движении корабля за пять лет.
- Неплохо, - сказал Евгений Николаевич. - Недурственно. Арифметика
оказалась на должной высоте и в космосе: нам лететь еще немногим более ста
четырнадцати лет... Так-с... Приступим теперь к новому определению места
ракеты, но уже только по небесным светилам, сиречь звездам.
- Звезды - основной капитал Вселенной, - подхватил Боб. - Их здесь
чертова уйма, и я готов вам помочь, если...
- Благодарю вас, милейший Хоутон, - церемонно раскланялся Глебов. - Из
этой чертовой уймы мы отберем десяток (для первого раза!). Но вы что-то
хотели сказать... Если?..
- Если, любезнейший Евгений Николаевич, я смогу справиться.
- Вы забываете о нашем гениальном друге... - Глебов лукаво посмотрел в
мою сторону. - Пересчитывать колючки-его страсть, а числа есть числа!
Это уже был намек. Дело в том, что на Земле я оставил весьма приличную
коллекцию изумительных по красоте кактусов, этих подлинных шедевров земной
природы!
- Мы будем с тобой дублировать их наблюдения и вычисления, -
примирительно произнес Шелест, поло -жив руку на мое плечо. - Так точнее
будет.
- Слушаюсь, командир, - ответил я, приступая к настройке своего
телескопа.
Некоторое время спустя Глебов раздал нам задания, и началась скучная
утомительная работа-испытание нашей выдержки, наблюдательности и
сообразительности.
3
Более месяца я не прикасался к рукописи. Расчеты, проверка, огорчений,
снова расчеты, - в общем, было не до дневника. Определение места ракеты (уже
действительного, а не расчетного!) привело нас к такому неожиданному
результату, что у всех опустились руки. Получилось, будто мы так далеко
умчались от своей Земли, что до Гаяны оставался всего год полета, вместо ста
четырнадцати лет!!!
- Но ведь это же нелепо, - устало сказал Хоу-тон. - Как быть? Я
спрашиваю: как быть?
- Не терять равновесия, - недовольно ответил Шелест.
- Прости, командир!-кипятился Хоутон.-Я хладнокровен, как тысяча лягушек!
Но согласись, что даже на самом идеальном спокойствии невозможно залететь
так далеко в какие-то жалкие пять лет... Разве это не так?
- Я попросил бы приберечь слово "невозможно" для более удобного случая, -
невозмутимо вставил Глебов.
- Позвольте, Евгений Николаевич, - не унимался Боб, - мы делали все по
вашей программе, но... Как это говорится по-русски? Ага!.. Воз и ныне там!
- Будем справедливы: "воз" как раз не там, где ему положено быть по
времени его движения, - спокойно заметил Шелест.
- А может быть, - предположил я, - наши часы вышли из строя и кибернетика
разбудила нас не через пять, а через сто с хвостиком?..
- Мой бог! - воскликнул Хоутон. - Затеряться в космосе без хронометра?!.
Атом беспокойства заметался во мне: шутка сказать, занесло нас черт знает
куда, мы не имеем не только детальной, но даже общей ориентировки, да еще не
уверены в бортовых часах, без которых немыслим точный расчет никакого
полета!
Шелест понимает наше состояние-ему труднее: он командир.
- И все же, - рассудительно говорит он, - расчеты для меня убедительнее
эмоций. Мы можем внутренне верить им или не верить-это условно. Прошу... Как
бы сказал Маяковский в данном случае, Евгений Николаевич?
- "Стать на горло собственной песне",-мгновенно подсказал Глебов.
- Верно. Так и поступим. Если расчеты правильны, то дней через восемь Мы
войдем в Зону гаянской ксаны номер тридцать три. Вот тогда и запеленгуемся
точнее.
- Превосходная идея, командир! - воспрял духом Боб.
- А пока, в порядке подготовки к встрече с нашими собратьями, Боб
займется уроками гаянского языка: мы рассчитывали на большее время, теперь
же - кто знает! - возможно, придется сокращать программу.
- Слушаюсь, командир! - обрадовался Хоутон, человек дела.
Кибернетика приняла первые робкие радиосигналы не через восемь, а через
два дня. Шелест и Глебов настраиваются вручную, проверяя автоматику. Мы с
Хоутоном сидим на диване и наблюдаем, изредка переговариваясь шепотом.
Лица наших друзей возбуждены. Мы не выдерживаем и подходим к ним.
- Это... действительно позывные ксаны номер тридцать три, - глухо говорит
Евгений Николаевич. - Расчеты верны: до Гаяны-несколько месяцев полета...
- Значит, либо часы неисправны... - размышляю я вслух.
- Часы исправны, - уверен Глебов.
- Но тогда выходит, что мы летели со скоростью...
- Четверть миллиона километров в секунду, - заканчивает Глебов. - Приборы
скорости у нас тоже не врут!
- Невозможно! - горячусь теперь я. - Невозможно, летя со скоростью
меньшей, чем скорость света, пройти расстояние в десять-двадцать раз
большее, чем сумел бы пройти сам фотон за это же время.
- Это парадокс! - воскликнул Боб.
- Парадокс Глебова, - сардонически подхватываю я, не подозревая, что уже
окрестил новое для нас явление природы, одно из самых грандиознейших во
Вселенной.
- Спокойнее, друзья мои, спокойнее,-почему-то смеется командир.-Я
преклоняюсь перед темпераментом, но истина...
- Я успокаиваюсь, - покорно произнес Хоутон и, разведя руками,
подчеркнуто лениво уселся на диван.- Я даже делаю вид, что считаю веселье
командира уместным...
- Старина Боб! -Шелест с силой бьет Хоутона по плечу. - Сохранилась ли в
тебе хоть толика воображения?
- Моего запаса хватит надолго, - ворчит Хоутон.
- Так почему ты не воспользуешься им? - удивляется Шелест. - Нельзя же
просто игнорировать какое-нибудь явление только оттого, что оно тебе раньше
не было известно и никем не описано.
- Ты хочешь, командир, попытаться найти этому парадоксу объяснение?
- А почему бы и нет?
- Но ведь старик Эйнштейн...-хочу напомнить я.
- Эйнштейну принадлежат и такие слова, - прерывает Глебов: - "Я считаю
вероятным, что принцип постоянства скорости света в его обычном понимании
действителен лишь для пространства с постоянным гравитационным потенциалом".
- Значит, возможно...
- Ну почему бы и нет?!-снова повторяет Шелест.
- Что ж,-скачал Хоутон,-допустим, пространство имеет кое-где свойство
сжиматься в гармошку, и тогда мы, летя с одной и той же скоростью, пронижем
больше "морщин"... А?
- Браво, Боб!-восхитился Евгений Николаевич.- Я вижу работу смелой, хотя
и наивной мысли. Такой строй воображения вполне приличествует даже физику,
то есть тому, кто украшает род человеческий...
- Выкладывайте-ка лучше свою точку зрения, - предложил я, причисляющий
себя скорее к лирикам, нежели к физикам. - Вас ведь так и подмывает
высказаться, Евгений Николаевич. Будто нам незаметно...
- Не скрою, - согласился Глебов. - Как нам известно, мы летим с
собственной, приборной скоростью, не превышающей скорости света. Так что
старик Эйнштейн не может обижаться на нас. Но вместе с тем среда, то есть
окружающее нас пространство... Гм, как бы это выразиться сочнее, Боб?
- Черт его знает, почему... - вежливо помог Хоутон.
- Благодарю, я не ошибся в вас. Так вот, пространство тоже несется со
страшной силой и в ту же сторону, что и мы. Понятно?
- Подобно тому как самолет в попутном струйном течении высоких слоев
атмосферы летит по отношению к Земле со скоростью, намного превышающей его
собственную, воздушную скорость? - подхватил я.
- Вот, вот. Вероятно, и мы попали в какое-то необыкновенное по размаху и
силе, но уже космическое струйное течение! - согласился Глебов. - Мы
столкнулись с загадкой космоса.
- Туго же придется на обратном пути, - задумался Хоутон. - Сейчас оно
помогает. Но когда мы полетим домой, оно станет встречным. Не скоро мы
доберемся до Земли.
- А что помешает нам возвращаться другим маршрутом? - возразил Шелест. -
Ведь когда гаянцы летели к нам, они не встречались с этим явлением! Если
оно, как предполагает Глебов, узкое течение пространства, то мы можем
возвращаться обходным путем, не попадая в него!
Разговор закончился на палубе звездолета: нам захотелось еще раз
встретиться с космосом, будто он мог подсказать разгадку тайны нашей
скорости.
Шелест и Хоутон сидели в креслах, думая каждый о своем, а я наблюдал за
Глебовым.
Евгений Николаевич стоял на носу звездолета, скрестив руки на груди, и
сосредоточенно всматривался в чрево Галактики.
"Почему мое мышление,-подумал я,-не выходит из круга аксиом, не
отрывается от уже изученного и открытого другими, а он устремляется в
первобытный лес фактов, прокладывает свои тропинки?"
Почему?
Таким вот-стоящим на носу звездолета, с руками, скрещенными на груди,
смело смотрящим в лицо Вселенной - я запомнил Евгения Николаевича Глебова на
всю жизнь...
Глава четвертая
ГАЯНА!
1
Мы приближаемся к планетной системе звезды № 13 созвездия Ориона, которую
сами гаянцы называют Фело. Вокруг нее вращается Гаяна.
Связь установлена...
Мне трудно описать эффект, вызванный нашим появлением в космосе.
Читатель, наделенный даже сотой долей хоутоновского воображения, как-то
сможет представить себе, что творилось на планете, когда га-янские
радиостанции космического наблюдения поймали наши позывные и первые слова
гостей с неизвестной им планеты... говоривших на чистейшем гаян-ском языке!
- Все равно, - уверял Боб, -что познакомиться с осьминогом, сочиняющим
трактат о теории относительности на японском языке!
Поскольку в нашем экипаже лучше всех освоил гаянский язык Боб Хоутон,
прирожденный полиглот, командир поручил ему вести связь с планетой, пока
дело не коснется вопросов космонавтики.
Боб взялся горячо: он успевал рассказывать о Земле и печальном исходе
гаянской экспедиции, достигшей острова Пито-Као, о нашем полете и каждом из
нас.
Сильнейшее впечатление и на гаянцев и... на нас (как это ни удивительно!)
произвела весть о космических струйных течениях. На них - понятно почему;
оказывается, космические струйные течения совсем недавно были предсказаны
кем-то из ученых Гаяны! А вот то, что и мы взволновались, требует пояснения.
Таким образом, не успели мы еще долететь до места, как уже началось
взаимодействие опыта и науки наших двух планет!
Гаянцы временно запретили межпланетные полеты, чтобы не помешать нам, и
запросили подробные сведения о звездолете. "Юрий Гагарин". К микрофону все
чаще подходил Шелест.
Сперва они хотели сами завести нас на свой цент- ральный космодром на
Уэле, острове на Торо,-так назывался один из гаянских океанов,-но Шелест
решил иначе.
- Мы выведем наш звездолет на орбиту, пересядем сами в шеер (маленький
реактивный разведчик, самолетного типа), - объяснил он, - и войдем в вашу
атмосферу аэродром вы нам укажете. А после вы заведете звездолет на Уэл, но
уже без нас.
Гаянцы согласились: так меньше риска.
Шелест наладил телевизионную связь, и на центральном телеэкране появилось
изображение молодой женщины...
Здесь я стану писать несколько медленнее, с большей тщательностью
подбирая слова Напомню, что Гаяна очень походит на нашу Землю. И обликом, и
своим климатом, и магнитным полем, но главное-там такие же люди.
Мы увидели на экране подвижную, веселую женщину с удлиненным лицом,
медноволосую и белокожую. Высокий гладкий лоб. Густые брови изломлены
посередине и будто удивленно приподняты к вискам. Золотистые глаза-таких я
никогда не видел на Земле! - искрящиеся и умные. Тонкий ровный нос. Уши у
нее раза вполтора длиннее, чем у землян, но общего приятного впечатления не
портят.
Она понравилась нам с первого взгляда.
Наш бедный штурман, добровольно променявший любовь на звезды и ранее
умудрявшийся с увлечением рассказывать о свойствах материи и возникновении
миров первым красавицам Москвы, сейчас, на подходе к Гаяне, был, что
