попробует поискать Черноуха, пока отец распродаст на базаре продукты.
Хрисан Андреевич и раньше брал с собой сына и отпускал погулять по городу
без всякой опаски (номер трамвая знает, "свою" автобусную остановку знает,
а чтобы набаловать чего - ни в жизнь). В таких случаях Алеша получал на
руки три рубля и мог купить себе что угодно и поехать в любое место города
- хоть в кино, хоть в цирк. На этот раз Хрисан Андреевич засунул сам в
"нутряной карман" Алеши пятнадцать рублей и сказал:
- Случаем, попадется Черноух, а отдавать не будут - давай десятку. Не
отдают - давай двенадцать. Не отдают - ложи все пятнадцать. А если и тогда
не желают, пиши себе адрес и - ко мне: сам поеду. Допоздна не ходи: к
четырем часам к автобусу. День стал короткий - по темному поедем. Да
спрашивай про Черноуха культурно: "Вопрос можно, товарищ?" А уж потом
докладывай: так, мол, и так - из деревни мы, пастухи, и без собаки нам
невозможно, а пропала. Убег, мол, в город. Добрых людей много: ты
спрашивай, знай свое.
...По городу шел степенный мальчик крепыш и изредка обращался к
встречным, к тем, кто, по его мнению, заслуживает доверия:
- Вопрос можно, товарищ? Мы, стало быть, пастухи...
Жирных встречал неимоверно много, особенно женщин, но пропускал таких
(должно, не работают, оттого и толсты без предела). Но именно жирный-то
товарищ, услышав вопрос мальчика, не к нему - к другому, остановился и
посоветовал пойти на вокзал (там, дескать, за день вся молодежь пройдет
через ворота - уж кто-нибудь да знает). Мальчишек же Алеша не пропускал ни
одного.
В то же самое время и Толик вышел из дому на очередные поиски Бима.
Он искал настойчиво уже три дня, но - после уроков, а сегодня решил начать
с утра: воскресенье - в школу не идти.
Шел по городу чистенький мальчик из культурной семьи, шел,
вглядываясь в лица, как-бы изучая прохожих, и спрашивал по выбору:
- Дяденька, скажите, пожалуйста, не видели ли вы собаку с черным
ухом?.. Белая, в желтом крапе?.. Нет, не видели! Жаль. Извините.
Толик уже однажды был у Степановны, несмотря на запрет родителей, уже
отдал Люсе чешские карандаши, каких не бывает ни в одном магазине, и
альбом для рисования, уже рассказал, что Бим был у него, ночевал, а потом
пропал узнал он от Степановны и то, что Иван Иваныч, которого он никогда в
жизни не видел, прислал письмо - скоро приедет. Сегодня Толик к вечеру
обязательно зайдет еще раз - нет ли каких новостей о Биме, к тому же Люся
обещала ему подарить свою картину "Наш Бим".
На одной из улиц, поблизости от вокзала, к Толику подошел мальчик лет
тринадцати, загорелый, прочный, в новом костюмчике, сшитом по взрослому, и
спросил:
- Вопрос можно, товарищ?
Такое обращение, как к большому, Толику понравилось, и он охотно
ответил:
- Можно. - В свою очередь спросил: - А что ты хотел?
- Пастухи мы. А собака пропала - в город ушла. Случаем, не видал?
Белая, с желтыми крапинками, а ухо черное-черное... И нога...
- Как зовут собаку? - вскрикнул Толик.
- Черноух, - ответил Алеша.
- Бим, - сказал Толик. - Он!
Нетрудно понять, как мальчики объяснились: Толик установил, когда и
где куплен Бим, когда он ушел из села. Алеша понял, что приходил к Толику
именно Черноух, а не кто-либо другой. Все сходилось: Бим был где-то в
городе. Оба они даже и не подумали о том, кому из них достанется Бим, если
найдут. Главное, искать, скорее искать.
- Сперва станем-ка у вокзала, - предложил Алеша. - Человек мне
посоветовал.
- Народу тут тьма, кто-то уж обязательно видел Бима, - согласился и
Толик.
Наивность такого поиска была очевидна, но не Алеше, и не Толику. Они
просто почувствовали дух товарищества, объединились одним желание, одной
любовью к Биму, они верили - вот в чем и гвоздь их поведения. А
воображение уже рисовало, что Бим и сам может попасться им на глаза.
- А потом зайдем к твоей Степановне, - уже на ходу решил Алеша. - Ее
он не минует. Фактически он туда и идет, обязательно туда. Стало быть, ему
иначе нельзя: дом.
- Зайдем, - согласился Толик.
Ему положительно нравился Алеша своей степенной речью и в то же время
наивностью и простотой. Подобные знакомства остаются на всю жизнь. И
хорошо тому мальчику, которому улица подарит доброго товарища, а не
жулика.
Ребята уже расспросили не меньше сотни людей и все продолжали
выбирать тех, кому следует задавать вопрос.
В то же утро в общую вокзальную толчею, опираясь на палочку, вышел из
вагона скорого поезда седой человек в коричневом пальто. Пройдя вокзал, он
приостановился и осмотрелся вокруг. Так человек, надолго разлучавшийся с
родными местами и возвратившийся обратно, смотрит - все ли на мете, не
изменилось ли что. В этот момент к нему и подошли два незнакомых мальчика.
Один из них, явно сельский, спросил:
- Вопрос можно, товарищ?
Седой, чуть склонив голову на сторону и пряча улыбку, ответил:
- Конечно, можно, товарищ.
Второй, явно городской, продолжил вопрос:
- Скажите, пожалуйста, вы не видели собаку с черным ухом, белая, с
кра...
Седой сжал плечо мальчика и с нескрываемым волнением воскликнул:
- Бим?!
- Да, Бим. Видели? Где?
Все трое сели на скамейку привокзального скверика. И все трое
доверяли друг другу без каких либо сомнений, хотя мальчики абсолютно не
знали этого старого человека, не знали, что это и был Иван Иваныч, хозяин
Бима, даже не сразу бы и догадались, если бы он сам не сказал о себе.
Пожалуй, и знакомые не вдруг узнали бы его. Он стал чуть сутулее,
лицо худее, морщин прибавилось (операция близко от сердца - не курорт), но
глаза остались такими же - внимательными, сосредоточенными, смотрящими как
бы внутрь человека. Только по этим густо карим глазам и можно было бы
определить, что когда-то обладатель их был брюнетом. Теперь же он стал
окончательно белым, как снег.
Толик рассказал все, что знал о Биме, даже и то, что он хромой и
больной. Алеша толково и коротко поведал о жизни Черноуха в селе.
Ребятам все нравилось в Иване Иваныче: разговаривает он с ними как со
взрослыми, иногда положив ладонь на плечо собеседника, нравилось и то, как
он слушает не перебивая, и то, что он белый-белый, и имя, и отчество у
него хорошее, а главное, он любит их, незнакомых мальчиков, - это уже
яснее ясного. Иначе к чему же он сказал в заключение:
- Хорошие вы ребята. Будем друзьями, по настоящему... А теперь - ко
мне. Судя по всему, Бим уже пришел домой.
Дорогой он осторожно расспрашивал мальчиков и без труда установил,
кто они, откуда, из каких семей, кто чем занимается, кому и что нравится.
- Овец пасешь - это хорошо, Алеша. И учишься в школе? Трудно небось?
- Овцу, ее накормить - уметь надо, - отвечал, как и отец, Алеша. -
Дело трудное. Распустить отару фронтом, не топтать корм под ногами - это
не раз плюнуть, намотаешься так, что ноги гудят. И обратно же: вставай
чуть свет. Хлопотно. С собакой хорошо - помогает лучше человека, если он
ни шиша не понимает в этом деле. А без собаки нам никак невозможно.
Пастухи мы. Куда ж денешься?
- А ты, Толик, чем занимаешься? - спросил Иван Иваныч.
- Я? - удивился Толик. - Я учусь в школе.
- Скотина у вас есть какая дома-то? - спросил Алеша у Толика.
- Скотины нет никакой, - ответил тот. - Морские свинки были - мама
запретила... Пахнут.
- Ты приезжай ко мне - покажу: милка у нас - золотая корова, под пузо
лезь, и ногой не шевельнет. Шапку лижет тоже... И ладони. Петух у нас -
всем петухам петух, заводила называется, первым кричит на заре, а другие
уж - за ним. Таких петухов - редкость... А вот собаки нету. Была -
померла. Черноух был - убег. - Алеша вздохнул: - Жалко. Такой ласковый...
Иван Иваныч позвонил к Степановне. Она вышла вместе с Люсей и
запричитала:
- Ой, Иван Иваныч! И как я теперь отвечать буду? Нет Бима. Вот был у
Толика три дня назад, а домой не пришел.
- Не пришел, задумчиво повторил Иван Иваныч. Но, ободряя мальчиков,
добавил: - Найдем, обязательно найдем.
Степановна отдала ключи хозяину, и все пятеро вошли к нему. В комнате
было все так же, как оставил Иван Иваныч: та же стена книг, удивившая
теперь Алешу, тот же письменный стол, даже стало чище (Степановны
хлопоты), но пусто-пусто - не было Бима. На его лежаке чистый лист писчей
бумаги - письмо Ивана Иваныча Степановна сохранила даже и это. Иван Иваныч
стал спиной к гостям и смотрел в окно, потупившись. Степановне показалось,
что он тихонько простонал.
- Полежал бы, Иван Иваныч, с дороги, - посоветовала она.
Тот прилег на постель, полежал при общем молчании, глядя в потолок, а
Степановна пыталась заговорить ему боль:
- Выходит, благополучно операция-то? Раз уж сам приехал, то все будет
хорошо.
- Все хорошо, Степановна, все хорошо. Спасибо вам, милая, за все.
Дай-то бог чтобы родные так относились друг к другу, как вы к чужим.
- Вона! Об чем завел! Глупости одни говоришь. Невелик труд - помочь
соседу. Было бы только все по доброму. (Степановна даже как-то стеснялась,
когда ее хвалили.)
Через несколько минут Иван Иваныч встал, посмотрел на ребят и сказал:
- Такой план, ребятишки: вы ищите здесь, в нашем районе, спрашивайте
смелее - Бим должен быть где-то недалеко. А я... - Он чуть подумал. - Я
поеду в одно место... Не пристал ли он к сторожевым собакам... где-нибудь.
При выходе Люся передала Толику картину "Наш Бим". Толик показал ее
Алеше, а тот удивился:
- Сама?
- Сама, - ответила Люся.
- Ты художница?
- Не-ет, - рассмеялась Люся. - Я в пятый перешла.
На картинке Бим был очень похож: черное ухо, черная нога, желтенькие
точки по белому и большие глаза. Только одно ухо, пожалуй, подлиннее
другого, но это вовсе не важно.
Итак, Алеша и Толик отправились вновь на поиски. Они так же выбирали
по лицу прохожего (теперь уже советуясь основательно), так же задавали
один и тот же вопрос и поясняли приметы Бима.
А Иван Иваныч, еще на постели, решил: скорее в карантинный участок!
Предупредить собаколовов, рассказать приметы, дать денег, чтобы сообщили
ему, если увидят. А может быть, Бим уже там. Ушел он от Толика в ночь на
четверг... Три дня. Скорее, скорее!
Он взял такси и вскоре был у ворот карантинного участка. Кроме
сторожа, никого не оказалось (выходной). Но он на вопросы Ивана Иваныча
охотно и многословно отвечал:
- В четверг и пятницу собак не ловили, а вчерашние есть - сидят в
фургоне. Сколько их, нечистый их знает, не ведаю, но есть. Завтра придет
врач и скажет: какую - в науку, какой - укол усыпительный и на шкуру, а
бывает, зарывают со шкурой. На то и врачи. А как же! Бывает, и жгут
начисто.
- А охотничьи попадают? - спросил Иван Иваныч.
- Редко. Этих не расходовают и в науку не отдают на растерзание, а
сперва пождут хозяина или звонят в союз охотников - так и так, мол,
разберитесь. А как же! На то и врачи. Одна такая там есть, охотницкая, -
Иван говорил, белая запаршивленная, бесхозная, говорит, сама хозяйка
сдала. А как же! Может, у нее муж помер.
"Он или не он?" - Думал Иван Иваныч и стал просить:
- Пропустите к фургону, пожалуйста. Ищу свою собаку, замечательную.
Может быть, она сидит там. Пустите.
Сторож был неумолим:
- Замечательных не сажают. Сажают вредных, чтобы не заражала, -
безапелляционно утвердил он убежденно. И тут же лицо его изменилось: он
вздернул подбородок и отмахнул рукой, как бы отстраняя просителя от ворот,
по другую сторону которых тот стоял, потому он и сказал строго: - Видишь?
"Вход запрещен". Читай и понимай, - указал он на рамку под стеклом, где
