первого же встречного священника; затем они прямо отправятся в
замок к отцу Амори...
Нанси с внутренней улыбкой выслушала этот бред. У нее не
был составлен детальный план бегства, но она заботилась только
о том, чтобы как-нибудь выбраться из Медонского леса, а там
уже... там видно будет!
Оседлав лошадь, осмотрев подпругу и освидетельствовав,
заряжена ли пара пистолетов, находившаяся в седельной кобуре,
Амори сказал:
- Ну вот, все готово! Теперь я побегу только за плащом...
- Ах, если бы вы прихватили что-нибудь и для меня тоже, а
то ночь очень холодна! - попросила Нанси.
- Хорошо,- сказал Амори и, взяв факел, убежал к дому,
оставив Нанси в темноте.
Девушка подошла к дверям конюшни и стала задумчиво
смотреть на темное небо, усеянное яркими звездами... Видно
было, что она что-то соображает. Наконец, тряхнув головой с
решительным видом, она вернулась в конюшню, подошла к лошади,
ощупью нашла кобуры и вытащила оба пистолета.
Она только успела сделать это, как вбежал Амори. В его
руках был плащ герцогини Монпансье.
- Вот это для вас, дорогая моя! - сказал он.
- Хорошо, - ответила Нанси, прислоняясь к стене и пряча
сзади пистолеты.- Сверните плащ и прикрепите его к седлу. Паж
занялся этим делом, а Нанси громко рассмеялась.
- Что с вами? - удивленно спросил Амори. Нанси отступила
на два шага назад, подняла пистолет до уровня головы Амори и
сказала:
- Если вы только тронетесь с места, милочка, то, клянусь
спасением своей души, я застрелю вас на месте!
Взгляд Нанси уже не чаровал нежностью и меланхолической
грустью; наоборот, теперь он горел надменностью, решительностью
и твердостью. Несчастный паж понял в этот миг, что он оказался
просто игрушкой в руках хитрой камеристки.
XV
Нет языка, на котором можно было бы выразить остолбенение
пажа Амори. Он смотрел на Нанси и не верил своим глазам; он
слушал ее речь, но не понимал ее. - Вот что, милочка,- сказала
тем временем безжалостная Нанси,- время красивых слов и
любовных клятв миновало. Нам нужно объясниться. Прежде всего
скажу вам, что меня зовут Нанси.
- Я знаю это,- пролепетал паж.
- Я первая камеристка ее величества королевы наваррской.
- Мне это говорили.
- Так вот сегодня вечером на меня вдруг кинулись
неизвестные мне люди, связали меня, усадили в экипаж и
доставили сюда, где доверили вашей охране. Я считаю этот
поступок актом величайшего насилия, ну а против насилия
допустимо бороться всеми доступными средствами!
- Иначе говоря,- с рыданьем вырвалось у бедного пажа,- я
просто несчастный глупец, которого обошли как ребенка? - и,
подчиняясь вспыхнувшему в нем бешенству, он сделал шаг вперед к
Нанси.
- Берегитесь! - крикнула та.- Я убью вас! Инстинкт
самосохранения взял верх над бешенством пажа, и он остановился.
А Нанси, по-прежнему спокойная, продолжала, улыбаясь:
- И позвольте спросить вас, за кого же вы меня приняли?
Ведь и у меня тоже имеется старик отец, владеющий старым
замком. Я девушка из хорошего дома, и было бы неслыханным
обстоятельством, если бы женщина моего ранга вдруг вздумала
бежать с хорошеньким пажом навстречу разным приключениям. Фи!..
Я была узницей; мне надо было во что бы то ни стало вернуть
свободу, и случай помог мне сделать это... Конечно, я очень
сожалею, что это неприятное приключение случилось именно с
вами. но что поделаешь, если сегодня меня во что бы то ни стало
ждут в Лувре?
- Ну, что же,- рыдая воскликнул паж,- в таком случае
убейте меня.
- Полно!.. Вы слишком милы, чтобы не послушаться меня. А я
хочу предложить вам следующее: я запру вас в доме, так что дело
получит такой вид, будто вы уступили силе.
- Нет,- крикнул паж,- лучше убейте меня, потому что я
слишком люблю вас, чтобы перенести разлуку... И, раз вы меня не
любите...
- Вы с ума сошли? - остановила его Нанси.- На каком
основании вы так отчаиваетесь? В данный момент я - камеристка
королевы наваррской, которую грубо похитили и которая хочет
вырваться на свободу, а вы - паж герцогини Монпансье.
- Как? - воскликнул паж.- Вы знаете это?
- Я знаю все, знаю, у кого, где и зачем я очутилась. Ну,
так вы сами понимаете, что при этих обстоятельствах я не могу
видеть в вас друга. Для меня вы - враг, по отношению к
которому позволительны все военные хитрости. Но если в один
прекрасный день я стану просто Нанси, а вы - просто Амори,
то... как знать? Быть может, я и вспомню о наших сегодняшних
мечтах и проектах!
- Вы опять смеетесь надо мной!
- К чему стала бы я делать это теперь? Ведь я свободна, и
вы не сможете удержать меня.
- Я и не стану удерживать... Я люблю вас, и для меня
единственный закон - ваша воля!
- Нет, я не могу уехать так! Завтра вернется герцогиня и
потребует у вас отчета, куда я девалась.
- Ну что же? Я скажу ей всю правду!
- Ну, и герцогиня кликнет людей, которые повесят вас на
первом суку?
- О, нет, этого не будет! Я - дворянин, и люди моего
звания умирают не на виселице, а под топором!
- Ну а что за благо умереть под топором?
- Я умру, думая о вас, Нанси!
- Нет, я не хочу, чтобы вы умерли; я хочу еще рад видеть
вас... Я хочу, чтобы на вас не пала ответственность за мое
бегство.
- Вы хотите невозможного! - Ну вот еще! Вы сейчас увидите!
Вернитесь в дом и принесите вина и две кружки! Они прошли в
дом, и Амори исполнил желание девушки.
- Отлично! - сказала она тогда. - Теперь налейте вина в
оба стакана. Так! А теперь отойдите в сторону и не шевелитесь!
Амори хотя ничего и не понимал, тем не менее исполнил
приказание. Тогда Нанси выплеснула содержимое одного стакана в
камин, а в другой высыпала порошок, находившийся в коробочке
под камнем ее перстня, и сказала:
- Выпейте вино!
Амори безмолвно подчинился и одним глотком опорожнил
стакан. Тогда Нанси улыбаясь посмотрела на него и спросила:
- Вы все еще ничего не понимаете?
- Нет.
- Ну, так слушайте меня внимательно! Вы только что
приняли снотворный порошок, совершенно такой же, которым
угостили в этом доме гасконца Лагира.
- Как, вы и это тоже знаете?
- Я все знаю, говорю вам! Теперь слушайте, что вам надо
отвечать на расспросы о моем бегстве. Мне захотелось пить, и я
попросила вас принести мне вина. Я предложила вам выпить со
мной, вы не нашли причин отказать мне, но вскоре после того,
как вы выпили вино, вами овладела непреодолимая сонливость и вы
больше ничего не помните. Поняли, милочка?
- Понял, но...
- Тут не может быть никаких "но", и, если вы любите
меня, вы сделаете так, как я вам говорю... Конечно, герцогиня
будет взбешена, но взыскивать с вас она не может, так как
никакой вины за вами не окажется... Однако как быстро действует
это средство! Вы уже пошатываетесь, ваши глаза слипаются...
- В самом деле,- пробормотал Амори,- мною овладевает
странное опьянение.
Он не договорил. Его глаза внезапно закрылись, и он рухнул
на стул в глубоком сне. Тогда Нанси закуталась в плащ герцогини
Монпансье, вернулась в конюшню, распахнула ворога, вскочила в
седло и погнала лошадь полным карьером, думая:
"Господи, Господи! Лишь бы мне вовремя приехать в Лувр!..
Лишь бы без меня там ничего не случилось!"
XVI
Прошло уже гораздо более часа с тех пор, как Нанси
отпросилась у Маргариты пойти погулять, а она все не
возвращалась обратно. Но Маргарита была очень снисходительна к
влюбленным, а к Нанси в особенности; к тому же в данный момент
она не нуждалась в ее услугах, тем более что она твердо решила
не ложиться спать до возвращения домой своего супруга.
Вдруг в дверь тихо постучались.
- Войдите! - крикнула Маргарита в надежде, что это
вернулся Генрих Наваррский. Но она ошиблась; это была
королева-мать. Она вошла с самой медоточивой улыбкой и ласково
произнесла:
- Здравствуй, милочка, здравствуй, моя дорогая девочка!
- Ваше величество, я ваша слуга,- ответила Маргарита, у
которой сердце тревожно забилось, так как она знала, что
ласковость королевы-матери никогда не предвещает ничего
хорошего.
- Так как я знала, что ты одна,- продолжала королева,- то
я пришла посидеть с тобой.
- Как? Вам известно, что моего мужа нет в Лувре? -
испуганно спросила Маргарита.
- Я даже знаю, где именно он находится сейчас,- ответила
Екатерина с лицемерной улыбкой.
Сердце молодой королевы снова судорожно забилось, но она
все же не стала спрашивать и ограничилась кратким замечанием:
- Значит, вы, ваше величество, более осведомлены, чем я.
- Ах, бедная моя девочка! - сказала Екатерина, сопровождая
свои слова душераздирающим вздохом.
Несмотря на твердое намерение Маргариты не поддаваться
тому, что она считала просто хитрой ловушкой, новым
предательством королевы-матери, в ее душе вновь вспыхнули
ревнивые подозрения, усыпленные ложью Нанси.
- Но позвольте, однако,- воскликнула она,- раз вы чтото
знаете, то почему вы не договариваете до конца?
- К чему? - лицемерно ответила Екатерина.- Все равно ты
любишь его... А потом... наваррский король молод,
сумасброден... Может быть, он несмотря ни на что, в душе любит
тебя...
- Да говорите же, в чем дело! - воскликнула Маргарита,
дрожа от волнения.- Разве вы не видите, как терзают меня ваши
недомолвки?
- Ты этого хочешь?
- Умоляю вас на коленях об этом!
- В таком случае я должна начать несколько издалека.
Слыхала ли ты когда-нибудь о существовании Сарры Лорьо?
- Той самой, мужа которой Рене...
- Я говорю не о муже, а о жене!-поспешно перебила
королева.
- Я не только слыхала о ней, но даже видела ее однажды!
- Ну, и как она тебе показалась?
- По правде сказать, я тогда даже не обратила на нее
внимания.
- Напрасно!.. Ведь эта женщина поразительно красива.
- К чему вы говорите мне все это? Вы хотите сказать, что
Анри любит эту женщину?
- Дорогая Маргарита, да успокойся же... Ты так бледна! Ну,
мало ли что бывает? Генрих молод, а Сарра так красива... полно,
успокойся! Лучше кликни Нанси и ложись спать, а во сне ты
забудешь все свои огорчения...- и, кинув эти полные неясных
намеков слова, Екатерина выползла из комнаты, как выползает
ядовитая змея, сделав свое страшное дело.
Маргарита так и осталась стоять посредине комнаты, словно
пораженная громом. Ее Анри!.. Да возможно ли это?
В коридоре за дверью послышался какой-то шум; кто-то
поднимался по лестнице, примыкавшей к коридорчику. Маргарита
прислушалась - это были мужские шаги.
"Наверное, это Анри!" - подумала она. Ей так захотелось
поскорее избавиться от своих ревнивых сомнений, что она
поспешно выбежала в коридорчик. Действительно, по лестнице
поднимался какой-то мужчина.
- Это ты? - спросила Маргарита и обняла мужчину,
вступившего в коридорчик.
Но тот ничего не ответил. - Это ты, Анри? - повторила
Маргарита.
- Да, это я! - ответил тот. Маргарита отскочила, как
ужаленная: это не был голос ее мужа. Правда, она узнала этот
голос... Когда-то он заставлял ее сердце горячее и быстрее
биться, и обладателя его действительно звали Анри... Но все это
прошло, миновало, кануло в вечность...
От неожиданности, испуга и изумления у Маргариты так
закружилась голова, что она покачнулась и непременно бы упала,
если бы этот другой, ныне чужой ей Генрих, герцог Генрих Гиз,
не подхватил ее в свои объятия и не помог войти в комнату.
