бросил ее на пол. Доминус сделал шаг, чтобы посмотреть, что же изображено
в этой книге, какие значки, а, может быть, и картинки, но книга, падая,
захлопнулась. Обложка была шершавой на взгляд и, видимо, не очень приятной
на ощупь.
- Почему Творцы всегда опаздывают? - сказал старик. Был ли это вопрос
или только мысль, не обращенная ни к кому? Авраам, вероятно, думал о том
же, потому что сказал своим ломким детским голосом:
- Когда продумываешь мир на миллионы поколений вперед, разве так уж
жалеешь об ошибке в десяток или даже тысячу?
- Но если от этой ошибки меняется судьба мира...
- Судьба народа. Но почему - мира? Мир бесконечен. Народ ушел, и
народ пришел. Что он на пути Вселенной?
- Что же теперь будешь делать ты?
- Ты знаешь, - сказал мальчик.
Он повернулся и пошел к выходу. Доминус посторонился, Авраам шел
прямо на него, не видя ничего перед собой. Да и как он мог видеть - сквозь
слезы?
- Вы меня совсем запутали, - сказал Доминус. - Вы оба. Чем ты довел
Авраама до слез, старик, - я никогда не видел, чтобы он плакал. Даже когда
упал с дерева - прошлым летом...
- Ему есть о чем плакать, - отозвался Хранитель. - Доминус, об одном
прошу тебя... Я не доживу, а ты не забудь... Когда его будут убивать...
Помоги, чтобы он не мучился.
Всю дорогу домой Авраам молчал. Доминус сначала приставал с
вопросами, но потом отстал, мальчишка всегда был упрям, сам заговорит,
если захочет.
Обратный путь казался более легким. Солнце село, сумеречное небо
светилось сполохами от горизонта до горизонта, и можно было не бояться
темноты. Правда, в песок время от времени падали с высоты стрелы молний,
но это была привычная опасность, в пустыне она была не больше, чем в
селении. Если Творцы хотят наказать, от них не скроешься.
Под кроной Лоредана мальчишка решил почему-то сделать привал, хотя
дом был уже рядом. Доминус не стал спорить, за этот долгий день он понял,
что если и есть человек, который точно знает, чего хочет, то это Авраам.
- Что сказал тебе Хранитель на прощание? - неожиданно спросил
мальчишка. Доминус вздрогнул.
- Ничего, - ответил он торопливо. - Обычные слова...
- Ты не можешь скрывать мысли, Доминус, - вздохнул Авраам, - и никто
не может. Не бойся. Тебе не придется меня спасать. Все кончено. Я
опоздал...
Он протянул руку на запад, где совсем недавно опустилось солнце.
- Там, - сказал он, - было море. Море - это место, где много воды, от
горизонта до горизонта. И не качай головой, я в своем уме. А здесь жил
народ. Здесь... Но - тогда. Они ждали меня. Творец, почему ты привел меня
в мир сейчас? Кого наказал ты? Их? Меня? Творец, возьми назад все, что ты
дал мне...
Мальчишка опустился на колени, погрузил ладони в песок, бормотал
что-то, плакал - надрывно и всхлипывая. Доминусу было страшно, он не знал,
что делать. Ему казалось, что за этот день Авраам прожил всю свою жизнь, и
сейчас ему не девять лет, а все сто, и плачет он о том, что жил напрасно.
Можно приласкать мальчишку, но как успокоить старого мудреца?
- Мессия, - повторил он. Слово было непонятным, оно ничего не
означало. Может быть, имя? Может быть, прозвище. Может быть, судьба...
Авраам, сын Давида, Мессия, опоздавший родиться на восемь
тысячелетий, плакал о чем-то, чего уже никто не мог понять.
П.АМНУЭЛЬ
ОШИБКА ВЕЛИКОГО МАГИСТРА
Прежде мне не приходилось иметь дела с живыми читателями. Я не
получал ни писем с признаниями в любви (разумеется, читательской), ни
писем с угрозами расправиться со мной, если я не перестану сидеть за
компьютером. Единственный человек, с кем я вел постоянную переписку, это
мой издатель Рик Кандель. Переписка эта заключалась в том, что он сообщал:
"Песах, ты еще не осветил год две тысячи двадцать третий", а я отвечал:
"завтра же освещу, вот только фонарь найду".
Поэтому вчера, открыв на звонок дверь и обнаружив мужчину средних лет
и приятной наружности, с черным дипломатом в руке, я, естественно, сказал:
- Извини, я ничего не покупаю.
- А я ничего не продаю, - отпарировал мужчина и вошел в салон. Он
прошел к журнальному столику, положил на него дипломат, щелкнул замками и
извлек на свет не очень толстый томик. Насколько я мог понять, заголовок
был на латыни.
- Мое имя Соломон Штарк, - сказал незванный гость, усаживаясь на
диван и глядя на меня снизу вверх. По-видимому, он не был знаком с
основами психологии поведения, либо эта неудобная для диалога поза
казалась ему вполне естественной.
- Я сенситив и прогностик, - продолжал он, а я, между тем, думал, как
можно избавиться от человека, без причины нарушившего домашний покой. - И
я читатель твоей "Истории Израиля".
- Очень приятно, - пробормотал я.
- Приятного мало, - отрезал господин Штарк. - Дело в том, что история
развивается вовсе не так, как должна.
- Согласен, - сказал я, - иметь под боком такое сокровище как
президент Раджаби...
- При чем здесь этот палестинский выскочка? - возмутился господин
Штарк. - Я имею в виду Магистра.
Мне-таки пришлось опуститься на диван рядом с господином Штарком,
потому что он раскрыл книгу и ткнул пальцем в некий стихотворный текст, а
зрение мое вовсе не таково, чтобы читать мелкие буквы на расстоянии
полутора метров. Книга оказалась двуязычным изданием Нострадамуса: на
одной странице шел латинский текст, а на соседней - его русский перевод.
Катрен, на который показывал незванный гость, гласил:
"Союзник Генриха - кудрявый король побеждает арабов.
Черноволосый, с помощью гениальных изобретений
Он победит жестоких и гордых людей:
Великий Генрих поведет пленных под знаменем полумесяца."
- Катрен семьдесят девятый, - сказал господин Штарк. - Пророчество
Магистра на год две тысячи двадцатый. Великий Генрих должен был взойти на
французский престол в конце двадцатого века. Кудрявый король - это
испанский монарх. Жестокие и гордые арабы должны быть к сегодняшнему дню
уже побеждены и повержены во прах. И единственной свободной страной в
восточном Средиземноморье остается Израиль. Так сказал Магистр.
- Но так не получилось, - возразил я. - Арабы все еще в силе,
палестинцы хотят за столом переговоров оттяпать Яффо, а пресловутый Генрих
вовсе не родился, и Франция все еще республика. Знаешь, я согласен, что у
Нострадамуса были верные предсказания, вот ведь и распад Советского Союза
он в двух словах изобразил... Но пророки всегда отличались туманным
стилем.
- Это отговорка неучей, - отрезал господин Штарк. - Пророки всегда
отличались абсолютной точностью. Иначе они были бы не пророками, а
фантастами.
- Спасибо за комплимент, - буркнул я, соображая, как бы выпроводить
посетителя без вреда для здоровья и мебели.
- Все, что предсказал Магистр до рождения Генриха, сбылось. И
Французская революция, и век пара, и марксизм с ленинизмом, и образование
коммунистического государства, и его распад через семьдесят четыре года, и
рождение Израиля, и мировые войны, Гитлер и Мао, я уж не говорю о
Сталине... Генрих просто не мог не родиться, он не мог не возглавить
Францию в 1999 году.
- Не повезло, - сказал я. - Его потенциальная мать вышла замуж за
другого. Ты же знаешь француженок, они такие ветреные, да и Нострадамуса
не читают...
- Нечего иронизировать, - печально сказал господин Штарк. - Вся
история идет наперекосяк, а историку Песаху Амнуэлю на это плевать.
- Историк описывает то, что произошло на самом деле, а не то, что
могло бы произойти, если бы сбылось чье-то пророчество.
- Все, о чем писал Магистр, произошло на самом деле, - сказал
господин Штарк.
- Возможно, - сказал я, - но не в нашем мире.
И лишь произнеся эти слова, я понял, чего добивался посетитель.
- Так, - сказал я, взяв в руки книгу катренов и перечитывая тот, что
был отмечен желтой полосой, - ты хочешь сказать, что примерно в тысяча
девятьсот семидесятом году произошло событие, которое сместило нашу
историю на альтернативную мировую линию. Ведь именно в семидесятом должен
был родиться Генрих, верно?
- Ну вот, - удовлетворенно сказал господин Штарк, - ты, наконец,
понял. Он произнес это таким тоном, будто был убежден, что средний историк
в состоянии понять только азбучные истины.
- А что такого произошло в семидесятом? - задумчиво сказал я,
перебирая в памяти события того времени. - Ранние годы застоя в СССР. США
увязли во Вьетнаме. Франция переживает период политической нестабильности.
В Германии... Но Германия нас ведь не интересует...
- Франция, - сказал господин Штарк. - И узнать это можно только одним
способом.
- Ну да, - кивнул я, - воспользоваться Смесителем истории. Но,
господин Штарк, почему ты пришел ко мне? Смесители продаются во всех
салонах фирмы "А-зман а-зе", и если ты еще не приобрел эту штуку...
- Приобрел, - сказал господин Штарк, - и я не настолько туп, чтобы не
воспользоваться Смесителем и не узнать истину. Разумеется, я был в том
времени. В семьдесят втором, а не в семидесятом, если на то пошло.
Трагическая случайность. Даже Магистр мог этого не учесть. В июне
семьдесят второго на авиасалоне в Бурже произошла катастрофа - советский
Ту-144 потерял управление и врезался в дом. Погиб экипаж, там был даже
замминистра. Об этом писали. А о том, что в разрушенном доме погибла
молодая женщина по имени Жаннетт Плассон, не писал никто.
- Ты хочешь сказать...
- Она находилась на восьмом месяце. Если бы катастрофы не произошло,
или если бы салон состоялся месяцем позже, Жаннетт родила бы мальчика,
который через двадцать семь лет изменил бы лицо мира.
- А как насчет альтернатив? - спросил я.
- А никак, - пожал плечами господин Штарк. - Гибель самолета - это
ведь не результат чьего-то сознательного выбора. Если бы пилот хотя бы на
мгновение задумался - влепить машину в дом или спокойно завершить полет, -
обе альтернативные возможности были бы осуществлены физически. Но процесс
от выбора человека не зависел. И альтернативных миров, в которых Генрих
родился бы и выполнил свою миссию, просто нет.
- Ах, - сказал я, - как это Нострадамус так подкачал? Предсказал мир,
который не мог возникнуть даже в качестве альтернативы.
- Все же, Песах, - с сожалением сказал господин Штарк, - ты оказался
глупее, чем я думал.
Что я должен был сделать, как по-вашему? Я, естественно, встал и
пошел открывать дверь. В конце концов, пословица гласит, что незванный
гость хуже татарина. Правда, это русская пословица, и господин Штарк мог
ее не знать. Наверно, только по этой причине он не сдвинулся с места.
Оказывается, господин Штарк все обдумал еще до прихода ко мне. Он,
видите ли, был с детства человеком увлекающимся и безмерно верящим в то,
чем увлекался. Книга "Мир глазами Нострадамуса" попалась ему на глаза,
когда он готовился на аттестат зрелости. Можно подумать, что прежде он
никогда не слышал о пророках - в одном только Танахе их достаточно.
Почему-то свои, иудейские пророки на него не произвели особого
впечатления. Ну конечно, жили они в библейские времена и пророчествовали
от имени Творца, да еще и выражались весьма отвлеченно и на
общефилософские темы. А Нострадамус был, во-первых, точен в обозначении
дат, во-вторых, предсказывал не только политические интриги, но и научные
открытия, что, естественно, повышало степень доверия к пророку. Но
