проговорил Гай Филипп неуверенно. - Я слишком стар, чтобы заняться
грабежами, а это самое лучшее, на что нам можно рассчитывать в таком
случае. Нас не так много, чтобы что-нибудь здесь завоевать.
- А если мы разоружимся, нас съедят живьем, превратят в рабов или...
Что там они делают с чужеземцами?.. - спросил Марк. - Когда мы вместе - мы
сила, но поодиночке каждый из нас здесь ничто.
С того момента, как они встретили Зимискеса, трибун и сам пытался
найти лучший выход, чем стать наемником, но не нашел его. Он надеялся на
то, что у других возникнут какие-то идеи, но похоже, что этот выход
действительно был единственным.
- Нам повезло, что видессиане нуждаются в солдатах, - заметил
Адиатун. - Иначе они бы уже охотились за нами.
Адиатун-ибериец, иностранец на службе римского легиона, давно
чувствовал себя наемником. Он не мог рассчитывать на римское гражданство
до ухода в отставку. Возможно, поэтому его не слишком печалила мысль о
службе Видессосу.
- И скорее всего, мы навряд ли узнаем, где Рим, - подытожил Гай
Филипп. Все кивнули, и на их лицах было куда меньше надежды, чем несколько
дней назад.
Чужие звезды в ночном небе снова и снова напоминали Скаурусу, как
далеко от дома находятся его легионеры. Целительная магия видессианского
жреца нанесла ему еще больший удар - так же как и Горгидас, трибун знал,
что ни один римлянин, ни один грек не мог сравниться с этим жрецом.
Гай Филипп был последним, кто покинул палатку Скауруса. Он отдал
трибуну почетный салют, как на параде.
- Привыкай, - сказал он, крякнув при виде замешательства Марка. - В
конце концов, ты - наш Цезарь.
Оторопев поначалу, Марк расхохотался. Но когда он лег в постель, он
неожиданно понял, что старший центурион был прав. Если уж на то пошло, Гай
Филипп даже преуменьшил то, что с ним произошло. Даже Цезарь никогда не
командовал всеми римлянами. Мысль эта была неожиданной, и он не мог
заснуть полночи.
Спустя два дня возле городских ворот образовался временный рынок.
Товары и продукты были хорошими, а цена, которую просили за них местные
жители, - приемлемой. Марк с облегчением думал о том, что большинство его
солдат, перед тем как выйти в опасный поход, оставили почти все свои
деньги у банкиров легиона. Это было тем более важно, что официально
римляне еще не числились на службе Видессоса. Ворцез заявил, что дело
уладится очень скоро. Он послал гонца на юг, в столицу, с донесением о
прибытии римлян. Скаурус заметил, что Проклос Мазалон исчез из города
одновременно с гонцами Ворцеза. Из осторожности он не стал говорить об
этом Зимискесу, который остался с легионом как своего рода неофициальный
ординарец, несмотря на явное неодобрение Ворцеза. И тут были интриги и
борьба за власть..
Миссия Мазалона, должно быть, оказалась удачной, потому что имперский
чиновник, который прибыл в Имброс через десять дней, чтобы
проинспектировать странных солдат, был не из тех людей, что нравились
Ворцезу. Это был не бюрократ, а воин-ветеран, который терпеть не мог
формальностей и считал, что нужно держаться поближе к делу. Он вообще
очень напоминал Марку Гая Филиппа.
Имперский чиновник, которого звали Нефон Комнос, прошел через
временный лагерь римлян, разбитый под стенами Имброса. Образцовый порядок,
аккуратность и чистота сразу вызвали его восхищение. Когда проверка была
закончена, он спросил у Марка:
- Клянусь адом, человек, откуда пришли твои люди? Ты знаешь искусство
войны и приемы боя лучше, чем мы; ты появился в Империи, не пересекая ее
границ. Как это могло случиться?
Скаурус и его офицеры использовали каждую свободную минуту для того,
чтобы изучать видессианский язык, разговаривая с Зимискесом, со служками и
слугами Ворцеза, со жрецами, которые очень удивились желанию трибуна
учиться читать и той быстроте, с которой он запоминал слова их языка.
После своей родной латыни и греческого изучить еще один язык не составляло
для Марка большой трудности. Но это касалось только чтения. Когда дело
доходило до разговора, он чувствовал себя не столь уверенно. И все же
мало-помалу он начинал понимать живую речь. Однако ему было очень трудно
объяснить, каким образом его забросило в Видессос, не говоря уж о том,
чтобы убедить слушателей в своей правдивости.
Он попытался растолковать это Комносу. С помощью Зимискеса он
рассказал все, что с ним случилось, и ждал недоверчивого возгласа. Однако
этого не произошло. Комнос нарисовал на груди знак Солнца.
- Фос, - прошептал он, имея в виду солнечное божество. - Великая
магия, вот что это такое. Друг мой римлянин, вы, должно быть, нация
великих волшебников.
Удивленный тем, что над ним не смеются, Марк тем не менее был
вынужден не согласиться. Комнос заговорщически подмигнул:
- Пусть это будет твоя тайна. Наш жирный слизняк Ворцез станет лучше
обращаться с тобой, если узнает, что ты в случае чего сможешь превратить
его в ящерицу. Я думаю, чужеземец, имперские воины смогут многому
научиться у тебя. Может быть, ты обучишь халога (он показал на высоких
светловолосых северян, почетных стражей Ворцеза) и сумеешь убедить их в
том, что война - это нечто большее, чем дикая конная атака, сметающая на
своем пути все, что не понравилось вождю? И еще я скажу тебе вот что: для
битвы с проклятым Каздом - пусть Скотос унесет его в ад! - нам нужны
воины. Казд высасывает кровь из наших западных провинций.
Комнос бросил взгляд на север. Пыльные серые тучи собирались над
горизонтом, суля зимние холода и метели. Он задумчиво потер подбородок.
- Ничего, если тебе придется подождать до весны, прежде чем вы
придете в город? - спросил он Марка, слегка нажимая на слово "_г_о_р_о_д_"
и тем самым давая понять, что речь идет о Видессосе, столице Империи. -
Это даст нам время хорошо подготовиться к вашей встрече...
Им нужно время для того, чтобы утрясти свои интриги, понял Марк. Но
предложение Комноса устраивало его, и он согласился.
Спокойная зима в Имбросе даст возможность легионерам спокойно
отдохнуть, восстановить силы, выучить язык, познакомиться с обычаями этой
земли. Им никто не будет мешать, как это легко могло бы случиться в
столице.
Вскоре Марк и Комнос стали хорошими друзьями. Раденос Ворцез внезапно
исполнился необыкновенной предупредительности и чем мог помогал римлянам.
Он держался весьма осторожно и во время разговора с легионерами озирался
по сторонам. Скаурус понял, что он побаивается имперского чиновника, и
Комнос стал ему еще милей.
Тучи шли с севера. Осенние дожди начались сразу же после уборки
урожая. Один за другим ливни поливали землю, вбивая в нее последние
опавшие листья, превращая все дороги и тропы в непроходимые реки грязи,
просачиваясь в каждую щель казармы, наспех возведенной римлянами.
Легионеры ругались, заделывали дыры и не успевали сушить свою одежду.
Вдобавок ко всему на оружии, доспехах и инструментах появились пятна
ржавчины.
Вскоре наступили настоящие холода, и сырая земля стала твердой, как
камень. Ее покрыли снежные сугробы в человеческий рост. Только тогда Марк
понял, почему в этой стране, где климат был так непохож на италийский,
накидки и плащи были роскошью, а длинные штаны необходимостью. Он и сам
стал носить такие каждый день.
В подобные холода гимнастические упражнения уже не были надоевшей
обязанностью, которой хочется избежать. Они помогали согреться и размять
одеревеневшие от холода мышцы. Римляне посвящали им каждую свободную
минуту. Гай Филипп гонял солдат беспощадно. За исключением тех дней, когда
бушевали особенно сильные метели, они бегали по тридцать - тридцать пять
километров. Центурион был старше всех и по возрасту, и по положению, но и
он бежал по снегу наравне с молодыми воинами. В лагере он тоям находил
людям занятия. Как только его видессианский язык стал удобопонятен, он
попросил местных жителей сделать тяжелые щиты из двойного ряда толстых
прутьев и деревянные мечи для тренировок. Он установил в лагере деревянные
и кожаные щиты, и легионеры отрабатывали на них удары мечом и копьем,
доводя боевое искусство до совершенства. Чтобы солдаты не уставали от
монотонных упражнений, он придумывал новые. Гай Филипп приказал Адиатуну
обучить солдат владеть пращой. Единственный традиционный вид спорта,
который он исключил, было плавание. Даже железный Гай Филипп не позволил
себе загонять солдат в ледяную воду.
Легионеры устраивали учебные поединки с защищенными наконечниками и
тупыми мечами. Сначала только друг с другом, а потом и с халога - в
гарнизоне Имброса их было человек триста. Высокие северяне были опытными
солдатами, как и их противники римляне. Но, подобно галлам, они бились в
одиночку или кланами, а не строем. Если первой атаке удавалось разрушить
строй римлян, то победа была им обеспечена, но гораздо чаще высоким щитам
легионеров и их длинным копьям удавалось удержать противников на
расстоянии. Когда халога уставали, римляне переходили в наступление.
Во время учебных боев Марк следил за тем, чтобы не скрестить свой меч
с мечом кельта, опасаясь, что и солдаты, и все вокруг будут сметены
могучей чародейской силой, заключенной в оружии. Меч его ничем не
выделялся среди прочих, когда трибун сражался с легионерами. Но когда Марк
обращал оружие против солдат гарнизона, он оставлял позади себя такое
количество расщепленных щитов и помятых кольчуг, что заслужил себе
репутацию бойца сверхчеловеческой силы. Он заметил, что то же относилось и
к Виридовиксу.
Командир гарнизона был одноглазый гигант по имени Скапти, сын
Модольфа. Этот халога был уже немолод, волос у него осталось немного, и
потому трудно было сказать, сколько серебра пробилось сквозь их былое
золото. Он был человеком дружелюбным и, как любой опытный воин,
интересовался боевыми приемами вновь прибывшего отряда. Но с ним Марк
держался осторожно. Своим суровым квадратным лицом, сухим голосом и
постоянной сосредоточенностью на одной лишь войне старый воин очень
напоминал Марку матерого волка. Виридовиксу же, наоборот, халога очень
нравился.
- Они довольно суровые ребята, - отмечал он. - И постоянно готовы к
смерти, я к такому не привык. Но сражаются они как настоящие мужчины. И
пьют тоже как мужчины, - добавил он с усмешкой.
Последнее, как выяснил Марк через несколько дней, было сказано даже
слишком мягко. После целых суток неустанного пьянства галл и дюжина
северян устроили жуткую потасовку, в результате чего почти до основания
разрушили таверну и избили с десяток посетителей.
Последствием этого подвига был визит в римский лагерь Ворцеза.
В последнее время Марк видел его не часто. Он почти забыл о драке, но
когда узнал, что гипастеос хочет, чтобы трибун оплатил все убытки, наотрез
отказался. Раздраженный Марк указал Ворцезу на то, что взваливать на него
все расходы - явная несправедливость, так как лишь один из его солдат
участвовал в безобразии, в то время как остальные собутыльники Виридовикса
находятся под командованием самого гипастеоса. Ворцез решил вообще замять
дело, но Марк знал, что губернатор затаил в душе злобу.
- Возможно, тебе стоило поискать компромисс, - сказал Горгидас. -
Насколько я знаю нашего друга-кельта, его взнос в эту драку был довольно
щедрым.
- Это меня не удивляет. Но Ворцез вытянет из тебя всю кровь по капле,
если ты хоть раз ему уступишь. Интересно, - тут Марк усмехнулся, - как он
