которой ты не видел никогда. И только из-за надписи на папке. А писать ей
не хочешь, боишься, что не ответит...
- Удивительно, - Р.М. усмехнулся. - Ты всегда догадываешься о том,
что я хочу сделать, прежде, чем я о том говорю. И никогда не понимаешь
истинных причин того, что я делаю. Как это вообще возможно - догадываться
о следствиях, не подозревая, какими были причины?
- Я женщина, - коротко сказала Таня.
- И, следовательно, - ведьма, - пробормотал Р.М.
4
Заявление об уходе шеф пробежал взглядом и молча спрятал в ящик
стола, а с Романом Михайловичем заговорил о расчетах модели решетки,
которую надо бы ввести в машину. Тогда Р.М. положил второе заявление - об
отпуске на неделю в счет очередного. Шеф прочитал и это заявление,
спросил:
- Отчего вдруг?
На самом деле причина его не интересовала, точнее, он воображал, что
знает ее, и что деликатная эта причина как-то связана с тем
обстоятельством, что Петрашевским в последнее время интересуется
прокуратура. Вот и вчера следователь звонил. Уверял, что ничего
серьезного, но все же из прокуратуры просто так звонить не станут. Иногда
Петрашевский бывает невыносим, пусть себе идет в отпуск, посидит неделю
дома, всем спокойнее. А чем он дома занимается, и что у него со
следователем - кому какое дело.
Подписанное шефом заявление Р.М. отнес в дирекцию, о другом,
спрятанном в ящик, напоминать не стал, через день-другой шеф и сам
перечитает и как-нибудь обязательно отреагирует. Во всяком случае,
вернувшись, можно будет продолжить разговор.
Собрался Р.М. быстро, в лаборатории все были уверены, что отъезд его
связан с судебным делом, по которому он проходит свидетелем.
С дневной почтой пришло письмо из Министерства электротехнической
промышленности. Приятное письмо, но и опасное в некотором роде.
Замминистра информировал, что в январе в Москве будет проведен семинар по
изучению методики прогнозирования открытий, одним из авторов которой
является Р.М.Петрашевский. Означенный Петрашевский приглашается принять
участие в семинаре и выступить с основным докладом.
Таня обрадовалась необычайно - как же, признали методику! Соберутся
люди бог знает откуда и будут изучать теорию открытий, и это после десяти
лет полного равнодушия. Признали! Значит, перестройка дошла и до этих
бюрократических сфер?
Р.М. по здравом размышлении остудил Танин пыл. Во-первых, почему
министерство? Было бы естественно, если бы семинар провела Академия Наук,
но она упорно молчит. Во-вторых, что значит "один из авторов"? А кто
второй? Видимо, там считают, что Петрашевский - член большого авторского
коллектива. Впрочем, кто знает, что именно считают там. Всесоюзный семинар
- его ведь нужно очень тщательно готовить, верно подобрать участников и,
главное, содокладчиков. Как они там вообще это мыслят? Предложение
выглядит несерьезным. Похоже, в министерстве спутали методику открытий с
чем-то сугубо техническим и прикладным. Поэтому нечего трубить в фанфары,
нужно точно выяснить, что происходит.
Однако, мысль о семинаре не отпускала, и Р.М. прикидывал уже, какие
материалы будут нужнее всего, и кого из энтузиастов методики в других
городах необходимо пригласить. Подумав об энтузиастах, он вспомнил о
Гарнаеве, который давно уже не давал о себе знать. Стало немного стыдно -
у того неприятности, и его исчезновение говорит о том, что вряд ли все
обошлось. Давно нужно было позвонить, привык, что Евгений обычно является
сам.
Гарнаев оказался дома и сообщение о семинаре воспринял с нормальным
энтузиазмом. Разумеется, он поедет с огромным удовольствием и даже за свой
счет, если министерство не оплатит дорожных расходов. И доклад "Открытия в
астрофизике" он подготовит. Как дела на работе? Вполне нормально для
такого директора. Далее последовал рассказ, суть которого сводилась к
тому, что перестройка еще не коснулась нашей благословенной республики,
если даже московская комиссия, приехав и осмотревшись, сначала ужасается,
а потом, после "тайной вечери" у президента республиканской Академии,
вернувшись в Москву, пишет в отчете нечто совершенно неожиданное и
диаметрально противоположное тому, о чем шла речь, когда комиссия покидала
обсерваторию. И тут уж одно из двух: либо правды на земле вовсе нет, либо
то, что происходит, и есть правда, и тогда кому нужна эта перестройка, о
которой столько говорят, в том числе и директор, и московская комиссия, а
все идет, как шло при дорогом Леониде Ильиче.
И в этой обстановке Евгений вылез на семинаре с сообщением о методике
прогнозирования астрономических открытий. Разумеется, привел пример: он
как раз доказал, что скопление звезд в Орионе есть молодой комплекс, и
сделал это вполне по методике, пройдя, не споткнувшись, все шаги
алгоритма. Сам ходил окрыленный - так все красиво получилось! - и других
думал если не увлечь методикой, то хотя бы заинтересовать и отвлечь от
склок. В результате едва не схлопотал выговор по партийной линии. При чем
здесь партия? Очень просто. В учебниках философии написано, что открытия
непредсказуемы. Это есть партийная линия. Гарнаев утверждает, видите ли,
что может открытия предсказывать. И ссылается не партийную литературу, а
на творения некоего Петрашевского, опубликованные почему-то издательством
"Металлургия". Почему не "Наука"? Потому, что науки в этом нет. Сейчас, во
время перестройки слишком много воли дали кое-кому под предлогом так
называемого плюрализма. Подмазаться к перестройке захотели, естественно, и
всякие антинаучные элементы. Завтра, значит, Гарнаев начнет читать перед
наблюдениями тексты из Библии на том основании, что ведь книга же, издана
на русском языке... В общем, вместо обсуждения методики обсудили личность
докладчика, обещали еще и на будущей аттестации припомнить. И припомнят,
память у них хорошая.
Сначала Р.М. слушал и посмеивался. Чтобы в наши дни такое, и где - в
астрономии? Лет сорок назад такой сюжетец прошел бы на ура. Но сейчас?
- А что сейчас? - сказал Гарнаев с горечью. - У нас там вроде
классовой борьбы. Шашки наголо - и пошел! Кому пожалуешься? Московской
комиссии, которая только что постановила, что директор вполне
соответствует? В газеты писать? Писали уже. Что еще? В суд не подашь -
смешно. Демонстрацию устроить? Для этого разрешение нужно.
Что посоветовать в подобной ситуации, Р.М. не представлял. Впрочем,
советовать Евгению что бы то ни было, смысла не имело - поступал он обычно
под влиянием минутного импульса.
- У меня такое впечатление, - продолжал Гарнаев, - что все мы
находимся под колпаком у какой-то внеземной цивилизации. Она специально
засылает к нам типчиков вроде нашего директора. Причем, это массированная
диверсия, не у нас ведь одних такая ситуация, в науке это сплошь да рядом.
- Мысль настолько не новая, - философски заметил Р.М., - что ты мог
бы ее и не повторять.
Гарнаев обиделся и вспомнил, наконец, что Р.М. уезжает в Каменск.
- Стоит ли? - засомневался он. - Девушки нет, мать ее с тобой лясы
точить вряд ли захочет. Альбом? А что альбом? Подумаешь, рисунки. Я тебе,
сидя на нашей горе, такие картинки нарисую, что меня кто хочешь психом
назовет. Иногда сидишь на семинаре и рисуешь, не глядя. Очень даже...
Ни спорить, ни рассказывать Галкину историю Р.М. не стал. Он
действительно не знал, как встретит его Галка. Могла швырнуть ему в голову
утюг (трагедия с дочерью, мать в состоянии аффекта), а могла броситься на
шею.
Вечер он потратил на то, чтобы разобрать с Таней почту и решить что
кому отвечать и что кому посылать. Среди писем от желающих приобщиться к
массовому производству открытий неожиданно оказался пакет с грифом журнала
"Знание-сила". Вернули рассказ, который Р.М. посылал еще весной. Письмо
было стандартным: "Редакция согласна с мнением рецензента". Разумеется,
согласна. Уже сам факт, что рассказ дали читать литконсультанту, говорил о
том, что публиковать его не собирались. Во всякой редакции знакомых
авторов читают сами. Р.М. полагал, что в "Знание-сила" его знают. Впрочем,
с этой редакцией у него дела никогда не ладились. За двадцать лет он сумел
выпустить две книжки фантастики, несколько брошюр по методологии открытий,
три десятка рассказов в журналах и альманахах (даже в политиздатовском
сборнике "Современная антирелигиозная фантастика" - вот уж чего Р.М. не
ожидал), но две вещи ему так и не удались: быть принятым в Союз писателей
и опубликоваться в журнале "Знание-сила". В Союз он не стремился, а вот
увидеть свой опус в "Знание-сила" хотелось хотя бы из спортивного
интереса.
Это была грустная фантастическая новелла о разочарованном в науке
ученом, который делает открытие именно тогда, когда, будучи в состоянии
депрессии, решает бросить науку. Он понимает важность открытия - он давно
к нему шел, - но решение принято, мир науки противен ему, за открытие
придется бороться, а сил уже нет. Открытие было придумано хорошее, с
помощью методики, Р.М. был убежден, что именно такое открытие будет
сделано в космологии лет через пять-шесть.
Рассказ получился печальным, один из самых лиричных его рассказов, в
этом Р.М. тоже был уверен. Рецензент, пересказав содержание и немного его
переврав, показал, что ничего не понял ни в философии рассказа, ни в его
настроении. То есть - в сути.
Что ж теперь? Спорить? В молодости Роман всегда спорил. Результат был
один: вторая рецензия оказывалась хуже первой. Потом Р.М. начал просто
пересылать рассказ в другую редакцию. Другие люди, другие вкусы, часто
рукопись шла в печать без единого замечания. А если возвращалась, то с
совершенно иной мотивировкой. Что не нравилось одному рецензенту, хвалил
другой...
Р.М. переложил рассказ в новый пакет, написал новое письмо и попросил
Таню отправить бандероль в "Искатель".
Потом начал собираться в дорогу. Таня гладила запасную рубашку, а
Р.М. заполнял портфель и думал о том, что вся эта история может оказаться
простым совпадением - в жизни и не такое бывает. И Галка не та, и надпись
на папке не к нему относится, и что тогда? Впрочем, тогда ясно - вернуться
домой и облегченно вздохнуть. А если все так, как он предполагает, вот
тогда-то что?
Р.М. любил в своих рассказах писать об ответственности ученых за свои
действия. Ученые делали открытия, а страдали от этого невинные. Даже если
ничего не взрывалось и не исчезало, последствия оказывались
неблагоприятными, потому что авторы открытий не продумывали всех возможных
следствий. Бывало, что Р.М. оправдывал ученых - как в повести "Лучистый",
- но чаще осуждал. Думать нужно, думать по всей морфологической схеме, шаг
алгоритма третий.
Но как продумать следствия опыта, если эти следствия к самому опыту,
казалось бы, не могут иметь никакого отношения. Согласно той же науке! То,
о чем Р.М. сейчас думает, вспоминая события двадцатилетней давности,
противоречит основным положениям биологии, хотя - вот ведь парадокс -
полностью соответствует методике. От чего же отказаться?
Он аккуратно сложил теплую проглаженную рубашку в портфель и,
конечно, опять помял. Подумал, что Таня многое понимает без слов,
чувствует, что поездка для него очень важна, и ни о чем не спрашивает,
хотя и знает очень немногое, самое поверхностное. И он не должен оставлять
ее в неведении. Все рассказать? Но он еще сам толком не продумал, Таня
может неверно понять. Впрочем, ерунда. Просто он не хочет рассказывать.
Утром он позвонил Родикову и застал следователя на месте.
