на то, что там упоминается о нем почти на каждой странице. Это просто
показывает, что люди даже Евангелие читают во сне. Пока человек пребывает в
глубоком сне, пока он погружен в сновидения, он не в состоянии подумать о
том, что он спит. Если бы он подумал о том, что он спит, он пробудился бы. А
так все идет по-старому. И люди не имеют ни малейшего представления о том,
что они из-за этого сна теряют. Как я уже сказал, пребывая таким, каким его
создала природа, каким он устроен, человек может быть самосознающим
существом. Таким он создан, таким рожден. Но он рожден среди спящих; и,
находясь среди них, он, разумеется, засыпает как раз в тот момент, когда
должен был бы начать сознавать себя!
Все способствует этому: подражание ребенка взрослым, намеренные и
ненамеренные внушения, то, что называется "воспитанием"... Любую попытку
ребенка пробудиться немедленно пресекают - это неизбежно. А для того чтобы
пробудиться позднее, когда накопились тысячи привычек, вызывающих сон,
требуются колоссальные усилия; необходима также и посторонняя помощь, а это
случается очень редко. В большинстве случаев человек еще ребенком утрачивает
возможность пробудиться; он проводит всю жизнь во сне и во сне умирает.
Далее, многие люди умирают задолго до своей физической смерти. Но о таких
случаях мы поговорим позднее.
"Теперь обратим внимание на то, что я сказал вам раньше. Вполне
развитой человек, которого я называю "человеком в полном смысле слова",
обладает четырьмя состояниями сознания. Средний человек, т.е. человек номер
один, номер два и номер три, живет только в двух состояниях сознания. Он
знает или, по крайней мере, должен знать о существовании четвертого
состояния сознания. Все эти "мистические состояния" и тому подобное
относятся к неправильным определениям; но в тех случаях, когда они не обман
или имитация, это проблески так называемого объективного состояния сознания.
"Однако человек не знает о третьем состоянии сознания и даже не
подозревает о нем. Он и не может о нем подозревать, потому что если бы вы
объяснили ему, что такое третье состояние сознания, т.е. из чего оно
слагается, он сказал бы, что это его обычное состояние. Он полагает себя
сознательным существом, управляющим собственной жизнью, факты, которые этому
противоречат, он считает случайными или временными, надеется, что они
переменятся сами по себе. Полагая, что он уже как бы от природы обладает
самосознанием, человек, конечно, не станет и пытаться приблизиться к нему
или получить его. И все-таки без самосознания, без третьего состояния
сознания, четвертое состояние - за исключением редких проблесков -
невозможно. А ведь знание, подлинное объективное знание, к которому человек,
как он сам уверяет, стремится, возможно только в четвертом состоянии
сознания, т.е. обусловлено полным им обладанием. Знание, приобретенное в
обычном состоянии сознания, смешано со снами. Вот вам полная картина бытия
человека номер один, два и три!"
Следующую беседу Гурджиев начал так:
"Возможности человека очень велики. Вы не можете даже отдаленно
представить себе, чего способен достичь человек. Однако во сне ничего
достичь нельзя. В сознании спящего его иллюзии, его "мечты" смешаны с
реальным. Он живет в субъективном мире и не способен покинуть его пределы.
Именно в этом заключается причина, почему он не способен воспользоваться
всеми силами, которыми владеет, почему всегда живет только в малой частице
самого себя.
"Ранее было сказано, что самоизучение и самонаблюдение при их
правильном проведении позволяют человеку понять, что в обычном состоянии в
его машине и его функциях имеются какие-то неполадки. Человек понимает, что
он живет и работает лишь в малой частице самого себя как раз по этой
причине; и вот поэтому подавляющее большинство его возможностей остается
нереализованным, а огромное количество сил - неиспользованным. Человек
чувствует, что не получает от жизни всего, что она может ему дать, что это
не удается ему из-за определенных функциональных дефектов его
воспринимающего аппарата. Идея самоизучения приобретает в его глазах новое
значение. Он сознает, что, может быть, и не стоит изучать себя таким, каков
он есть сейчас; он видит каждую функцию такой, какой она является ныне и
какой должна или могла была быть.
"Самонаблюдение приводит человека к пониманию необходимости изменить
себя. Наблюдая себя, человек замечает, что самонаблюдение само по себе
производит некоторые изменения в его внутренних процессах. Он начинает
понимать, что самонаблюдение - это орудие изменения себя, средство
пробуждения. Наблюдая себя, он как бы бросает луч света на свои внутренние
процессы, которые до сих пор совершались в полной темноте, и под влиянием
этого света процессы начинают меняться. Существует множество химических
процессов, которые протекают лишь при отсутствии света. Точно так же
протекают в темноте многие психические процессы. Даже слабого луча сознания
достаточно, чтобы полностью изменить характер какого-то процесса, а многие
из них прервать. Наши внутренние психические процессы, наша духовная алхимия
имеет много общего с химическими процессами, характер которых может
измениться под воздействием света, - и эти психические процессы подвержены
аналогичным законам."
"Когда человек приходит к пониманию необходимости не только
самоизучения и самонаблюдения, но и работы над собой, нацеленной на
изменение себя, характер его самонаблюдения также должен измениться. До сих
пор он наблюдал детали работы центров, стараясь лишь регистрировать то или
другое явление, быть беспристрастным свидетелем. Он изучал работу машины.
Теперь он должен увидеть себя, иначе говоря, увидеть не отдельные детали, не
работу колесиков и рычагов, а все вместе как целое. - увидеть всего себя
таким, каким его видят другие люди.
"Для этого человеку надо научиться делать, так сказать, умственные
"моментальные фотографии" самого себя в разные мгновения своей жизни, в
разных эмоциональных состояниях, причем это должны быть фотографии не
деталей, а целого, каким он его видит. Иными словами, они должны содержать
сразу все, что человек в данный момент может увидеть в себе: эмоции,
настроение, мысли, ощущения, позу, движения, интонации голоса, выражение
лица и тому подобное. Если ему удастся улавливать интересные моменты для
таких "фотографий", довольно скоро он соберет целый альбом своих портретов;
собранные вместе, они ясно покажут ему, что он собой представляет. Но
нелегко научиться такому фотографированию в самые интересные моменты,
улавливать характерные позы, выражения лица, эмоции и мысли. Если фотографии
удаются и их набралось достаточное количество, человек обнаружит, что его
обычное представление о себе, с которым он жил из года в год, очень далеко
от реальности.
"Вместо человека, каким он представлял себя, он увидит совершенно
другого. И этот "другой" - он сам, и в то же время не он. Это он, каким его
знают другие люди, каким он воображает себя и каким является в своих
действиях, словах и так далее; но не совсем такой, каков он есть на самом
деле. Ибо человек понимает, что в этом другом человеке, которого знают все и
знает он сам, много нереального, надуманного, искусственного. Вы должны
научиться отделять реальное от придуманного. Чтобы начать самонаблюдение и
самоизучение, необходимо разделить себя. Человек должен понять, что в
действительности он состоит из двух людей.
"Один человек - это тот, кого он называет "я", а другие называют
"Успенским", "Захаровым" или "Петровым". Другой человек - это подлинный
"он", действительное "я", которое появляется в его жизни на очень короткое
время, на мгновения, и может стать устойчивым и постоянным только после
долгого периода работы.
"Пока человек принимает себя за одну личность, он не сдвинется с места.
Его работа над собой начнется с момента, когда он ощутит в себе двух
человек. Один из них пассивен, и самое большее из того, что он может делать,
- это регистрировать или наблюдать происходящее с ним. Другой, который
активен и говорит о себе в первом лице, - это в действительности, только
"Успенский", "Петров" или "Захаров".
"Вот первое, что необходимо глубоко понять человеку. Начав правильно
думать, он вскоре увидит, что пребывает во власти своего "Успенского",
"Петрова" или "Захарова". Неважно, что он планирует, что намерен сделать или
сказать, не "он", не его "я" будет выполнять это, делать или говорить, а его
"Успенский", "Петров" или "Захаров"; и уж конечно, они сделают или скажут
это не так, как сделало или сказало бы "я", а по-своему, со своими
собственными оттенками значений, которые зачастую совершенно изменяют то,
что хотело сделать "я".
"С этой точки зрения существует определенная опасность, возникающая с
первого момента самонаблюдения. Начинает самонаблюдение "я"; но его
немедленно подхватывает и продолжает "Успенский", "Захаров" или "Петров". А
"Успенский", "Захаров" или "Петров" с первых же шагов вносят в это
самонаблюдение небольшое изменение, которое кажется незначительным, однако
же коренным образом меняет все дело.
"Вообразим, например, что человек по имени Иванов услышал описание
этого метода самонаблюдения. Ему сказано, что человек должен разделить себя:
с одной стороны "он" или "я", с другой - "Успенский", "Петров" или
"Захаров". И он разделяет себя буквально так, как слышит. "Это я, оговорит
он, - а вот это "Успенский", "Петров" или "Захаров". Он никогда не скажет об
"Иванове" т.е. не назовет своего имени. Это покажется ему неприятным, и он
обязательно воспользуется чьей-то чужой фамилией или чужим именем. Кроме
того, он относит "я" к тому, что ему в себе нравится, или к тому, что он, по
крайней мере, считает проявлением силы, тогда как "Успенским", "Петровым"
или "Захаровым" он называет то, что ему не нравится, что кажется слабостью.
На этом основании он начинает разными способами рассуждать о себе - и с
самого начала, конечно, рассуждает неправильно, ибо обманул себя в начале, в
самом важном пункте, взяв не свое реальное "я", не "Иванова", а воображаемых
"Успенского", "Петрова" или "Захарова".
"Трудно даже вообразить, как человеку не нравится употреблять свою
собственную фамилию, говоря о себе в третьем лице. Он всеми способами
стремится избежать этого: называет себя другим именем, как в только что
упомянутом случае, изобретает себе искусственное имя, которым его никто не
называл и не назовет; или же говорит о себе просто "он" и т.д. В этой связи
не составляют исключения и те люди, которые в своих умственных разговорах
называют себя своими фамилиями, именами или уменьшительными именами. Когда
это становится заметным для самонаблюдения, они предпочитают называть себя
"Успенским" или говорить: "Успенский во мне" - как будто бы в них может
находиться какой-то "Успенский". Этого "Успенского" вполне достаточно для
самого Успенского.
"Но когда человек понимает свою беспомощность перед лицом "Успенского",
его отношение к себе и к "Успенскому" в нем перестает быть безразличным или
равнодушным.
"Самонаблюдение становится наблюдением за "Успенским". Человек
понимает, что он - это не "Успенский", что "Успенский" - всего лишь маска,
которую он носит, роль, которую он бессознательно играет и, к несчастью, не
в силах перестать играть; роль, которая управляет им и заставляет делать и
