Она рычала так грозно и непримиримо, что они с криками: "Она заболела!
Ее кто-то укусил!" - ринулись в комнату и захлопнули за собой дверь.
Соседи привыкли сваливать все свои беды на меня, и я удивился, что
они, прячась в комнате, не заявили, что это я укусил их собаку.
Я вышел в коридор и поманил таксу к себе. Она подбежала и стала лас-
ково, покорно вилять своим куцым хвостом. В этот момент соседка выгляну-
ла в щелку и закричала своему мужу:
- Смотри, смотри, он околдовал нашу Ренату!
Если б она только знала, как точны были ее слова!
Короче говоря, через час я повел Ренату к ее любимому столбику. А еще
через час выяснилось, что она принимает пищу только из моих рук. Я с
удовольствием кормил ее своими призами и подарками, которые уже начинали
мне немножко надоедать.
- Если бы она была бешеная, - через дверь объяснял я соседям, - она
бы кусала всех. А вот посмотрите: она же меня не кусает. Значит, Рената
просто разлюбила вас и полюбила меня! Ведь у людей так бывает? А собака
- друг человека: значит, и с ней это может случиться.
За дверью раздались рыдания соседки. Мне даже стало ее жалко. Но я
знал, что только при помощи Ренаты смогу проникнуть в кружок юнукров,
участвовать в представлениях и парадах юных укротителей.
Ночь такса провела у меня под кроватью. Как ни заманивали ее соседи
на старую лежанку, она твердо решила переменить квартиру.
На следующий день соседи привели к таксе своего знакомого ветеринара.
Он осмотрел собаку и сказал:
- Мне бы такое здоровье!
- Но в чем же дело? - воскликнула соседка.
- У собаки тоже есть сердце, - ответил ветеринар. - Да, сердце, кото-
рому не прикажешь! Вы хотите, чтобы такса осталась в вашей квартире?
- Да, конечно... Разлука с ней была бы невыносима!
- Тогда уступите ее вашему юному соседу. Это единственный выход.
Рената стала моей!
Прежде всего я дал таксе новое имя. Юнукры называли мирных домашних
животных грозными именами хищников: рыжих кошек - Львицами, пятнистых -
Тигрицами. Я назвал свою таксу Рысью.
По десять раз в день выводил я таксу во двор, надеясь, что нас с ней
увидит Валерик. Я подводил Рысь к ее любимому столбику, но она равнодуш-
но отворачивалась от него, давая мне понять, что столько раз в день этот
столбик ей вовсе не нужен. А Валерика во дворе не было: должно быть, он
с утра до вечера готовился к своему знаменитому дню юнукров.
Тогда однажды я вывел таксу во двор совсем рано, в тот час, когда Ва-
лерик должен был бежать на уроки.
Рысь со всех ног помчалась к столбику (за ночь она успевала по нему
соскучиться), а я стал дежурить возле подъезда, чтобы не пропустить Ва-
лерика. Наконец он появился... Хоть в запасе у меня было всего несколько
минут (Валерик торопился в школу), я решил начать не с самого главного.
- Что это у тебя в руках? - спросил я. - Такое... свернутое в трубоч-
ку...
- Это плакаты для нашей будущей "комнаты смеха и страшных рассказов".
- Смеха и страшных рассказов?
- Ну да. Мы открываем ее специально для юнукров. Юный укротитель дол-
жен быть всегда веселым и храбрым! В этой комнате он иногда будет весе-
литься, а иногда страшные рассказы будут закалять его волю!
Я насторожился. Дело в том, что я очень любил смеяться. Я мог сме-
яться целыми часами, и иногда в самых неподходящих местах: например, на
уроке или где-нибудь на сборе. И страшные истории Валерика "с продолже-
нием" я тоже мог слушать до бесконечности. Поэтому я сказал:
- Но ведь мне тоже нужно закалить свою волю! Ты сам говорил об
этом... Вы пустите меня туда, в эту комнату?
- Видишь ли, - начал объяснять Валерик своим как бы вечно извиняющим-
ся голосом, который моя мама называла вежливым, интеллигентным и непохо-
жим на мой. - Мне очень неудобно тебе отказывать... Но у нас будет не
просто веселая комната. Там, на стенах, будут вывешены всякие плакаты.
Как раз вот эти, которые у меня в руках...
- А что там написано?
- Ну, например: "Кто не работает, тот..."
- Не ест! - подхватил я быстро, точно отгадывая последнюю строчку в
стихах дяди Гоши.
- Нет, у нас будет написано немного по-другому: "Кто не работает, тот
не смеется!" И еще: "Смеется тот, кто..."
- Смеется последним! - снова перебил я Валерика.
- Опять не угадал. У нас будет написано так: "Смеется тот, кто не
только смеется!" Понимаешь? Ну, в том смысле, что не только развлекает-
ся...
- Но ведь ты знаешь, что я умею смеяться громче, всех у нас в школе!
И потом... моя воля очень нуждается в закалке. Я сам это чувствую!
- Этого еще мало!
"Ах, этого еще мало! - мысленно возмутился я. - Ну, сейчас ты пой-
мешь, что я вам пригожусь! Что я не с голыми руками собираюсь вступить в
юнукры!.."
- Рысь! Рысь, сюда! - крикнул я.
И такса послушно подскочила ко мне.
- Соседкину собаку прогуливаешь? - спросил Валерик.
- Нет, не соседкину, а свою! Теперь она моя.
- Довольно породистая...
- Довольно породистая! Да знаешь ли ты, что ее родители имели десять
золотых медалей, пятнадцать серебряных и столько же бронзовых! Я уже не
говорю о ее дедушке и бабушке!..
- Отдай ее нам, - сказал Валерик.
- Это невозможно: Рысь любит только меня. И просто сдохнет с тоски...
- Не умрет! А кто-нибудь из ребят будет ее воспитывать.
- Твой любимый Жорочка?
- Напрасно ты злишься: Жорка - хороший парень.
- А я плохой?
- Жорка - сильный и добрый.
- А я слабый и злой?
Валерик ничего не ответил.
- А я, значит, не могу воспитывать свою собственную таксу? Не имею
права?
- Извини меня, Петя... Но ведь ты же не можешь ходить в школу. А кру-
жок наш будет как раз при школе.
- Почему это я не могу?
- Потому что ты проходишь "курс лечения", а больные школу не посеща-
ют.
- Это вам учительница сказала? Она все перепутала!
В эту минуту из подъезда выскочил Мишка-будильник и громко сообщил:
- Восемь часов двадцать минут!
Они с Валериком побежали за ворота, на ту самую дорогу, по которой я
и сегодня мог бы идти зажмурившись...
Из другого подъезда выскочил Жора, догнал их... И они побежали втро-
ем.
Дед-Мороз аккуратно выполнял мою просьбу. Я понял, что смеяться мне
теперь придется в одиночку. И в одиночку придется закалять свою волю. И,
уж конечно, одному придется сидеть в темноте на служебном стуле подруги
маминой юности.
Я вернулся домой. Снял трубку и набрал две двойки.
- Собака очень утомляет меня, - сказал я Снегурочке. - Просто даже
отягощает... Пусть она вернется к своим хозяевам.
Словно предчувствуя разлуку, такса стала тереться о мою ногу.
- Рысь, брысь! - отогнал я ее.
- Что такое? - спросила Снегурочка.
- Это я собаке... Она наскучила мне!
- Все понятно. Заказ принят. Номер заказа тринадцать дробь семь.
Больше никаких желаний не будет?
Я хотел что-нибудь попросить. Помолчал немного...
Но, так ничего и не придумав, спросил у Снегурочки:
- А почему у вас к каждому номеру прибавляется это самое "дробь
семь"?
- Для пущей сказочности, - ответила Снегурочка.
- Для сказочности? - удивился я.
- Ну да. Разве ты не замечал, что семерка - одна из самых волшебных
цифр? Почти все чудеса в сказках совершаются "за семью морями", "за
семью замками", "за семью печатями", "в семь дней и семь ночей" или
где-нибудь "на седьмом небе"!.. Значит, сегодня заказов на развлечения
не будет?
- Нет. Что-то я немного устал...
ПИОНЕР-ПЕНСИОНЕР
Я и правда устал, потому что в Стране Вечных Каникул был очень напря-
женный график развлечений.
Утром я выходил из дому, за углом садился все в тот же троллейбус,
впереди и на боку которого было написано: "В ремонт!", и прибывал на нем
в Докмераб. Там я пел "хором", ходил "хороводом", соревновался сам с со-
бой, побеждал, забирал все призы, которые были у Деда-Мороза, получал
жестяную подарочную коробку и уходил домой.
Конечно, я мог попросить Деда-Мороза изменить эту программу, но я
по-прежнему боялся, что в другом представлении не будет соревнований, в
которых я уже так привык побеждать. И что я не буду каждый день получать
пряники, пастилу и шоколадные медали. Хотя от всего этого меня уже по-
немножку начинало тошнить.
Над столом у меня теперь вместо "Расписания уроков" висело "Расписа-
ние развлечений". Согласно этому расписанию, которое каждый день меня-
лось, я после Елки непременно должен был идти в цирк, или на дневной
концерт, или на какую-нибудь выставку.
А сразу же после обеда я, по маминому приказу, отправлялся в кино.
Вечером, вернувшись с работы, мама высовывалась в окно и, если я был
во дворе, требовательно звала меня слушать патефон. Иногда в окно высо-
вывался и папа.
- Домо-ой! Пора смотреть диафильмы! - командовал он.
Да, кроме кинофильмов, я еще должен был дома в обязательном порядке
смотреть диафильмы.
Раньше папа, который был за "беспощадное трудовое воспитание", требо-
вал, чтобы я сам вешал на стену свой пододеяльник, предварительно, ко-
нечно, вынув из него одеяло, и чтобы сам возился с черным аппаратом,
вставляя в него узкие ленты диафильмов. Теперь папа не разрешал мне ве-
шать экран-пододеяльник и не позволял близко подходить к аппарату - он
все делал сам, а я был только зрителем.
- Твое дело смотреть! - говорил папа. - Это тоже нелегкое занятие.
И правда, это было не очень легко, если учесть, что в нашем домашнем
кинотеатре, как и на медицинской Елке, одна и та же программа повторя-
лась каждый день. Мои приятели теперь поздно возвращались из школы: го-
товились ко дню юнукров.
Во дворе и в красном уголке я общался теперь, главным образом, с пен-
сионерами. Кстати, однажды, когда я заказал в "Столе заказов" в качестве
очередного развлечения катание на поезде метро (ничего другого я уже
просто не мог придумать!) и когда я спустился на эскалаторе вниз, дежур-
ный по станции усадил меня в первый вагон под табличку: "Для пассажиров
с детьми и инвалидов". Я долго упирался, отказывался, но он решительно
настаивал: "Нет, нет, сиди, пожалуйста: здесь твое место! Видишь, напи-
сано: "Для инвалидов".
В красном уголке я играл с пенсионерами и инвалидами в их любимые
"сидячие игры": лото и домино. И еще я привык слушать разговоры о разных
болезнях. Я теперь точно знал, от чего бывают спазмы сосудов, каковы
признаки грудной жабы, склероза и язвы желудка. Вернувшись домой, я под-
робно ощупывал себя и находил признаки всех болезней, о которых слышал
во дворе. Кажется, я старел... Нет, не взрослел (поскорее вырасти и
стать взрослым было в те годы моей самой заветной мечтой!), а именно
старел и дряхлел.
Однако не все мои новые друзья поддавались возрасту. Бывший спортсмен
дядя Рома все время говорил о пользе физических упражнений. И однажды я
решил с его помощью потренироваться в хоккейной игре: мне очень хотелось
научиться защищать ворота и когда-нибудь взять реванш за свое первое по-
зорное поражение.
Мы договорились, что я буду стоять в воротах, а дядя
Рома попытается клюшкой забивать мне голы. Помню, дядя Рома, который
очень любил физические упражнения, размахнулся, ударил - я упал и не
пропустил шайбу. Но в ту же минуту упал и дядя Рома... Ему стало нехоро-
шо.
- Простите меня, дядя Рома, - пролепетал я.
- Ничего, ничего... Просто переоценил свои возможности, - сказал он.
- Каждому возрасту - свои игры...
Вечером Валерик, встретив меня, спросил:
- Играешь в хоккей с пенсионерами?
- А что такого особенного? Достойные, всеми уважаемые люди... Пользу-
ются заслуженным отдыхом!
- Они-то заслуженным!.. - сказал Валерик. И усмехнулся: - Эх ты, пио-
нер-пенсионер!
Так приклеилось ко мне еще одно прозвище.
"Когда же, - думал я, - сбудется, наконец, предсказание Деда-Мороза,
