Завоевание власти в национальных рамках является для них по сути дела не
начальным, а заключительным актом революции: дальше открывается период
реформ, приводящих к национальному социалистическому обществу.
В 1905 г. они не допускали и мысли о возможности завоевания пролетариатом
власти в России раньше, чем в Западной Европе. В 1917 году они
проповедывали самодовлеющую демократическую революцию в России и отвергали
диктатуру пролетариата. В 1925-27 г. г. они держали курс на национальную
революцию в Китае под руководством национальной буржуазии. После того они
выдвинули для Китая лозунг демократической диктатуры рабочих и крестьян,
противопоставляя его лозунгу диктатуры пролетариата. Они провозгласили
возможность построения в Советском Союзе изолированного и самодовлеющего
социалистического общества. Международная революция из необходимого условия
победы стала для них лишь благоприятствующим обстоятельством. К этому
глубокому разрыву с марксизмом, эпигоны пришли в процессе перманентной
борьбы с теорией перманентной революции.
Борьба, начавшаяся с искусственного оживления исторических воспоминаний и с
фальсификации отдаленного прошлого, привела к полной перестройке
миросозерцания правящего слоя революции. Мы уже не раз разъясняли, что эта
переоценка ценностей производилась под влиянием социальных потребностей
советской бюрократии, которая становилась все более консервативной,
стремилась к национальному порядку, и требовала, чтобы уже совершенная
революция, обеспечившая за бюрократией привиллегированные позиции, была
признана достаточной для мирного построения социализма. Возвращаться к этой
теме мы здесь не будем. Отметим лишь, что бюрократия глубочайшим образом
сознает связь своих материальных и идейных позиций с теорией национального
социализма. Это ярче всего выражается именно сейчас, несмотря на то, или
благодаря тому, что сталинский аппарат, под натиском противоречий, которых
он не предвидел, изо всех сил забирает влево и наносит довольно суровые
удары своим вчерашним правым вдохновителям. Вражда бюрократов к
марксистской оппозиции, у которой она на-спех заимствовала ее лозунги и
аргументы, нисколько, как известно, не ослабевает. От оппозиционеров,
возбуждающих вопрос об обратном приеме в партию для поддержания курса на
индустриализацию и проч., требуют прежде всего осуждения теории
перманентной революции, и, хотя бы косвенного, признания теории социализма
в отдельной стране. Этим сталинская бюрократия обнаруживает чисто
тактический характер левого поворота при сохранении национал-реформистских
стратегических основ. Незачем пояснять значение этого: в политике, как и в
военном деле, тактика в последнем счете подчинена стратегии.
Вопрос давно вышел из специальной сферы борьбы против "троцкизма".
Постепенно расширяясь, он охватил ныне буквально все проблемы
революционного миросозерцания. Перманентная революция или социализм в
отдельной стране - эта альтернатива одинаково охватывает внутренние
проблемы Советского Союза, перспективы революций на Востоке и, наконец,
судьбу всего Коммунистического Интернационала.
Настоящая брошюра не рассматривает вопрос со всех этих сторон: нет
надобности повторять то, что уже сказано в других работах. В "Критике
программы Коминтерна" я пытался теоретически вскрыть экономическую и
политическую несостоятельность национал-социализма. Теоретики Коминтерна
набрали по этому поводу воды в рот. Это, пожалуй, единственное, что им
вообще осталось сделать. В настоящей книжке я восстановляю прежде всего
теорию перманентной революции, как она была формулирована в 1905 году,
применительно ко внутренним проблемам русской революции. Я показываю, в чем
моя постановка действительно отличалась от ленинской, и как и почему она во
всех решительных обстоятельствах совпадала с ленинской. Наконец, я пытаюсь
вскрыть решающее значение интересующего нас вопроса для пролетариата
отсталых наций, а тем самым и для всего Коммунистического Интернационала.
* * *
Какие обвинения были выдвинуты эпигонами против теории перманентной
революции? Если отбросить в сторону бесконечные противоречия моих критиков,
то всю их поистине необъятную литературу можно свести к следующим
положениям:
1. Троцкий игнорировал различие между буржуазной революцией и
социалистической; он считал уже в 1905 году, что пред пролетариатом России
стоят задачи непосредственно социалистического переворота.
2. Троцкий забывал совершенно об аграрном вопросе. Крестьянство для него не
существовало. Он изображал революцию, как единоборство пролетариата с
царизмом.
3. Троцкий не верил, что мировая буржуазия допустит сколько-нибудь
длительное существование диктатуры русского пролетариата, и считал гибель
ее неизбежной, если пролетариат Запада не захватит власть в самый короткий
срок и не придет нам на помощь. Этим самым Троцкий не дооценивал давление
западного пролетариата на свою буржуазию.
4. Троцкий вообще не верит в силу русского пролетариата, в его способность
самостоятельно построить социализм и потому все свои надежды возлагал и
возлагает на международную революцию.
Эти мотивы не только проходят через бесчисленные писания и речи Зиновьева,
Сталина, Бухарина и других, но и формулированы в авторитетнейших резолюциях
ВКП и Коммунистического Интернационала. Тем не менее приходится сказать,
что они основаны на сочетании невежества с недобросовестностью.
Первые два утверждения критиков, как будет показано далее, ложны в самой
своей основе. Нет, я именно исходил из буржуазно-демократического характера
революции и приходил к выводу, что глубина аграрного кризиса может поднять
к власти пролетариат отсталой России. Да, именно эту мысль я защищал
накануне революции 1905 года. Именно эту мысль выражало самое название
революции "перманентной", т. е. непрерывной, т. е. переходящей
непосредственно из буржуазной стадии в социалистическую. Для выражения той
же идеи Ленин употребил впоследствии превосходное выражение о перерастании
буржуазной революции в социалистическую. Понятие переростания Сталин,
задним числом (в 1924 году), противопоставил перманентной революции, как
прямому скачку из царства самодержавия в царство социализма. Злополучный
"теоретик" не дал себе даже труда продумать, что же в таком случае означает
перманентность революции, т. е. непрерывность ее развития, раз дело идет о
голом скачке?
Что касается третьего обвинения, то оно продиктовано недолговечной верой
эпигонов в возможность нейтрализовать империалистскую буржуазию на
неограниченный срок при помощи "разумно" организованного давления
пролетариата. В 1924-27 г.г. это была центральная идея Сталина. Плодом ее
явился англо-русский комитет. Разочарование в возможности связать по рукам
и по ногам мировую буржуазию при помощи союза с Перселем, Радичем,
Ляфолетом и Чан-Кай-Ши привело к острому пароксизму страха перед
немедленной военной опасностью. Через эту полосу Коминтерн проходит еще и
сейчас.
Четвертое возражение против теории перманентной революции сводится попросту
к тому, что я в 1905 году не стоял на точке зрения теории социализма в
отдельной стране, которую Сталин сфабриковал для советской бюрократии лишь
в 1924 году. Это обвинение является чистейшим историческим курьезом. Можно
в самом деле подумать, будто мои оппоненты, поскольку они вообще
политически размышляли в 1905 году, считали Россию подготовленной для
самостоятельной социалистической революции. На самом деле они в течение
1905-1917 годов неутомимо обвиняли меня в утопизме в виду допущения мною
вероятности того, что пролетариат России придет к власти раньше, чем
пролетариат Западной Европы. Каменев и Рыков обвиняли в утопизме Ленина в
апреле 1917 года, причем популярно разъясняли Ленину, что социалистическая
революция должна первоначально совершиться в Англии и других передовых
странах, после чего только может наступить очередь России. На той же точке
зрения стоял и Сталин до 4-го апреля 1917 года. Лишь постепенно и с трудом
он усвоил ленинскую формулу диктатуры пролетариата в противовес
демократической диктатуре. Еще весною 1924 года Сталин повторял вслед за
другими, что Россия, отдельно взятая, не созрела для построения
социалистического общества. Осенью 1924 года, в борьбе с теорией
перманентной революции, Сталин впервые сделал открытие насчет возможности
построения изолированного социализма в России. После этого красные
профессора подобрали для Сталина цитаты, уличающие Троцкого в том, что он в
1905 году - о, ужас! - считал, что Россия может притти к социализму только
с помощью пролетариата Запада.
Если взять историю идейной борьбы за четверть века, разрезать ее ножницами
на мелкие куски, перемешать эти куски в ступе и затем поручить слепому
склеить их вместе, то вряд ли получится более чудовищная теоретическая и
историческая галиматья, чем та, которою эпигоны кормят своих читателей и
слушателей.
* * *
Чтобы связь вчерашних проблем с сегодняшними выступила нагляднее, нужно
хотя бы конспективно напомнить здесь, что было проделано руководством
Коминтерна, т. е. Сталиным и Бухариным в Китае.
Под тем предлогом, что в Китае предстоит национально-освободительная
революция, за китайской буржуазией с 1924 г. была признана руководящая
роль. Партия национальной буржуазии - Гоминдан - была официально признана
руководящей партией. Так далеко не шли и русские меньшевики в 1905 году, по
отношению к кадетам (партия либеральной буржуазии).
Но на этом руководство Коминтерна не остановилось. Оно обязало китайскую
коммунистическую партию войти в Гоминдан и подчиняться его дисциплине.
Особыми телеграммами Сталина китайским коммунистам рекомендовалось
сдерживать аграрное движение. Восставшим рабочим и крестьянам запрещено
было создавать свои советы, чтобы не отталкивать Чан-Кай-Ши, которого
Сталин в начале апреля 1927 г., т. е. за несколько дней до переворота в
Шанхае, защищал на партийном собрании в Москве от оппозиции, как "надежного
союзника".
Официальное подчинение компартии буржуазному руководству и официальное
запрещение советов (Сталин и Бухарин учили, что Гоминдан "заменяет" советы)
явились гораздо более грубой и вопиющей изменой марксизму, чем все действия
меньшевиков в 1905-17 г. г.
После переворота Чан-Кай-Ши в апреле 1927 г. от Гоминдана временно
откололось левое крыло под руководством Ван-Тин-Вея. Этот последний был
немедленно объявлен в "Правде" надежным союзником. По существу Ван-Тин-Вей
относился к Чан-Кай-Ши, как Керенский относился к Милюкову, с тем отличием,
что в Китае Милюков и Корнилов сочетались в одном лице Чан-Кай-Ши.
После апреля 1927 года китайской компартии было приказано входить в "левый"
Гоминдан и подчиняться дисциплине китайского Керенского, вместо того, чтоб
готовить против него открытую войну. "Верный" Ван-Тин-Вей подверг
компартию, а вместе с нею рабочее и крестьянское движение, не менее
разбойничьему разгрому, чем Чан-Кай-Ши, которого Сталин объявлял своим
надежным союзником.
Если меньшевики в 1905 г. и позже поддерживали Милюкова, то они все же не
входили в либеральную партию. Если меньшевики в 1917 г. шли рука об руку с
Керенским, то они все же сохраняли свою особую организацию. Политика
Сталина в Китае была злой каррикатурой даже на меньшевизм. Такова была
первая и главная полоса.
После того, как обнаружились ее неизбежные плоды: полный упадок рабочего и
крестьянского движения, деморализация и распад коммунистической партии,
руководство Коминтерна скомандовало: "налево кругом", и потребовало
немедленного перехода к вооруженному восстанию рабочих и крестьян. Таким
образом молодой придавленной и изуродованной коммунистической партии,
которая вчера еще только была пятым колесом в телеге Чан-Кай-Ши и
Ван-Тин-Вея и, следовательно, совершенно не имела самостоятельного
политического опыта, было приказано двинуть рабочих и крестьян, которых
Коминтерн до вчерашнего дня удерживал под знаменем Гоминдана, на
немедленное восстание против этого Гоминдана, успевшего сосредоточить в
