Разбудил их женский визг на кухне. Дениза с кем-то из служанок
воевала. Испортили поставленное с вечера тесто, целую квашню, и
разбирались, чья вина. Дениза нашла виноватую, припомнила ей и разбитый
кувшин, и какие-то прошлогодние шашни. Стало быть, нужно высчитывать из
жалования! А та ей - тоже какие-то упреки. Что рано утром вставай, что
допоздна торчи у плиты, что свободный день выпрашивай на коленях! Дениза,
конечно, все обвинения отметает - мол, за то тебе, дуре, и платят, чтобы
рано вставала и торчала у плиты! В общем, разобралась Дениза, усмирила
бунтарку, мимоходом кому-то из парней досталось. Слушали Жилло с Малышом
эту перепалку, слушали, и все кислее делалась румяная физиономия Малыша.
Экий подарочек он сам себе придумал...
Потом стихло. Лишь тогда проснулся Дедуля. И спросил, а не забудут ли
покормить их хоть каким завтраком. Но не хотелось Жилло с Малышом соваться
хозяйке погребка под горячую руку.
Сидели мужчины, тосковали о горячей яичнице, вдруг быстрым шагом
Дениза влетела, в длинном переднике кухонном, вся красная от плиты, и руки
по локоть в тесте.
- Тебя, Жилло, мальчишка ищет. Говорит, думский ювелир его прислал,
Гай Балод. Чего это от тебя вдруг думскому ювелиру понадобилось?
Вышел Жилло на улицу к мальчишке.
- В чем дело? - спрашивает.
- Помирает старый черт, - отвечает мальчишка. - Меня тетка Клодина
еле уговорила за вами бежать. Ради него, ради жадюги...
- Так не бескорыстно же ты сюда прибежал, - напомнил парню Жилло. -
Дай умоюсь. Не могу же я к нему с такой заспанной рожей... И не смотри на
меня, будто я тебе два гроша с прошлого года задолжал. Ты свое от тетки
Клодины наверняка получил.
- Ну, вы же наследник... - тоскливо намекнул тот.
- Ишь, уже пронюхали...
Не съев ни куска, лишь умывшись, отправился Жилло к ювелиру. А тот и
в самом деле плох. Подкосила старика суета последних дней. Рядом цирюльник
и аптекарь. Кровь пускали, вот и таз на полу. Лекаря не велел звать,
шепнула служанка, тетка Клодина. И неудивительно, подумал Жилло. У кого же
старый хрен перстень пытался стянуть и на кого же он донос писал? Вот и
помирай теперь без лекарской помощи...
- Пришел? - спросил ювелир, может, видя Жилло у постели, а может, уже
и не видя. - Это хорошо. Побудь со мной, Жилло... Видишь, позвать больше
некого...
Выпихнулись цирюльник с аптекарем за дверь. Служанка таз унесла и
больше не показывалась.
- И зачем ты, старый хрен, меня только в наследники взял? - спросил
Жилло. - Выздоравливал бы, что ли?
- Затем и взял, что никто, кроме тебя, мою коллекцию не сбережет. Все
ее разбазарят, раскидают по ювелирным лавкам, по купчишкам... - Ювелир
помолчал и вдруг приподнялся на локтях, выставив убогую седую бороденку: -
А ну, слово дай, что сохранишь!
- Давал уже, кажется, - и Жилло аккуратно уложил его обратно.
- Нет, ты просто обещал. А ты слово дай! Поклянись!
Что тут станешь делать?
- Клянусь честью, - сказал Жилло. - Этого довольно будет?
- Честью... Да, этого довольно.
- Донос-то на меня не напишешь, а? - поинтересовался Жилло. - Честь
ведь поминать не положено.
- Дурак... - обиделся ювелир. - Если я на тебя донос напишу, кто мою
коллекцию сбережет?
- Сообразительный ты, старый черт, - хмуро похвалил его Жилло. -
Только лучше давай, выздоравливай. Тут тебе пилюли какие-то оставили,
дать?
- Проку от этих пилюль... - поморщился старик. - Дай хоть напоследок,
хоть с тобой о коллекции поговорю! Не с Клодиной же... Ты сам видел, какие
изумительные вещи у меня в коллекции... Слушай, Жилло, я еще мальчишкой
знал, что мне самому ничего не придумать! Это правда, могу же я хоть
теперь сказать правду... ну, хоть тебе, что ли?
- Душу облегчить? - догадался Жилло.
- Дурак... Но я должен был стать первым ювелиром, думским ювелиром,
иначе я не мог! Я больше не мог голодать, я в четырнадцать лет спину
повредил и расти перестал, девчонка самая чумазая - и та была не для
меня... Так вот, на последние гроши я стал собирать вещи старых мастеров.
Жилло, как я учился! Сколько бумаги перевел на эскизы, я не скупился ни на
бумагу, ни на уроки рисования, Жилло. А потом я вдруг понял, что больше
ничего в мире прекрасного не осталось, только эти золотые розы... Потому
что я не мог их повторить. Жилло, знаешь, на что я пустил тайну золотой
грани и золотой насечки? Я топор с мотыгой на бляхах нагрудных всей Думе
выгравировал! Топор с мотыгой, Жилло! Золотой насечкой с пазухой! Тьфу,
вспомнить противно... А если бы я розы изобразил, меня бы - как принцессу
с графом, на эшафот. И пожар бы не спас...
- Разболтался ты, - оборвал его Жилло. - Отдохни, отдышись. Может,
поскрипишь еще. Хотя за доносы твои сам бы тебя пристукнул!
- Жилло, я не мог без того перстня... Я увидел его - и полюбил, ты
так женщину не полюбишь, ребенка так не полюбишь, как я - этот перстень!..
Женщина - это тьфу по сравнению с тем камнем, я и в молодости это знал...
И тут ювелир, совсем уж растосковавшись, начал вспоминать несуразную
свою молодость, голодную да холодную, и жалкую свою зрелость, без капельки
живого тепла, и женщин каких-то пронырливых, так ничего и не понявших, и
много всяких людей, обижавших его за почитай что девяносто лет жизни.
Жилло слушал и молчал.
И противно ему было, что вот он сидит здесь, слушает предателя,
доносчика, лгуна, и печально - маялся умирающий старик, пытаясь
оправдаться и поверить в собственные оправдания.
- Слушай, Жилло. Ты тогда мне ведь не всю коллекцию вернул, самое
главное ты и не брал... - признался наконец ювелир. - Ты взял то, что
сверху. А были еще сокровища, шедевры... Знаешь, однажды я даже спас
шедевр. Без меня он погиб бы...
- Однажды... - вздохнул Жилло. - Хотелось бы знать, как к тебе попали
все прочие шедевры... Небось, за каждым - донос?
- Я покупал, Жилло... Люди знали, тайно несли мне... Но мне
воздастся, Жилло - я действительно спас шедевр! Пойди, открой самый нижний
ящик, он с секретом...
Ювелир захрипел и Жилло торопливо посадил его повыше.
- Планку в левой стенке отодвинь... - велел старик.
Все ногти себе ободрал Жилло, возясь с планкой. И извлек погнутый
обруч, темный, грязный, с покосившимися зубчиками.
- Это, что ли? - спросил с немалым удивлением.
- Это.
- Ты бы его хоть почистил, свой шедевр...
- Незачем. Я и так знаю... Там сбоку я добрался до узора, погляди...
Жилло повертел обруч и увидел-таки пятнышко блестящее, полированное,
а по нему - тончайшим резцом кусочек гирлянды роз. Повертел он еще в руках
странный шедевр.
- Тут вроде камни были и кто-то их выковырял, - обратил он внимание
на пустые гнезда. - Что же ты его не починил?
- Не мог, Жилло. Я же плохой ювелир! Я и вообразить не мог, какие ему
нужны камни, как он был выгнут своим мастером. А вот тут шел накладной
обруч - откуда я знаю, каким он был? Я чувствовал, что бы я ни сделал - я
испорчу это чудо... Пусть уж остается, как есть.
- Потому он у тебя в коллекции и главный! - сообразил Жилло. - Ты же
сто раз представлял его себе таким, каким он должен быть. И это было сто
разных шедевров! Так?
- Ничего я не воображал... - вздохнул ювелир. - Куда мне
воображать... Ты только не уходи, побудь со мной... немного осталось... Я
ездил по южному побережью залива, и мне принесли его дети. Кто-то подобрал
его... даже непонятно, когда... Взрослые выковыряли камни и продали... а
обруч побоялись продавать из-за роз, наверно... Они же рыбаки, откуда им
знать, что я покупаю в тайне? Накладной обруч дети отвинтили и потеряли...
головы бы за это им поотвинчивать!
- Угомонись ты, больно шумно помираешь.
Жилло не верил, что старик действительно возьмет и скончается. Ну,
весь в испарине и хрипит - мало ли по каким сквознякам хрыча носило? И сам
себя не разумел: если он не верит в эту агонию, то зачем сидит и
поправляет старому вруну одеяло? А если верит - то, наверно, надо бы с
Гаем Балодом как-то помягче, хоть он и доносчик? А?
Трудно помирал старый ювелир. Придет в себя на несколько минут - ищет
взглядом Жилло, еще что-то спешит ему рассказать о пряжке, купленной у
слепой цветочницы, о браслете, полученном в заклад и не выкупленном, о
странном хозяине, учившем его ювелирному ремеслу и вдруг ни с того ни с
сего прогнавшем... Замолчит, продолжая держаться за руку Жилло, полежит
без памяти, опять вскинется, опять заговорит непонятно о чем...
Раз этак сто хотелось Жилло встать и тихонько уйти. Он уж и служанку
Клодину вполголоса звал - нет, как сгинула старая перечница! Оставалось
сидеть на краю постели и ждать, сидеть и ждать...
И были это вовсе не самые приятные в жизни графского слуги сутки.
Кроме всего прочего, он как у Денизы поужинал, так крошки во рту не имел.
Уже совсем стемнело, а темнело поздно, когда Дедуля с Малышом
догадались его поискать. Но вот кусок хлеба принести - не догадались.
Послал их Жилло хоть чего-то или купить, или стянуть. Пошли и пропали.
Вернулись, правда, часа через два с половиной пирога и сыром. Еще бутылку
принесли, а в ней - на самом донышке. Как шли, так по очереди и
прикладывались.
Все втроем дождались они у ювелировой постели утра. А сам ювелир
этого утра уже не дождался.
- Ну, наверно, надо служанку поискать? - растерянно спросил Жилло,
закрыв краем одеяла лицо покойнику. - Не нам же его хоронить!
- Этого еще недоставало... - буркнул Дедуля. - Хотя ты же наследник!
Наверно, старуха это очень хорошо запомнила. Так что придется с утра на
кладбище идти, с могильщиками договариваться. Ладно уж, я схожу. Был такой
неудачный год, что мы с Малышом на кладбище нанялись могилы копать. Нас
там, наверно, еще помнят.
- Давай, - сказал Жилло. - Приводи их сюда с носилками... или с чем
там им полагается...
Дедуля обернулся быстро. У могильщиков для таких случаев лошадка
имелась. С гробами, правда, было сложно. Нарядные гробы Дума еще когда
отменила, а запас простых к концу подошел. За немалые деньги взяли
покойнику-ювелиру сосновый гроб и уплатили за земляные работы. С тем
могильщики и увезли старика.
Жилло тоже на кладбище с ними пойти думал, да братцы-воришки
отговорили. Без него, сказали, ювелира скоренько упокоят в земле, а с ним
- церемонии прощальные затеют, чтобы еще денег из неутешного наследничка
выкачать.
- Наследник... - и Жилло крепко задумался. - Что же мне делать с этим
дурацким наследством? Куда его девать?
- Поскольку за наследство налог дерут, со всей его стоимости, надо бы
коллекцию припрятать, - мудро посоветовал Дедуля. - Тем более, что о ней,
судя по твоим словам, никто не знает.
- Куда же ее девать? Разве что к Денизе? - больше ничего Жилло на ум
не шло.
Но братцы как-то странно переглянулись.
- Знаешь, Жилло, лучше бы не связываться с этой Денизой, - загадочно
сказал Малыш. - Вот вредная баба...
- В чем дело, ребята? - забеспокоился Жилло. - Что еще за новости?
- Никаких особых новостей, - чуть ли не хором отвечали братцы.
- Ну так и пошли отсюда! - взяв себя наконец в руки, распорядился
Жилло. - Вы - на кладбище, я с коллекцией - к Денизе. Какого лешего теперь
тут сидеть?
Он выгреб из ювелирского комода все, о чем рассказывал ему покойник
Балод, включая грязный и погнутый обруч. По карманам распихивать не стал -
спустившись вниз, нашел походный кожаный мешок, с которым ювелир,
очевидно, странствовал по побережью. Прихватил еще полотенце на кухне.
Упаковал Жилло коллекцию так, что ни цепочка не звякнула, в мешок уложил,
