"дорогая"...
Мамонт сразу же поднялся в кабинет и включил компьютер. Из восемнадцати
дискет он выбрал четыре- те, что больше всего интересовали Кристофера Фрича,
и, как догадывался Мамонт, именно из-за них он согласился на все условия
партнерства с "конкурентом".
Полковник Арчеладзе еще не знал, какую услугу он сделал своему противнику
- человеку из вишневого "Москвича", совершив налет на фирму "Валькирия" и
захватив материалы. Впрочем, и сам Мамонт еще не мог оценить этой услуги, а
воспринимал пока ее внешнюю суть: Интернационал после погрома вдруг стал
податливым и мягким. Теперь следовало выяснить причину резкой смены
отношения. А она заключалась в информации, заложенной в эти дискеты.
Кристофер умолял вернуть хотя бы их, убеждая, что для деятельности
"конкурента" они не представляют никакой ценности, ибо не содержат в себе
ничего относительно поиска сокровищ.
Все четыре дискеты оказались запертыми на "ключ", не зная которого
невозможно было ничего из них вытащить. Он попробовал отыскать код, применяя
общепринятые формы,- не удавалось даже приблизиться к открытию информации.
Дара принесла кофе и молча остановилась за спиной.
- Позволь, милый, сделать это мне,- через несколько минут попросила она.-
Извини, но ты совершенно не умеешь работать на компьютере.
Мамонт хотел сказать, что первые компьютеры в СССР появились у них в
Институте и он считался когда-то отличным программистом, но промолчал и
уступил место. Пальцы Дары забегали по кнопкам, а он пил кофе, следил за
ними и явственно ощущал эти пальцы у своего виска- горячие и слегка
дрожащие. Сила этой женщины заключалась в тонких, изящных руках и, пожалуй,
в вишневых глазах, точнее, во взоре. Это была чудотворная сила и потому
необъяснимая, неподвластная разуму. Минут за пять она нашла код, и на
дисплее возник хаос каких-то малопонятных перекрещивающихся линий - то ли
координатная сетка, то ли конструктивное решение поиска определенных точек.
Дара "пролистала" несколько кадров - то же самое. Затем побежали ряды цифр с
буквенным обозначением впереди, бесконечная череда! Похоже, какая-то
зашифрованная информация. Потом цифры стали сочетаться с географическими
названиями средней полосы России - города, поселки, какие-то определенные
места, реки, озера. Все это казалось Мамонту знакомым, где-то уже виденным.
Он попросил Дару вернуть координатную сетку, наугад взял шифр одной точки и
отыскал по нему комментарий: "Красная Горка, РХ692437, РК126643,
006547ВД..."
- Как ты думаешь, что это? - спросил он.
- Не знаю,- призналась Дара.- Наверное, цифровая информация, какие-то
величины... Надо поискать ключ!
- Некогда искать ключ,- проговорил Мамонт.- Кажется, я знаю, что это...
Карта "перекрестка Путей".
- Что?
Мамонт отер лицо руками и ощутил, как подрагивают пальцы.
- Мое открытие... Когда-то я составил такую карту и с ней пришел на Урал.
На практике она оказалась бесполезной... Но помогла понять суть многих
явлений. Я стал иначе мыслить, изменилась логика отношения ко многим
вещам... Мне нужно срочно ехать... в музей забытых вещей.
- Я поеду с тобой,- вдруг заявила Дара.
- Нет, тебе нужно остаться здесь,- возразил он.- Сейчас съезди,
пожалуйста, к дому Арчеладзе и привези его сюда. Он сам сядет в твою машину.
- Хорошо, дорогой,- проговорила она.- Но потом все равно должна поехать к
Стратигу.
- Я хотел попросить тебя скопировать все эти материалы. Здесь очень много
работы...
- С ней справится обыкновенная секретарша. Скажи Стратигу, он подберет
тебе отличного делопроизводителя.
- Мне не нужно никаких секретарш! Когда есть ты...
- Ты не понял меня, милый,- печально вымолвила она.- Я должна уйти от
тебя, но могу сделать это лишь с ведома Стратига.
- Уйти? - насторожился Мамонт.- Почему ты должна уйти?
- Но ты же сказал, что справишься без меня!
- Я сказал, справлюсь без "постельной разведки"! - грубо возразил он.
- А это значит, без меня,- проронила Дара. Он не ожидал, что успел так
сильно привыкнуть и привязаться к ней. Никогда не приходила мысль, что жизнь
под одной крышей - явление временное и скоро придется расстаться. Наверное,
то же самое испытывал прежде Иван Сергеевич...
- Куда же ты пойдешь? - осторожно спросил Мамонт.
- Мне дадут другой урок,- вздохнула она.- Вероятно, секретарем у
какого-нибудь крупного чиновника, кото-рого Стратиг решит держать под
контролем. Отвергнутой Даре и этого много...
- До меня ты служила Страге?
- Да, его звали Зелва... Это был мужественный гой, Страга Запада.
- Зелва? - оживился Мамонт.- Я слышал о нем... Его же убили! Кажется,
задушили струной от гитары...
- Это было ритуальное убийство,- объяснила Дара.- Но кощеи не были
уверены, что Зелва- Страга Запада, и потому использовали аккорд, задушили
сразу семь человек. Они мстили за какого-то кощея, погибшего на Урале.
- Его имя - Джонован Фрич,- сказал Мамонт.- Это отец этого...
гиперсексуального наследника.
- Понимаю,- сдержанно проронила она.- Жаль, что ты не позволяешь
исполнить мне свой урок! Я бы его исполнила...
- Нет! - оборвал Мамонт.- И больше ни слова об этом!
Дара дотронулась до его щеки, погладила пальцами висок,- он вдруг ощутил,
что привычно ледяная рука ее стала горячей. Потребовалось усилие воли, чтобы
остаться равнодушным к этому прикосновению...
- Хорошо, милый... С твоим словом вынужден считаться даже Стратиг, потому
что ты избран Валькирией.- Дара отняла руку от его лица и закуталась в
плед.- Скажи ему, и я уйду... Я не исполнила своего урока. Единственное, что
смогла- поправила твой английский. Но не успела обучить португальскому
языку, не посвятила в тайны его африканских наречий...
- Зачем мне португальский? - недовольно спросил он.
- Но ты же будешь жить на Азорских островах!
- Почему?!
- Потому что следующим твоим уроком станет труд Страги Запада, вместо
Зелвы,- грустно объяснила Дара.- Так думает Стратиг. Жаль, что мы там не
встретимся...
- Я не хочу быть Страгой Запада! - возмутился Мамонт, чувствуя волну
какой-то безысходности.- Мне не нужны ни острова, ни язык!..
- Пожалуйста, милый, не говори Стратигу о том, что узнал это от меня,-
попросила Дара.- Я не должна тебя посвящать...
- Спасибо, что сказала. Теперь хоть знать буду, что мне уготовано...
- И прошу тебя, не противься ему. Ты все равно останешься Страгой, если
не Запада, то Севера. Потому что недавно погиб Страга Севера, любимец
Атенона.
- Я знаю... Но не хочу быть и Страгой Севера!
- Если бы Стратиг спрашивал наше желание! - вздохнула и потупилась Дара.-
Может быть, тебе удастся убедить его... Я должна предупредить, милый.
Стратиг не любит тех, кого избирают Валькирии. Поэтому он и задает урок на
Западе или на Севере. Страги чаще всего гибнут в этих сторонах света. Но
делает это не по злому умыслу! Не из желания отомстить за избрание. Все
гораздо сложнее... Избранные Валькириями, даже если они были изгоями,
единственные, кто вместе с избранием получают доступ к Весте, только им
открывается Вещая Книга. И если они пройдут искушение золотом и Знанием,
становятся Вещими гоями. Зелва прошел эти испытания...
- А Стратиг?
- Род Стратига - древний род гоев,- сказала Дара.- Из него вышли многие
светлейшие князья. Свой титул он получил по наследству, но не был избран
Валькирией... Будь с ним осторожен, милый.
- Я не отпускаю тебя,- заявил Мамонт.
- Но я не могу оставаться при тебе на роли служанки,- возразила она.- Я
Дара! А ты пока не владеешь реальностью бытия и не вправе решать мою судьбу.
Тем более изменять мой урок. Мир гоев существует лишь потому, что каждый
строго выполняет свое предназначение и повинуется року.
- Ну что же, попрошу об этом Стратига!
- Боюсь, не поймет тебя Стратиг...
- Скажи, ты сама хочешь избавиться от "постельной разведки"? - прямо
спросил Мамонт.
- Говорят, когда-то Дары были воплощением целомудрия,- проговорила она
мечтательно.- Это было в мире, где существовала гармония отношений мужчины и
женщины. Кощеи разрушили ее, чтобы управлять миром изгоев. Стратиг вынужден
задавать нам такие уроки, иначе невозможно держать под контролем действия
кощеев. И нам приходится растрачивать на них бесценное сокровище -
очарование Дары. Это единственное, перед чем они не могут устоять, и сами
становятся управляемыми.
- Все равно я постараюсь убедить Стратига! - упрямо заявил Мамонт.- Не
хочу, чтобы твое очарование облагораживало тех, кто его недостоин.
Она печально улыбнулась и дотронулась кончиками пальцев до его лба.
- Это речи пылкого юноши... Кто их будет слушать, милый? Стань холоднее
льда, стань тверже булата, чтобы тебя услышал Стратиг... Если ты избавишь
меня от урока, я навечно останусь с тобой.
Дара прижалась к нему, и горячие ее губы коснулись шеи. Вмиг закружилась
голова, и он полетел в "воздушную яму"... Чтобы остановить это падение,
судорожной рукой он нащупал железный медальон на груди и сжал его в руке.
Перед глазами возник образ Валькирии - летящие по воздуху космы, огромные и
прекрасные глаза, в которых он увидел свое отражение...
Полковник вернулся домой, в пустую квартиру, и вместе с присутствием
одиночества ощутил глухое недовольство собой. По дороге он проанализировал
ситуацию и убедился, что пока ничего не проиграл, что основная схватка еще
впереди. И даже если бы проиграл - реванш всегда удовлетворял его больше,
чем обыкновенная победа. Повергнуть торжествующего противника - это особое
удовольствие.
Его смущал сам этот поединок с "вишневым". Ему начинало казаться, что он
вторгается в некий мир, о существовании которого и не подозревал. И все
приемы, все правила игры оказываются несостоятельными при одном лишь
соприкосновении с этим миром. В Никарагуа, а потом и после этой командировки
ему иногда снился один и тот же сон: сомосовцы наступают на его хижину, он
же никак не может открыть огонь. Патроны отчего-то стали такими, что
крошились в пальцах. Он с ужасом перебирал их, надеясь найти хорошие, рвал
пачки - отовсюду сыпалась труха, напоминающая гнилое дерево. И тут его
озарило, что патроны испортились от невыносимой жары, что они совершенно не
годятся для жарких стран. Почему же об этом никто не подумал! И теперь
придется погибать хрен знает за что и хрен знает где!
Он просыпался в поту, но не от страха, а оттого, что в комнате было
жарко...
Тогда он вторгся в чужую страну, где, кроме изнуряющего зноя, были свои
порядки и законы. Однако он был уверен, что в своем родном государстве
патроны будут стрелять всегда. Общество соотечественников казалось простым и
понятным, возможно, поэтому он и не любил его, ибо терял всякий интерес,
когда не оставалось никакой пищи для мозгов. Логика поведения была настолько
примитивна и известна, что ему, как сыщику контрразведки, приятнее было
допрашивать агентов иностранных разведок, чем общаться со своими
согражданами. Когда открыли границы и разрешили свободный выезд из СССР и
когда толпы днями и ночами стояли в ожидании виз, он абсолютно спокойно
определил, что бегут за рубеж такие, как он, и вовсе не от бедности или
недовольства режимом. Эти люди пытались вырваться из примитивного общества,
убежать от своей прямолинейной логики; они жаждали сложности, необычности,
живительного интереса.
"Гогия, ты памидоры любишь? Кушать - да, а так - нэт..."
И потом, когда эти же люди начали осаждать российские посольства за
рубежом, чтобы вернуться на Родину, полковник отнесся к этому также
спокойно, ибо знал, что там, за кордоном, все еще более примитивно,
