ходу обдумывая свои возражения в будущем споре с господами теоретиками.
Народ ждал меня, но я не могу сказать, что мой рассказ о встрече с
Создателем, явившимся из горящего камня, привел аборигенов в трепетный
восторг. Пришлось применить силу и тумаками доказать, что Творец
избрал-таки себе народ, и что он-таки дал именно нам, местным евреям,
заповеди, и не для того кормил он нас манной небесной и выводил из
рабства, чтобы мы тут прохлаждались, когда нас ждут подвиги в земле,
текущей чем-то вкусным и тягучим.
Первую заповедь народ начал исполнять сразу, устроив большой молебен.
В ту же ночь я исполнил и четвертую заповедь, показав народу пример того,
как нужно совершать прелюбодеяния, чтобы не оскорбить нежной души Творца.
А когда народ, утомленный первым в истории этой планеты исполнением
заповедей, уснул крепким сном, я решил, что моя миссия здесь выполнена, и
пора возвращаться в институт.
Что я и сделал, бросив свой народ на произвол судьбы.
Несколько часов я приходил в себя - мне все время хотелось перекинуть
голову на другой край шейной тарелки и дернуть третьей ногой, что, как вы
понимаете, было затруднительно. Директор Рувинский, а также господа
Шехтель, Моцкин, Фрайман и Бельский смотрели на мои конвульсии с
сочувствием. Их бы на мое место!
Но, скажу честно, я был преисполнен гордости: по сути, никто иной,
как я, подарил народу, живущему черт знает в какой галактической дали,
заповеди, создав тем самым новую цивилизацию.
Отдохнув, я, естественно, немедленно предъявил свои претензии.
- Послушай, Рон, - сказал я испытателю Шехтелю, - ты никак не мог без
фокусов? Я был на вершине один, зачем тебе понадобилось устраивать
спектакль и портить хороший камень? А вы, господа, - сказал я молодым
гениям Фрайману и Бельскому, - могли бы лучше продумать текст заповедей,
особенно насчет прелюбодеяния...
Господа переглянулись, и директор Рувинский прервал мой монолог
словами:
- Песах, у тебя, видимо, временной сдвиг в сознании. Ты лучше
объясни, почему вернулся раньше срока!
- О каком спектакле ты говоришь? - спросил доктор Фрайман.
- И о каких заповедях? - добавило молодое дарование Бельский. - Мы
еще не закончили обсуждать текст.
В мою душу закралось ужасное подозрение и, помолчав минуту, я
спросил:
- Не хотите ли вы сказать, что не раскаляли камня на вершине, не
передавали мне металлических пластин с текстом заповедей и не вещали
голосом Творца для усиления впечатления?
- Нет! - ответили хором все пятеро.
И я понял, что совершенно зря сорок лет своей жизни был атеистом.
- Альтернатива, собственно, одна, - сказал доктор Фрайман после того,
как мы потратили два часа, обсуждая варианты. - Либо Песах, действительно,
общался с Творцом, каким его представляют религиозные евреи во всех мирах
Вселенной, либо где-то на иной планете в нашей или иной галактике
существует другой институт, подобный нашему, и некие инопланетяне,
надеюсь, тоже евреи, просто опередили нас в этой благородной миссии по
дарованию Торы.
- Согласен, - сказал директор Рувинский, помедлив. - Надеюсь, все
присутствующие, будучи людьми нерелигиозными, склоняются ко второму
варианту.
Мы переглянулись и склонились. Правда, писатель-романист Эльягу
Моцкин не преминул внести нотку сомнения.
- Я все время думаю... - сказал он. - Во Вселенной наверняка
множество планет, на которых развилась разумная жизнь. И на множестве
планет аборигены уже пришли или еще придут к идее единого Бога-творца,
поскольку это необходимая ступень в эволюции любой цивилизации. И каждый
раз это племя, посвятившее себя служению единому Богу, должно получить в
свое распоряжение некий свод моральных принципов, без которых цивилизация
не может успешно развиваться... Верно?
- Ну, - сказал доктор Фрайман.
- Вот мы с вами собрались осчастливить евреев на бете Козерога...
Произошла накладка, но об этом потом... А кто-то осчастливил нас, подарив
Моше заповеди на горе Синай. Но подумайте, господа, о том времени, когда
во Вселенной возникла первая цивилизация. Самая первая после Большого
взрыва. Там тоже были свои евреи, и именно они, выйдя впоследствии в
космос, начали помогать остальным... Но кто дал заповеди им, первым?
- Сами и придумали, - буркнул испытатель Рон Шехтель, доказав тем
самым, что не силен в теории.
- Рон, - сказал доктор Фрайман, - даже у самых первых евреев во
Вселенной должен был быть свой Синай, и свой огненный куст, или пылающий
камень, или что-то еще... Не забывай, ведь они верили в единого Творца.
Именно Творец должен был дать им заповеди, иначе все предприятие не имело
смысла. Разве мы, евреи, приняли бы что-то от человека, а не от Бога?
Разве ты забыл, что два еврея это три мнения? Если бы Моше сам придумал
заповеди, его племя до сих пор спорило бы о том, какую заповедь нужно
принять, а какую исключить из списка! Не может быть и речи о том, что
евреи в лице Моше придумали заповеди сами.
Сказал как отрезал.
- А если, - тихо сказал я, - допустить вмешательство Творца в том,
самом первом, случае, то, используя метод математической индукции, нужно
признать, что и во всех прочих миллионах случаев, включая наш, земной,
именно Творец, и никто иной, давал евреям заповеди. И сейчас, на бете
Козерога, я присутствовал при очередном, рутинном уже для Творца, акте
вручения заповедей евреям. И мы тут зря копья ломаем, ибо от нас ничего не
зависит.
- Похоже, - ехидно сказало молодое дарование Шай Бельский, - что
Песах завтра наденет кипу и запишется в ешиву. А как у тебя насчет седьмой
заповеди?
- Тебя бы на мое место, - пробормотал я, вспомнив добела раскаленный
камень и голос, густой и вязкий, и металлические пластины, которые мне
пришлось на своем горбу тащить по крутым склонам.
- Думаю, что предложение Песаха дельное, и его нужно принять, -
заявил директор Рувинский.
- Разве я что-то успел предложить? - удивился я.
- Конечно. Ты предложил, чтобы следующий этап операции "Моше" провел
Шай Бельский. Какая там планета на очереди? В какой системе?
- Омега Эридана, - подсказал доктор Фрайман.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал Рувинский. - Отправится Бельский.
Шехтель, как и прежде, будет обеспечивать безопасность, а мы начнем
конструировать заповеди для евреев той планеты по мере поступления
информации от Бельского. Либо мы успешно проведем операцию, либо нас опять
опередит кто-то другой. Тогда и будем разбираться - верить ли нам в Творца
или...
Он пожал плечами, и Шехтель отправился налаживать аппаратуру.
Должен признаться уважаемым читателям, что гораздо интереснее самому
участвовать в операции, чем смотреть на происходящее со стороны, не всегда
понимая, как развиваются события. Тем более, если речь идет о мире, в
котором разумны растения, а к идее единого Бога приходит трава высотой в
два человеческих роста.
Я так и не понял, что тамошние евреи называют пустыней. На мой
непросвещенный взгляд, пустыня - это место, где песок, скалы, горные козлы
и колючки, где не растут деревья и где нет трав и кустарников, пусть даже
и разумных.
Как бы то ни было, Шай Бельский очень удачно слился с пейзажем, и в
первые часы я вообще не мог отличить его стебель от прочих стеблей - все
были высокими, зелеными, все шевелились, когда дул ветер, все бодро
шлепали корнями по мокрой почве. Наконец я понял: Бельский постоянно
вылезал на сухую землю, и соплеменники оттаскивали его обратно, а то этот
новоявленный Моше мог бы усохнуть раньше срока.
Деревья, кстати (а точнее - те племена, кто пока не приняли идею
единого Бога), не обращали никакого видимого внимания на то, что вытворяла
трава. По крайней мере, они не пытались своими огромными корнями примять
еретиков и никак не реагировали на то обстоятельство, что трава все
быстрее и быстрее перемещалась на восток - туда, где, по идее,
пропагандируемой Бельским, находилась исключительно плодородная земля, в
которой травы могли за один сезон вымахать до десятиметровой высоты.
Вы когда-нибудь пытались вести растительный образ жизни? Даже если
ваши корни способны перемещаться, такая жизнь - не для творческого
человека, я так считаю. Могу себе представить, какие муки испытывала
деятельная натура Шая Бельского, тем более, что, если для нас, сидевших в
лаборатории института, проходил час нашего локального времени, в мире
омеги Эридана успевали пробежать сутки.
Телеметрия исправно информировала о состоянии дел, доктор Фрайман с
директором Рувинским обрабатывали данные, компьютеры переваривали
информацию и создавали предварительные варианты заповедей, а мы с
писателем-романистом Эльягу Моцкином, забравшись в киберпространство,
пытались ощутить весь процесс как бы изнутри.
Шай Бельский старался, конечно, изо всех сил, но евреи роптали.
- Если бы мы верили не в единого Бога, - подстрекали провокаторы, -
то смогли бы вырасти такими же большими, как вот эти племена, и нам никто
не был бы страшен.
- Глупости, - говорил Бельский, покачивая стеблем, - не нужно путать
причину и следствие. Мы не потому стали травой, что поверили в единого
Бога, но наоборот, - нам пришлось понять, что Бог один и неповторим,
потому что мы трава, и врагов у нас больше, чем у кого бы то ни было, и
только мысль о Творце всего сущего может сплотить нас и вывести из плена
этих огромных деревьев!
Для соплеменников эти слова были слишком умны. Бельский еще
пользовался авторитетом, но терял его на глазах. Призрак золотого тельца и
многобожия уже маячил впереди. Только одно могло спасти цивилизацию на
омеге Эридана - немедленное вмешательство и дарование заповедей.
Торопить Фраймана и Рувинского не имело смысла, они и так едва ли не
опережали компьютер по скорости создания новых идей.
В Тель-Авиве настала ночь, а на планете, где Бельский изображал из
себя Моше, прошел месяц, когда трава достигла опушки леса. Это я так
говорю "опушка" - за неимением другого, столь же однозначного, термина.
Огромные деревья, верившие в сонмы богов, остались позади, и трава,
шагавшая на восток, вышла на крутой берег довольно широкой реки. Не думаю,
чтобы вода в реке обладала разумом - иначе она сумела бы пробить себе
прямое русло, а не текла бы изгибами, будто змея. Для травы, которую вел
вперед Шай Бельский, даже эта преграда была непреодолима.
Вполне возможно, что деревья только этого и ждали, потому что "лес"
неожиданно сдвинулся с места, и корни огромных деревьев начали сшибать
оставшиеся в тылу травинки местного еврейского племени. Как говорил
великий Шекспир: "Когда в поход пошел Бирнамский лес..." Все знают, чем
это кончилось для Макбета. Конец Шая Бельского оказался бы не менее
плачевным.
- Еще хотя бы час локального времени! - воскликнул доктор Фрайман. -
Компьютер уже сконструировал восемь из десяти заповедей, неужели Шай не
может потянуть время?
Нет, времени больше не было. Высокий стебель, в котором даже я уже
без труда мог признать Шая Бельского, отделился от общей травяной массы и,
шлепая корнями, полез на крутой склон, нависший над берегом реки.
Нашел-таки Синай!
- Сейчас, сейчас, - бормотал над моим ухом доктор Фрайман, - уже
девятая заповедь готова, еще пять минут...
- Я появлюсь там из-за того вот камня, - сказал испытатель Шехтель,
который уже наладил аппаратуру и ждал только приказа изобразить Создателя.