Я вскрыл ящики со снаряжением и обучил маленькую Сюзен стрелять из
противотриффидного ружья. Она очень быстро стала специалистом по
истреблению чудищ, как она продолжала их называть. Ежедневное отмщение
стало ее долей работы.
Джозелла рассказала мне, что с ней было после ложной тревоги в
университете.
Ее вывезли с командой, как и меня, но от стражи, к которой она была
прикована, она отделалась сразу же. Она предъявила им ультиматум: либо ее
освободят от всех и всяческих пут, и тогда она будет оказывать им любую
помощь; либо, если они намерены принуждать ее, наступит день, когда по ее
рекомендации они хлебнут синильной кислоты или проглотят цианистый калий.
Пусть они выбирают, что им больше подходит. Они сделали разумный выбор.
В том, что случилось дальше, ее история мало отличалась от моей.
Когда ее команда погибла, она стала рассуждать примерно так же, как я. Она
взяла автомобиль и отправилась искать меня в Хэмпстед. Ни единого живого
человека из моей команды она не встретила; не столкнулась она и с теми,
кого вел рыжеволосый убийца с пистолетом. Она пробыла в Хэмпстеде почти до
захода солнца, а затем решила поехать в университет. Не зная, чего там
можно ожидать, она остановила машину за два квартала и дальше пошла
пешком. Не успела она дойти до ворот, как услыхала выстрел. Из
осторожности она укрылась в садике, где мы с нею прятались раньше. Оттуда
она заметила Коукера, который тоже осторожно оглядывался. Она не знала,
что это я стрелял в триффида на Рассел-сквер и что это мой выстрел был
причиной настороженности Коукера; она заподозрила ловушку. Попадаться
второй раз она не желала и вернулась к своей машине. Она понятия не имела,
куда уехали остальные и уехали ли вообще. Она знала только одно место, где
могла найти убежище и о котором она едва ли не случайно упоминала мне. И
она решила отправиться туда в надежде, что я, если я еще жив, вспомню и
постараюсь его отыскать.
- Как только я выбралась из Лондона, - рассказывала она, - я
свернулась калачиком на заднем сиденье и заснула. Сюда я приехала довольно
рано, на следующее утро. Деннис услыхал шум мотора и высунулся из окна
верхнего этажа, чтобы предупредить меня о триффидах. Затем я увидела
нескольких возле самого дома, и было очень похоже на то, что они ждут,
чтобы кто-нибудь вышел. Мы с Деннисом кричали друг другу, потом триффиды
зашевелились, и один направился ко мне, так что мне пришлось безопасности
ради забраться в машину. Триффид продолжал двигаться ко мне. Я включила
двигатель, сшибла и переехала его. Но остались другие, а у меня, кроме
ножа, не было никакого оружия. Проблему разрешил Деннис: "Если у вас
найдется лишняя канистра бензина, плесните немного на них, а затем бросьте
в них кусок горящей ветоши, - предложил он. - Это должно подействовать".
Это подействовало. Теперь я всегда пользуюсь садовым насосиком.
Просто чудо, как я еще дом не подожгла.
С помощью поваренной книги Джозелла кое-как приготовила обед, а затем
принялась наводить в доме порядок. Работа, обучение, всякого рода
импровизации поглотили ее настолько, что ей некогда было задумываться над
будущим дальше, чем на несколько ближайших недель. В эти дни она не
заметила в окрестностях никого, но была уверена, что где-нибудь должны
быть люди, и тщательно наблюдала за долиной в поисках дыма днем и огней
ночью. Однако в ее поле зрения не появилось ни одного дымка, ни единого
проблеска света до того вечера, когда приехал я.
В каком-то смысле хуже всего катастрофа подействовала на Денниса.
Джойс была еще слаба и еле двигалась. Мэри держалась замкнуто и, по всей
видимости, находила бесконечное утешение в мыслях о своем предстоящем
материнстве. Но Деннис был как зверь в западне. Нет, он не предавался
бессмысленной ругани, как это делали многие другие, но он ненавидел свою
слепоту злобно и горько, словно она загнала его в клетку, где он не
намерен долго оставаться. Еще до моего прибытия он убедил Джозеллу найти в
энциклопедии систему Брайля и сделать ему копию алфавита для слепых. Он
ежедневно упорно тренировался, составляя из этой азбуки слова и пытаясь
прочесть их. В остальное время он мучился своей бесполезностью, хотя
никому не говорил ни слова. Он с угрюмой настойчивостью брался то за одно,
то за другое дело, так что больно было смотреть на него, и всей моей силы
воли едва хватало, чтобы удерживаться и не помогать ему: вспышка злости,
которой он встретил однажды непрошенную помощь, была достаточно
красноречива. Я испытывал удивление перед его настойчивостью и
трудолюбием, но больше всего меня поразило то, что уже на второй день
слепоты он сумел смастерить такой удачный шлем из проволоки.
Он всегда стремился сопровождать меня в экспедиции, и его радовала
возможность участвовать в погрузке тяжелых ящиков. Он жаждал книг по
системе Брайля, но достать их можно было только в больших городах, и мы
решили подождать с этим до тех пор, пока не уменьшится риск подхватить
какую-нибудь заразу.
Дни потекли быстро - конечно, для тех из нас, кто владел зрением.
Джозелла была очень занята, большей частью по дому, и Сюзен училась
помогать ей. Много дел было и у меня. Джойс стало значительно лучше, она
впервые поднялась с постели, а затем быстро пошла на поправку. Вскоре
после этого начались схватки у Мэри.
Это была трудная ночь для всех. Труднее всего, вероятно, для Денниса,
который знал, что все зависит теперь от двух добросовестных, но совершенно
неопытных девушек. Его самообладание вызывало во мне беспомощное
восхищение.
Рано утром к ним спустилась смертельно усталая Джозелла.
- Девочка, - сказала она. - У них обоих все в порядке. - И она повела
Денниса наверх.
Через несколько секунд она вернулась и взяла стаканчик, который я
держал для нее наготове.
- Все обошлось очень гладко, слава богу, - сказала она. - Бедняжка
Мэри страшно боялась, что малышка тоже родится слепой, но ничего
подобного, конечно, не случилось. А теперь она горько плачет, что не может
увидеть ее.
Мы выпили.
- Странно как-то, - проговорил я. - Я имею в виду положение вообще.
Словно зерно - оно сморщенное и как будто мертвое, а на самом деле оно
живое. И вот теперь родилась новая жизнь, и она сразу вступает во все
это...
Джозелла закрыла лицо руками.
- Господи! Билл... Неужели все и дальше будет так, как сейчас?
Дальше... дальше... все время?
Она упала в кресло и расплакалась.
Через три недели я отправился в Тиншэм повидать Коукера и
организовать наш переезд. Я взял легковую машину, чтобы обернуться за один
день. Когда я вернулся, Джозелла встретила меня в холле. Она внимательно
взглянула мне в лицо.
- Что случилось? - спросила она.
- Ничего особенного. Переезжать туда нам не придется, - ответил я. -
Тиншэм погиб.
Она вытаращила глаза.
- Что там произошло?
- Не знаю точно, скорее всего чума.
Я коротко рассказал о поездке. Особенного расследования не
потребовалось. Когда я приехал, ворота были настежь, и при виде триффидов,
свободно разгуливающих по парку, я уже понял, чего следовало ожидать.
Тяжелый запах подтвердил мою догадку. Я заставил себя войти в дом. Судя по
всему, он был покинут не менее двух недель назад. Я заглянул в две
комнаты. Этого было достаточно. Я позвал, и мой голос замер в пустоте
здания. Дальше я не пошел.
К наружной двери была прибита какая-то записка, но от нее остался
только чистый уголок. Я потратил много времени в поисках листка, который,
должно быть, сорвало ветром. Но не нашел его. Грузовиков и легковых машин
на заднем дворе не оказалось, большая часть припасов исчезла вместе с
ними. Куда - я не знал. Оставалось вернуться в свою машину и ехать назад.
- И что же теперь? - спросила Джозелла, когда я закончил.
- Теперь, родная, мы останемся здесь. Мы знаем, как бороться за
жизнь. И мы будем бороться за жизнь впредь... если нам не придут на
помощь. Возможно, где-нибудь существует организация...
Джозелла покачала головой.
- Я думаю, о помощи надо забыть. Миллионы и миллионы людей ждали
помощи и надеялись, и все напрасно.
- Таких групп, как наша, тысячи, - возразил я. - Они рассеяны по всей
Европе, по всему миру. Некоторые объединятся, начнут строить заново.
- А когда это будет? - сказала Джозелла. - Через поколения? Вероятно,
уже после нас. Нет. Мир погиб, остались только мы... Мы должны заботиться
о самих себе. Мы должны планировать свою жизнь без расчета на чью-либо
помощь... - Она замолчала. На лице ее появилось странное, пустое
выражение, какого я никогда у нее не видел. Она сморщилась.
- Родная вы моя... - сказал я.
- О Билл, Билл, я родилась не для такой жизни. Если бы не вы, я бы...
- Тихо, моя радость, - проговорил я нежно. - Тихо. Я погладил ее по
волосам.
Через несколько секунд она взяла себя в руки.
- Простите, Билл. Жалость к себе... это отвратительно. Больше я не
буду.
Она вытерла глаза платком.
- Итак, я должна стать женой фермера. Но все равно я рада выйти за
вас замуж, Билл... даже если это не очень-то правильная, настоящая
женитьба.
Она вдруг засмеялась. Я давно уже не слышал ее смеха.
- Что такое?
- Я вспомнила, как я всегда боялась своей свадьбы.
- Это делает вам честь... хотя это несколько неожиданно.
- Да нет, дело не только в этом. Я про своих издателей, репортеров,
кинопублику. Какое это было бы для них развлечение. Выпустили бы новое
издание моей глупой книжки... снова выпустили бы фильм... и фотографии во
всех газетах. Вам бы это не понравилось.
- Я знаю кое-что, что не понравилось бы мне гораздо больше, - сказал
я. - В лунную ночь вы поставили мне одно условие, помните?
Она взглянула на меня.
- Ну что же, возможно, не все получилось так уж плохо, - сказала она.
15. МИР СУЖАЕТСЯ
С тех пор я завел журнал. Это было что-то среднее между дневником,
биржевым бюллетенем и тетрадью для заметок. В нем описаны места, где я
побывал во время экспедиций, перечисляются добытые припасы, оцениваются
количества припасов, которые надлежит вывезти, берутся на заметку
складские и жилые помещения с примечаниями, какие из них следует очистить
в первую очередь, пока они не разрушились. Прежде всего я искал продукты,
горючее и зерно, но этим не ограничивался. Журнал пестрит перечислениями
грузов, одежды, инструментов, белья, обуви, кухонной посуды, грузов
скобяных изделий и проволоки, проволоки, снова проволоки, а также книг.
Из записей следует, что в первую же неделю после возвращения из
Тиншэма я принялся сооружать проволочную ограду против триффидов. У нас
уже были изгороди, защищающие от них дом и сад. Теперь же я начал
осуществлять честолюбивый план по освобождению от них нескольких сотен
акров посевной площади. Для этого необходима была прочная проволочная
ограда, подкрепленная естественными препятствиями и вертикальными щитами,
а внутри - изгородь более легкого типа, которая не давала бы скоту и нам
самим неосмотрительно вступать в зону поражения жалом. Это была тяжелая,
изнурительная работа, и она отняла у меня много месяцев.
Одновременно я стремился постигнуть азбуку сельского хозяйства.
Изучать сельское хозяйство по книгам очень трудно. Во-первых, никто из
авторов, писавших на эту тему, не предполагал, что какой-нибудь фермер
будет начинать с абсолютного нуля. Поэтому я обнаружил, что все работы
