Виктория Угрюмова.
Три эссе
Евангелие от потерянных
г.Киев,
14 октября 1998 г.
В последнее время всем нам не хватает любви.
Не потому, что любить разучились, а потому что просто некогда - времена
не те. Впрочем, времена всегда были "не те", и в своем непомерном
одиночестве и тоске по любви и счастью мы, как это ни парадоксально, вовсе
не одиноки.
Кто-то мудрый сказал, что наши страхи - это нереализованные возможности
любви; а значит любовь (хоть априори принято не давать ей определения) - это
преодоленный страх, в том числе.
Все страхи, как преодоленные, так и не- гнездятся в нашей памяти, и
отсюда естественно вытекает: чтобы любить, нужно прежде всего помнить.
Только умеем ли мы это? Мнемосина - богиня разборчивая, и драгоценный свой
дар предлагает далеко не всякому. А может это нам теплые, слегка мутноватые
воды Леты милее и слаще, чем хрустально-прозрачная ледяная вода ее
источника?* И может именно поэтому девять изысканных муз так редко посещают
наши серые, пугающе похожие друг на друга жилища?
Науки и искусства - не просто дети Мнемосины и Зевса, но дети нашей
Памяти и Божественного начала в человеке, того самого начала, которое
заставляет нас творить, чтобы напомнить о том, насколько близко мы находимся
к Творцу, созданные по Его образу и подобию.
Бог есть Любовь.
Любое настоящее произведение искусства либо достижение человеческой
мысли, выразившееся в научной формуле - это производное от соединения нашей
любви и нашей памяти. И та, и другая всегда деятельны.
Все сказанное выше - это даже не вступление, а, скорее, заключение, но
заключение, которое будет неуместно в конце этого небольшого повествования.
Наверное, трудно отыскать среди великого и славного народа читателей
тех отдельных его представителей, которые никогда не слышали о великом
насмешнике Франсуа Рабле и о мушкетере гвардейского полка, поэте, дуэлянте,
ученом, забияке и весельчаке - Савинии-Сирано-Эркюле бароне де Бержераке.
Еще труднее представить себе, что не так уж и давно, всего лишь в прошлом
веке, на своей собственной родине оба эти великих имени были прочно забыты и
наверняка бы канули в реку забвения, если бы не один удивительный человек.
Разрешите представить: Шарль Нодье.
- Знаменитый в свое время писатель, книгами которого зачитывалась вся
Европа. Его роман "Жан Сбогар" Пушкин упоминает в "Евгении Онегине" в списке
самых читаемых, "модных" тогда книг:
И стал теперь ее кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный,
Иль вечный жид, или Корсар,
Или таинственный Сбогар.
А Тургенев в письме к Вяземскому с печалью сообщает, что заплатил за
одно прочтение "Сбогара" десять рублей - сумму по тем временам более чем
солидную - но своей книги до сих пор достать не может.
- Один из первых авторов фантастических произведений.
- Профессиональный энтомолог, автор "Рассуждения о назначении усиков у
насекомых и об их органах слуха" и "Энтомологической библиографии".
- Профессиональный лингвист, автор "Толкового словаря французских
ономатопей", "Критического рассмотрения французских словарей" и "Начала
лингвистики", а также множества статей по проблемам языка.
- Профессиональный литературный критик.
- Один из самых известных библиографов и библиофилов 19 - начала 20
века.
Не так уж и мало для одного человека, прожившего обыкновенную жизнь.
Шестьдесят четыре года - это срок ни короткий, ни чрезмерно длинный. Каждый
волен распорядиться им по-своему. Шарлю Нодье этого времени хватило не
только на то, чтобы войти в историю и занять в ней свое достойное место, но
и ввести в нее за собой многих других, тех, без которых теперь человек
историю себе и не мыслит. А то, что сегодня сам он несправедливо забыт, это
уже не его вина, а наша с вами; и даже не столько вина, сколько общая беда.
Это означает только то, что непреодоленных страхов в нашей жизни сегодня
больше, чем преодоленных - как уже говорилось выше; и поэтому я предлагаю
моим читателям обратиться к своей памяти в надежде на то, что она
возвратится к нам Любовью.
Шарль Нодье родился в 1780 году в Безансоне. Ему было всего девять лет,
когда началась Великая французская буржуазная революция. Спустя год или
полтора его отец - Антуан Нодье, адвокат по профессии и страстный поклонник
просветителей, особенно Руссо,- становится мэром города, а его мать -
председательницей женского якобинского клуба.
Вполне естественно, что мальчик был буквально заражен якобинскими
идеями, и с восторгом произносил революционные речи и стихи собственного
сочинения. Это принесло ему славу чудо-ребенка. В четырнадцать лет на
празднике, устроенном Конвентом в честь героев революции, он выступил на
городской площади с пылкой речью, посвященной памяти санкюлотов Барра и
Виала - своих сверстников.
Но немного позже ему случилось присутствовать при казни бывшего
капуцина - человека достойного и доброго; а позже и при гибели под ножом
гильотины Эложа Шнейдера - неистового приверженца революции, который и сам
послал на плаху множество людей.? Нодье слишком хорошо умел помнить, а
значит - любить, чтобы когда-либо забыть об этих своих впечатлениях.
Двойственное отношение к восставшей толпе остается у него на всю жизнь. Он
перестает быть пламенным якобинцем, но не становится бонапартистом, и не
боится ни тех, ни других.
В 1797 году он поступает на работу в безансонскую публичную библиотеку
- место, которое в его системе ценностей сопоставимо разве что с раем. Ведь
недаром о каком-то из словарей он пишет своему другу: "Эта книга составляет
предмет моих самых упоительных мечтаний. Я думаю о ней непрестанно; в ночной
тиши передо мной встает ее желанный образ..." - это конец цитаты, но вовсе
не конец письма.
А когда в своих повестях "Фея хлебных крошек" и "Бобовое зернышко и
Цветок горошка" он хотел вознаградить двух своих героев счастливой жизнью в
неком "земном раю", то главным украшением этих райских уголков оказались,
конечно же, великолепные библиотеки, в которых "было собрано все самое
превосходное и полезное, что создали изящная словесность и наука, все, что
необходимо для услаждения души и развития ума в течение долгой-долгой
жизни".
Райская жизнь длится не слишком долго.
Затем обстоятельства вынуждают его на какое-то время перебраться в
Париж, и там он пишет, пишет, пишет... Из-под его пера выходят первые
романы: "Стелла, или Изгнанники" в 1802, "Живописец из Зальцбурга" в 1803
году. В эти же годы он публикует множество статей по энтомологии и
лингвистике.
В 1801 или 1802 году Нодье пишет памфлет на Наполеона - тогда еще
просто первого консула, и уже в 1804 на месяц или полтора попадает за эту
шалость в тюрьму Сен-Пелажи, после чего его высылают обратно в Безансон под
надзор полиции. Он бы и остался там насовсем, прикованный к своей обожаемой
библиотеке страстью не менее поглощающей, чем любовь к женщине, но консул
Наполеон Бонапарт становится императором Франции Наполеоном I, и Нодье бежит
в Швейцарию, подальше от монаршьего гнева, открывая таким образом новую
страницу своей жизни - страницу странствий.
В нем открывается несомненный талант путешественника. Это ведь тоже дар
Божий - уметь наслаждаться одиночеством, природой, ночевками под открытым
небом, ледяной водой горных ручьев... В часы досуга он бродит по горам,
собирая новые растения для своего гербария и сочиняя стихи. А вообще Шарль
Нодье работает библиотекарем - в разных библиотеках. Ни в одном из
швейцарских городков он не задерживался надолго; в 1806 читал в Доле курс
лекций по литературе, и можно не сомневаться в том, что его слушатели
получили блестящее образование; в 1808 он уже служил секретарем и
библиотекарем у Герберта Крофта - английского филолога, живущего в Амьене. В
1812 году судьба заносит Нодье на Балканы.
Судьба любит иронию: человек, испытывающий острую необходимость в
постоянном общении с книгами, любивший их совершенно уж необычной любовью,
получавший удовольствие от одного только прикосновения к плотным страницам,
к кожаным переплетам, от самого запаха пыльных фолиантов наконец, - вынужден
был скитаться, и подобная кочевая жизнь лишала его возможности завести
собственную библиотеку. Правда, позднее он объясняет, что помогло ему
пережить подобное испытание. Шарль Нодье цитирует своего современника,
библиофила и владельца огромной библиотеки Валенкура, который, утратив в
пламени пожара свою драгоценную коллекцию, сказал: "Мало пользы принесли бы
мне эти книги, не научись я обходиться без них".
После крушения наполеоновской империи Нодье возвращается в Париж. Он
работает и рецензентом многих столичных изданий, и редактором, и постоянным
сотрудником ежедневной газеты. Он издает несколько своих романов и множество
рассказов. А в 1824 году приходит и награда от судьбы за все перенесенные
испытания - Шарля Нодье назначают главным хранителем библиотеки Арсенала, и
эту должность он занимает до самой своей смерти.
В те времена памятники старины переживали не лучший период в своей
долгой жизни: старые замки со всем их содержимым скупались "нуворишами" за
бесценок, и многие вещи, не пришедшиеся ко двору, попросту безжалостно
уничтожались. Книги ценились менее всего, зато в цене были кожа и сафьян их
переплетов; и потому появился даже новый род промысла - "книжное
живодерство". Редчайшие старинные экземпляры "обдирали", а затем продавали
на вес торговцам-кондитерам и бакалейщикам. Из больших и плотных страниц
было удобно делать кулечки и конвертики для конфет, пирожных и специй.
Помните незабываемую сцену у Э.Ростана, когда добряк Рагно спасает от жены
кулечки, свернутые ею из поэм и баллад?
Вообще, Эдмон Ростан, равно как и его современник - Теофиль Готье
бесконечно много почерпнули у Шарля Нодье. Ростану прежде всего был сделан
царский подарок - фигура дуэлянта, ученого и фантаста Сирано, которого сам
Нодье считал незаслуженно забытым.
Нодье писал о нем, о Рабле, и многих и многих других в своей знаменитой
"Библиографии безумцев", отмечая, что Свифт и Вольтер очень много почерпнули
из "Путешествия на Луну" гениального француза, и многим, соответственно,
обязаны ему.
Он был настоящим рыцарем - миролюбивый, кроткий библиофил Шарль Нодье.
Говорят, что тема непризнанного гения - его излюбленная тема, но это не
совсем так. Непризнанный гений - это человек, по определению, не замеченный
современниками и несправедливо забытый потомками лишь потому, что толпа не в
состоянии оценить его труд и мастерство. Однако Нодье волнует не столько
несправедливость человеческих суждений, сколько неравная битва между
человеком и гораздо более серьезным противником - Временем, либо Историей.
Его пугает жестокость и непредсказуемость, слепота случая, лишающего автора
надежды на признание. Нодье воюет против несправедливости истории, стараясь
всякой малости отыскать место в ее необъятном пространстве.
Каждый день, невзирая на любое ненастье, он отправлялся в свое
неспешное странствие по набережной Сены, где в ту пору располагались
букинистические лавочки и лотки под открытым небом. На них связками
продавались книги. Когда дешевые и грубые поделки, которые страшили
изысканного и утонченного библиофила своей непритязательностью и
примитивностью, когда - редкие экземпляры, продаваемые за вполне разумные
деньги, а когда и редчайшие сокровища - потемневшие от времени и
