- Хорошо, - Галка вздохнула. - Сначала о Наденьке.
- Галя...
- Ничего, Рома, я уже... Не знаю, что наговорил тебе следователь. Они
решили, что Наденька... ненормальная. Она ведь с малых лет часто
задумывалась. Сидит, смотрит в одну точку, слушает что-то и даже пробует
потрогать... Будто какая-то преграда в воздухе. Или наоборот, смотрю, она
пытается руку просунуть в стену, будто это воздух. И так - минуту или
пять... А потом все нормально. Я спрашиваю: "Доченька, что с тобой?" -
"Ничего, мама, задумалась." - "О чем, родная?" - "Не помню..." Будто сон,
а когда просыпаешься, все забываешь. Случалось это не так уж часто, ну,
раз или два в месяц. Леня... Это мой муж... Он говорил: девочку нужно
показать. Может, у нее с головой... А Наденька была нормальным ребенком.
Абсолютно нормальным, кроме этих пяти минут. Может, я все-таки сделала
ошибку, и нужно было... Нет, не нужно было, Рома. Они бы поставили все с
ног на голову. Я потом насмотрелась на психиатров... Они бы Наденьку
гораздо раньше... Я ведь и тогда, и потом все понимала лучше врачей. Я
всегда помнила твои вопросы. Меня только удивляло... Ты искал ведьму во
мне, и я оказалась дура-дурой, а дочка... Я чего боялась? Ведьмы, о
которых ты рассказывал, действительно доводили себя почти до сумасшествия,
потому что ничего в себе не понимали. Но ведь этого-то я уж совсем никому
сказать не могла. Лет восемь Наденьке было, когда она научилась запоминать
кое-что из того, что видела или слышала. Сначала пыталась рассказывать
мне. Вместо того, чтобы просто слушать, я испугалась. Я тогда первый раз
испугалась, Рома. Потому что рассказы Наденьки были такими... ну... без
смысла, какие-то картины, которые невозможно понять - кто-то что-то
куда-то где-то. Обрывки. Однажды я оборвала ее и сказала: незачем тебе это
запоминать, отвлекись. Спорт там, все, что угодно, только не
сосредотачивайся на этом, и все пройдет. Спугнула. Она никогда больше мне
ничего не рассказывала. Никогда. Любила меня безумно. Когда Леня от нас
ушел, мы вообще стали неразлучны. Я все о ней знала. Кроме одного. Я даже
не знала, когда с ней это случается, потому что лет в десять Наденька
научилась вызывать в себе это сама. Когда захочет. Тогда она и рисовать
начала. Ты видел рисунки. Их было гораздо больше. Сотни, может, тысяча...
Не знаю, где они. Что-то Наденька с ними сделала. Только одна папка и
осталась, на которой написано твое имя.
- Но откуда...
- Ты? Наденька читала все твои рассказы. И знала о тестах. Однажды я
ей все рассказала. Не знаю, почему. Сначала мне казалось - чтобы она
поняла сама себя. Думала, это сблизит нас, она станет более открытой. А
она...
- Что?
- Наоборот. Она даже рисунки стала прятать. Это был ее мир, и мне там
нечего было делать. А картину с глазами вдруг повесила в спальне, чтобы
всегда ее видеть. Ты ведь тоже заметил... Что это, Рома?
Р.М. промолчал.
- А потом началось в школе. Ну, мы с Наденькой поссоримся-помиримся,
а в школе... С ней ведь это и на уроках случалось. Все думали, что она...
колется, представляешь? Однажды, это было в восьмом классе, им делали
какие-то прививки, и школьный врач очень внимательно разглядывала
Наденькины руки, смотрела вены, и это при всех девочках, Наденька вырвала
руку и убежала, а потом плакала. Я пошла к врачу, а та говорит: мне
сказали проверить, я и проверила. Кто сказал, зачем? Кто сказал, говорит,
тот имеет право, а зачем - вам лучше знать, вы мать. Ну, и что нашли?
Ничего, говорит. Но сомневается. Что-то, говорит, должно же быть. Девочка
ваша явно не в себе. И муж от вас ушел, а это травма. Учиться стала хуже.
Я говорю: возраст такой, все в этом возрасте учатся не так, чтобы... В
общем, это уже новый этап начался. Она ведь и с подругами не делилась.
Девочки стали ее сторониться. А это действительно такой возраст, когда без
подруг нельзя. Это ужасно, Рома, я сама себя плохо помню в этом возрасте,
но помню, что от одиночества готова была повеситься, хотя и дел-то всего
было: с Сонькой поссорилась, была у меня закадычная подруга. И такая
тоска... А тут... Это сейчас мне кажется, что я все понимаю. А тогда я
только злилась. С одной стороны - самолюбие, родная дочь, а что-то
скрывает. С другой стороны - действительно стала хуже учиться. В десятом
классе в школу вызвали скорую из психушки. Школьная врач вызвала. Я ей
тогда чуть в волосы не вцепилась. Разве так можно с ребенком? Ну, хорошо,
нажаловалась ей классная, тоже дура, господи, не можешь понять ребенка,
иди в колхоз, а не в школу. Она у них математику преподавала. Наденька до
девятого класса хорошо по математике шла, а потом сдала, говорила, что
математика ей ни к чему, она на филфак пойдет. И классной говорила, не
понимала, что той обидно. И еще трансы эти - прямо на уроках. Классную
тоже понять можно: сколько это продолжаться могло, девочка не колется, это
врач точно сказала, а будто рехнутый сидит, недолго, правда, но все же
заметно. А что не заговаривается, выглядит совершенно нормальной, так в
этом, может, только специалисты разберутся. Она должна была сначала меня
вызвать, а не скорую. В общем, что говорить. Приехали те, наслушались
рассказов. Взрослых слушали, детей - нет. Говорить с Наденькой в школе не
хотели, поехали, мол, с нами, там побеседуем. Наденька ни в какую. Ну и те
не решились силой везти. Ребенок все же. Я домой с работы вернулась, Нади
нет, пятый час, прибежала в школу, а они еще сидят. Наденька вся бледная,
они ее по сто раз одно и то же спрашивают. Наорала я на всех, пошли мы
домой. Наденьку всю трясет... Весь вечер проспала. А потом... Что-то
сломалось, понимаешь? Прозвище у нее в школе появилось - "колдунья".
Сначала за глаза называли, потом - так. Раньше у Наденьки подруга была. Не
такая уж близкая, в кино они вместе ходили. А тогда мама ее запретила
дочке бывать с Наденькой. Знаешь, почему? Сглазить может... Я Наденьку ни
в чем не упрекала. Поняла, что она уже научилась контролировать свои
видения, вызывать их по желанию. Это было ужасно. Тычется в стену, как
слепая, будто никакой стены нет, пустота. Или станет посреди комнаты и
что-то нащупывает в воздухе, будто там преграда, которую она видит, а я
нет. И что-то тихо бормочет. Я прислушиваюсь и не могу понять, никакого
смысла. А она будто разговаривает с кем-то. Я тоже готова была "скорую"
вызвать, но меня останавливало, что тогда Наденьку непременно заберут от
меня, и что там с ней сделают, не знаю. Не верила я врачам, психиатрам
особенно. Глухие люди. Я как-то говорила с одним, светило, профессор, у
нас на фабрике лекцию читал о наркомании. После лекции я его остановила,
стала расспрашивать. Слушал он очень внимательно, вполне можно было
подумать: какой прекрасный врач. А я смотрела в его глаза, и они мне не
нравились. Ему было все равно, он слушал и в уме раскладывал по
полочкам-признакам: это туда, это сюда, а это вот так. Он не чувствовал,
что я говорю, он это продумывал. И мне стало холодно. Никогда Наденьку им
не отдам, никогда. Может, я все же ошиблась, Рома?
Галка замолчала и неожиданно опять заплакала. Р.М. молча гладил ее по
голове.
- Рома...
- Что, Галчонок?
- Ужасно домой хочется.
- Домой? Ты...
- Я уехала, потому что вышла замуж, а Леню сюда в институт
пригласили. Привыкла за столько лет. А сейчас поняла, что это только
привычка. Нади нет, мужа тоже... Страшно мне здесь. И уехать не могу -
куда я уеду от Наденьки. И оставаться сил нет. Понимаешь?
- Да...
- Я ведь ни с кем не переписывалась из прежней компании. Только с
Марианной. У нее двое: сын и дочь. Сын старше, хороший парень. А с дочкой
не заладилось... Господи, какое было время!
- Ну, - Р.М. покачал головой, - это сейчас ты его романтизируешь.
Молодые были. А тогда ты, помню, жаловалась, что группорг прохода не дает,
и что тоскливо, и вообще все не так...
- Да?.. Сейчас об этом не вспоминается.
- Галка, а что у Марианны с дочерью? Ты сказала "не заладилось".
- Не знаю, Рома. Она ведь у Марианны поздняя, Марианна старше всех
нас, ей было больше сорока, когда дочку родила.
- Не первый же ребенок...
- Ну и что? Бывает и со вторым.
- Что она писала?
- Что мучается с ней. Сейчас девочке лет пять, а тогда было меньше
двух. Она не разговаривала. Что-то объясняла по-своему, но понять
невозможно. И еще было плохо со зрением и слухом. А внешне очень красивая
девочка, просто куколка. Сейчас покажу.
Галка включила верхний свет - в комнате стало уже темновато - и
достала из серванта пухлый потрепанный альбом, в котором фотографии были
просто вложены между страницами. Они выпадали, и Галка в конце концов
вывалила их на скатерть.
Р.М. вспомнил Марианну, длинную и худую, как жердь, очень быструю и
ловкую в движениях - иногда она казалась лентой, с которой работают
девочки-гимнастки, ее движения были так же неуловимо быстры и красивы.
Работа с ней не запомнилась, все было, видимо, как у прочих.
- Вот, - Галка выудила цветную фотографию.
Пожалуй, девочка выглядела неживой, будто кукла производства ГДР, по
цене 15 рублей. Голова чуть больше - совсем чуть - чем нужно, и выражение
лица такое же кукольное, довольное и бесчувственное. Огромные кукольные
ресницы и резкий неприятный взгляд.
- А почему вы перестали переписываться?
- Так получилось... Она не ответила на очередное письмо, и я больше
не писала.
Р.М. отложил фотографию и перевел разговор. Пожалуй, Галке
действительно имеет смысл вернуться в родной город. У нее ведь там остался
дядя. Квартиру поменять, хотя это, конечно, непростая проблема. Р.М.
говорил, а думал о другом. Нельзя здесь больше оставаться. Нельзя, чтобы
Галка к нему привыкла. Но как ей об этом сказать?
Галка положила ладонь ему на руку и спросила очень тихо:
- Рома, ты где?
- Что?
- Рома, ты думаешь о том, что пора лететь домой?
- Нет, Галя.
- Думаешь. И еще думаешь о том, что Светочка...
- Светочка?
- Дочь Марианны. Что она такая же, как Наденька, даже хуже, потому
что в два года Наденька была совершенно здорова.
- Почему ты так...
- Ты не подумал об этом? Честно.
- А ты подумала об этом только сейчас?
- Нет, Рома, как только увидела фотографию. У них - у Светы и Нади -
одинаковые глаза. Когда у Наденьки начиналось _э_т_о_... Такой вот взгляд.
Потом он менялся, даже цвет глаз, казалось, становился другим. Будто на
время кто-то поселялся у Нади в мозгу и смотрел оттуда... Для психиатра
увидеть такой взгляд - все. Хорошо, что они ни разу ее такой не видели.
Когда это началось? - думал Р.М. До Галки и Марианны были другие,
вопросы тестов менялись постоянно, с какого варианта все началось? Как
узнать? Только проверкой. Найти всех. Достаточно только одного еще случая,
чтобы его уверенность, которая возросла после рассказа Галки, стала
полной.
- Ты ведь не уедешь, на ночь глядя, - сказала Галка.
- Конечно, - быстро согласился Р.М.
Когда это началось? - думал Р.М. До Галки и Марианны были другие,
вопросы тестов менялись постоянно, с какого варианта все началось? Как
узнать? Только проверкой. Найти всех. Достаточно только одного еще случая,
чтобы его уверенность, которая возросла после рассказа Галки, стала
полной.
- Ты ведь не уедешь, на ночь глядя, - сказала Галка.
- Конечно, - быстро согласился Р.М.
7
- Вы делаете ошибку, - сказал шеф, подписывая заявление. Пока Романа
