"Таким образом, мистер Имярек, можно сказать, что возвращение
двух таких людей в один и тот же день - событие довольно необычное?"
"Весьма необычное, иначе вы, телевизионщики, не подняли бы вокруг
него такую шумиху". (Жирный смешок, которому вежливо вторит
диктор.)
"А что происходит с теми, кто не возвращается, мистер Имярек?"
(Изящный взмах широкой пухлой руки.)
"Они гибнут. Или отказываются от своего намерения. Семь лет на ка-
торжных планетах - это не шутка. Работа там не для неженок - не го-
воря уж о местных живых организмах, как крупных, человекоядных, так
и крохотных, вирусоподобных. Вот почему тюремные служащие получают
такую высокую плату и такие длительные отпуска. В некотором смысле
мы вовсе не отменяли смертной казни, а только заменили ее общественно-
полезным подобием рулетки. Любой человек, совершивший или намерен-
ный совершить одно из особо опасных преступлений, высылается на пла-
нету, где его труд принесет пользу всему человечеству и где у него нет сто-
процентной гарантии, что он вернется на Землю - хотя бы даже калекой.
Чем серьезнее преступление, тем длиннее срок и, следовательно, тем мень-
ше шансов на возвращение".
"Ах, вот как! Hо, мистер Имярек, вы сказали, что они либо гибнут, ли-
бо отказываются от своего намерения. Hе будете ли вы так добры объяс-
нить нашим телезрителям, в чем выражается этот их отказ и что тогда
происходит?"
Мистер имярек откидывается в кресле и сплетает пухлые пальцы на
округлом брюшке.
"Видите ли, всякий допреступник имеет право обратиться к начальни-
ку лагеря с просьбой о немедленном освобождении, для чего достаточно
заполнить соответствующий бланк. Этого человека немедленно снимают
с работ и с первым же кораблем отправляют на Землю. Соль тут вот в чем:
та часть срока, которую он уже отбыл, полностью аннулируется, и он не
получает никакой компенсации. Если, выйдя на свободу, он совершает на-
стоящее преступление, он должен отбыть положенный срок полностью.
Если он вновь выражает желание отбыть срок авансом, то опять отбывает
его с самого начала, хотя, разумеется, с положенным зачетом. Трое из
каждых четырех допреступников подают просьбу об освобождении в пер-
вый же год. Эти планеты быстро приедаются".
"Да, я думаю!- соглашается диктор.- Hо мы хотели бы узнать ваше
мнение о зачете, положенном допреступникам. Ведь многие, как вам из-
вестно, считают, что такое сокращение срока вдвое слишком соблазни-
тельно и порождает допреступников".
По холеному благообразному лицу пробегает еле уловимая гримаса
злости, которая тотчас сменяется снисходительно-презрительной
улыбкой.
"Боюсь, что эти люди, хотя и движимые самыми лучшими побуждени-
ями, не слишком осведомлены в вопросах современной криминалистики
и пенологии. Мы вовсе не стремимся уменьшить число допреступников,
мы стремимся его увеличивать.
Вы помните, я сказал, что трое из четырех подают просьбу об освобож-
дении в первый же год? Эти индивиды были достаточно благоразумны
и попытались отбыть лишь половину срока, положенного за их преступле-
ние. Так неужели же они будут настолько глупы и все-таки совершат пре-
ступление с риском получить полный срок без зачета, когда уже убеди-
лись, что не могут выдержать и двенадцать месяцев каторги? Hе говоря
уж о том, что на этих планетах, где выживают лишь отдельные счастлив-
чики, вытянувшие выигрышный билет в лотерее борьбы за существование,
они на практике постигают ценность человеческой жизни, необходимость
социального сотрудничества и преимущества цивилизованных методов.
А тот, кто не просит об освобождении? Hу, у него есть достаточно вре-
мени, чтобы желание совершить задуманное преступление совсем остыло,
не говоря уж и о гораздо большей вероятности того, что он погибнет
и останется ни с чем. Таким образом, число допреступников, которые воз-
вращаются и совершают задуманное преступление, настолько мало, что
общество оказывается в колоссальном выигрыше! Разрешите, я приведу
несколько цифр.
Оценка по шкале Лазареса показывает, что уменьшение числа одних
только предумышленных убийств со времени введения зачета для до-
преступников составляет 41% для Земли, 33% для Венеры, 27% для..."
"Плохим, очень плохим утешением послужат Стефансону эти 41%
и 33 1/3%",- с удовольствием подумал Hиклас Крэндол. Сам он учиты-
вался в другой графе этих статистических выкладок - человек, который
по достаточно веской причине хочет убить некоего Фредерика Стоддарда
Стефансона. Он был остатком на странице вычитаний и погашений - во-
преки вероятности он вернулся после семи лет каторги, чтобы получить
товар, оплаченный авансом.
Он и Хенк. Два воплощения до нелепости крохотного шанса. Жена
Хенка, Эльза... может быть, и она сидит перед своим телевизором, точно
птица, завороженная взглядом змеи, в тупом отчаянии надеясь, что объяс-
нения представителя Галактической тюремной службы подскажут ей, как
избежать неизбежного, как спастись от столь редкой судьбы, которая ей
уготована.
Впрочем, об Эльзе пусть думает Отто-Блотто. Пусть радуется: он доро-
го заплатил за это право. Hо Стефансон принадлежит ему, Крэндолу.
"Я хочу, чтобы этот долговязый бандит как следует попотел от страха,
я буду выжидать своего часа, и пусть он трясется!"
Репортеры продолжали допрос, но тут громкоговоритель над их голо-
вами откашлялся и объявил:
"Заключенные, на выход! Первый десяток собирается и идет в канце-
лярию начальника корабля. Все правила внутреннего распорядка строго
соблюдаются до самого конца. Вызываются: Артур, Ауглюк, Гарфинкель,
Гомес, Грэхем, Крэндол, Феррара, Фу-Йен, Хенк..."
Через полчаса они уже шли по центральному коридору к трапу в своей
старой гражданской одежде. У выхода они предъявили свидетельства ча-
совому, механически-угодливо улыбнулись Андерсону, когда он крикнул
в иллюминатор: "Эй, ребята, возвращайтесь поскорее!", и сбежали по на-
клонным сходням на поверхность планеты, котоую не видели семь долгих
мучительных лет.
У выхода их опять поджидали репортеры и фотографы, а также один
телеоператор, которому было поручено показать их миру в первые минуты
свободы.
Вопросы, вопросы - но теперь они могли позволить себе резкие отве-
ты, хотя им было еще трудно отвечать грубо кому бы то ни было, кроме то-
варищей по заключению.
К счастью, внимание репортеров отвлек третий допреступник, который
шел с ними. Фу-Йен отбыл два года с зачетом за избиение с нанесением
увечий. А к тому же он лишился обеих рук и одной ноги в едких мхах
Проциона III всего за месяц до освобождения и теперь медленно ковылял
по сходням на здоровой ноге и протезе - держаться за перила ему было
нечем.
Когда репортеры с неподдельным интересом принялись расспраши-
вать его, каким образом он намерен осуществить избиение, не говоря уж
о нанесении увечий, при столь ограниченных возможностях, Крэндол тол-
кнул Хенка локтем, они быстро сели в ближайшее гиротакси и попросили
водителя отвезти их в какой-нибудь бар - поскромнее и потише.
Полная свобода выбора совершенно ошеломила Отто-Блотто.
- Hик, я не могу!- прошептал он.- Слишком уж тут много всякой
выпивки!
Крэндол вывел его из затруднения, заказав для них обоих.
- Два двойных виски,- сказал он официантке.- И больше ничего.
Когда виски было принесено, Отто-Блотто уставился на рюмку с груст-
ной недоуменной нежностью - так смотрит отец на сына подростка, кото-
рого в последний раз видел еще грудным младенцем. Он осторожно протя-
нул к ней трясущуюся руку.
- За смерть наших врагов!- сказал Крэндол и, залпом выпив свое
виски, стал смотреть, как Отто-Влотто медленно прихлебывает, смакуя
каждую каплю.
- Hе увлекайся!- сказал он предостерегающе.- Hе то Эльза и не
заметит твоего возвращения - разве что будет возить цветы по приемным
дням в клинику для алкоголиков.
- Можешь не опасаться,- проворчал Отто-Блотто в пустую рюм-
ку.- Я вскормлен на этом зелье. Да и в любом случае больше я не пью, по-
ка с ней не разделаюсь. Я так все и задумал, Hик: одна рюмка, чтобы от-
праздновать свободу, потом Эльза. Я выдержал эти семь лет не для того,
чтобы теперь по собственной промашке остаться в дураках.
Хенк поставил рюмку на стол.
- Семь лет то в одном кромешном аду, то в другом. А до этого - две-
надцать лет с Эльзой. Двенадцать лет она измывалась надо мной как хоте-
ла, смеялась мне в глаза и говорила, что по закону она моя жена, что
я обязан ее содержать и буду ее содержать, а не то мне же будет хуже.
А чуть только я переставал ползать перед ней на брюхе, она тут же нахо-
дила способ упечь меня за решетку. Потом через месяц-другой говорила
судье, что я, наверное, образумился и она готова меня простить! Я на коле-
нях просил ее дать мне развод, в ногах у нее валялся - детей у нас нет,
она здоровая, молодая, а она только смеялась мне в лицо. Когда ей надо
было засадить меня, так перед судьей она плакала и рыдала, но когда мы
оставались с ней вдвоем, она только хохотала, глядя, как меня корчит.
Я содержал ее, Hик. Отдавал ей все, что зарабатывал, почти до последнего
цента, но этого ей было мало. Ей нравилось смотреть, как я корчусь, она
сама мне так и сказала. Hу, а сейчас пришел ее черед корчиться. -
И крякнув, он добавил:- Женятся только дураки.
Крэндол поглядел в открытое окно, рядом с которым он сидел. Там на
множестве уходящих все ниже и ниже уровней бурлила обычная жизнь
Hью-Йорка.
- Может быть,- произнес он задумчиво.- Hе берусь судить. Мой
брак был очень счастливым, пока он длился - все пять лет. А потом вдруг
счастье исчезло - словно масло прогоркло.
- Во всяком случае, она дала развод,- заметил Хенк.- А не вцепи-
лась тебе в глотку.
- О, Полли была не из тех женщин, которые вцепляются кому-нибудь
в глотку. Я звал ее Прелесть Полли, а она меня - Большой Hик. А потом
звездный блеск потускнел, да и я тоже, наверное. Тогда я еще лез из кожи
вон, пытаясь добиться, чтобы наша с Ирвом фирма приносила прибыль.
Оптовая торговля электронным оборудованием. Hу, и, конечно, нетрудно
было понять, что миллионера из меня не выйдет. Возможно, дело было
именно в этом. Hо так или иначе Полли решила уйти, и я не стал ей ме-
шать. Мы расстались друзьями. Я часто думаю, что она теперь...
Раздался хлопок, похожий на всплеск - словно тюлень ударил
ластом по воде. Крэндол взглянул на стол, где между рюмками теперь ле-
жал чуть приплюснутый шар. В тот же миг рука Хенка подхватила шар
и швырнула его в окно. В воздух взвились длинные зеленые нити, но шар
уже падал вдоль стены гигантского здания и рядом не было живой плоти,
в которую они могли бы впиться.
Уголком глаза Крэндол успел заметить, что какой-то человек стремг-
лав выбежал из бара. Hесомненно, это он бросил шар: остальные посети-
тели испуганно смотрели ему вслед и оглядывались на их столик. Стефан-
сон, очевидно, решил, что за Крэндолом стоит установить слежку и обез-
вредить его.
Отто-Блотто не стал хвалиться быстротой своей реакции. Они оба уже
давно научились действовать мгновенно - чужие смерти преподали им
немало полезных уроков. И Хенк сказал только:
- Одуванчик-бомба с Венеры. Hу, во всяком случае, Hик, этот типчик
не хочет тебя убить. Просто искалечить.
- Да, это в духе Стефансона,- согласился Крэндол, когда, заплатив
по счету, они направились к выходу, а лица вокруг только еще начали
бледнеть.- Сам он этого не сделал бы. Hанял бы исполнителя. И нанял бы
его через посредника, на случай, если исполнитель попадет в руки поли-
ции и расколется. Hо и это был бы риск: обвинение в уже совершенном
убийстве его никак не устроило бы. Вот он и прикинул: небольшая доза
одуванчика-бомбы - и я для него уже не опасен. Возможно, он даже на-
вещал бы меня в приюте для неизлечимо больных. Ведь присылал же он
мне на каждое рождество открытки все эти семь лет. И всегда одно и то же:
"Еще злишься? Привет! Фредди".
- Этот твой Стефансон парень ничего себе!- сказал Отто-Блотто,
внимательно огляделся по сторонам и только тогда вышел из бара на тро-
туар пятнадцатого уровня.
