи, век учись. Я уже
не Давид Шварц образца 1893 года. Думаю, что и вы не та Джил Галбира...
когда вы умерли?
- В тысяча девятьсот восемьдесят третьем.
Они продолжали путь в молчании. У Джил на плече лежал бамбуковый
