империй. Возможно, одна из асанианских легенд легла в основу
разворачивающегося на сцене действа. Торуан изображал лорда в своем дворце
или бога в своем храме, к нему рекой стекались нуждающиеся в его помощи люди.
Он был облачен в белые одежды, словно король или духовное лицо высокого
ранга. В руках Торуан держал позолоченную асанианскую маску, которую то
подносил к лицу, то отводил в сторону.
Лорд или бог принимал всех приходящих к нему людей, но сам не говорил с
ними. За него это делали другие. Посредники выслушивали жалобы и передавали
их смысл господину. Очень и очень измененный смысл.
Убеленный сединами старец просил защитить его от врагов. Лорду говорили,
что старец благодарит господина за мир и спокойствие в его государстве.
Женщина евнух, прикрывший лицо вуалью, умоляла исцелить ее сына от
смертельной болезни, но Торуану передавали, что она просит благословить ее
чрево. Юноша жаловался на несправедливые притеснения, господин благосклонно
jhb`k, полагая, что молодой поэт читает ему одну из новых своих поэм. Люди
кричали и плакали от горя лорд или бог слышал одни благодарственные
молитвы.
В сердцах обиженных подданных росло возмущение. Собравшись вместе, они
вновь решили пойти к всемогущему господину и умолить его дать им то, без чего
их жизнь становилась адом. Накормить голодных, напоить жаждущих, исцелить
больных.
Но он опять услышал одни восхваления. Он улыбался и пел сладким голосом о
процветании подвластной ему страны. Гнев охватил пришедших к лорду или богу
людей. Они подняли мятеж. Они стащили владыку с трона, изорвали в клочья его
маску, они оглушили лорда грохотом барабанов и шумом трещоток, но тонкий,
высокий и сладкий дискант пробивался сквозь этот гвалт, исполненный
нескончаемого благодушия.
Это, сказал Эсториан, самая крамольная вещь из всех, которые мне
когда-либо приходилось видеть. Прямое подстрекательство к бунту и где? В
Высоком дворе Асаниана? Удивляюсь, как они не оборвали тебе руки и ноги!
Губы Торуана слегка посерели, но он улыбался.
О, они без сомнения сделали бы это, если бы не присутствие вашего
величества.
Теперь тебе небезопасно здесь оставаться.
Раз уж вы, милорд, заговорили об этом, значит, это действительно так.
Торуан осушил чашу вина и вновь протянул ее слуге. Его руки подрагивали.
Объясни, зачем тебе все это понадобилось?
Торуан взял в обе ладони серебряный сосуд и робко взглянул на собеседника.
Боюсь, милорд, вы этого не поймете.
Я пойму. Эсториан старался говорить как можно более доброжелательно, но
пальцы актера невольно сжались, суставы их побелели. Они держат меня здесь
за семью замками. Неужели дела в стране обстоят именно так, как вы их
показываете со сцены? Или я полный глупец?
Я никогда не считал вас глупцом, милорд, сказал Торуан, но вы,
укрывшись в дворцовых покоях, отсекаете от себя все. Даже малейшие намеки на
реальную жизнь раздражают вас.
Кто внушил тебе эту мысль? Моя мать? Жрецы? Мой двор в Керуварионе?
Ресницы актера дрогнули и опустились, евнух уткнул лицо в чашу с вином.
Я действительно получил приглашение во дворец через посланца вашей
матушки-императрицы. Но это случилось уже после того, как мы задумали
поставить этот спектакль. Мы объездили много городов и селений. Мы слышали,
что говорят люди. Их речи полны недовольства и скрытых угроз.
Им не нравится варвар, сидящий на троне?
Да, милорд, но это не вся правда. Они замышляют мятеж.
Сомневаюсь. Люди любят почесать языками. Пустые угрозы, застарелые обиды
все идет в ход. И все остается на прежних местах. Разве не так?
Трудно не согласиться с вами, милорд, сказал Торуан, и все же...
Ладно, поморщился Эсториан, оставим это. Кто писал для вас текст
песен? Айбуран? Он неплохо владеет пером, я знаю. Разбуди дремлющего
неплохой ход. Уверен, что это его идея. Но я не потерплю крамолы в
собственном храме.
Милорд, Торуан умоляюще воздел руки, я действительно виделся с
верховным жрецом, признаю это. Но я говорил с ним только как с посланником
леди Мирейн. Он убедил меня, что вы защитите нас, даже если очень
рассердитесь. Вы сумасбродны, сказал он, но справедливы. А пьесу свою мы
писали сами. Мы вынуждены были для этого удалиться в Керуварион.
Ну да, чтобы оттуда подстрекать мятежников к выступлению. Эсториан не
был рассержен, вовсе нет, но его гнев уже порывался соскочить с удерживающей
его цепи. Поставить такой спектакль, чтобы люди после него тут же бежали к
торговцам ядами или разыскивали наемных убийц.
Вы должны обо всем знать, сказал Торуан упрямо, как истинный северянин
или совершеннейший идиот. Айбуран думает так, и леди Мирейн тоже. Вы давно
отвернулись от них. Они надеялись через меня достучаться до вашего сердца.
Они достучались, мрачно буркнул Эсториан. Можно сказать, достукались.
Reoep| у меня должна болеть голова, как вытащить тебя из беды. Высокий двор
не любит шутить. Итак, что же ты мне советуешь? Вернуться обратно в
Керуварион?
Прежде всего вам надо пошире раскрыть глаза и выглянуть за дворцовые
стены, сказал Торуан. Спеси в его голосе поубавилось, но упрямства еще
хватало. Все обстоит плохо, милорд, и станет еще хуже. Сидя сиднем в своем
дворце, вы все сильнее раздражаете их. Они вооружаются. Они называют вас
захватчиком, а кучку ваших гвардейцев армией насильников, грабящих
Кундри'дж-Асан.
Они называли меня захватчиком, когда я находился в Керуварионе, и то же
самое говорят, когда я пришел к ним. Не вижу тенденции к ухудшению.
Они убили сборщика налогов в Ансавааре.
Простой люд издревле склонен бросаться на палку, которая их бьет. Ты
видел, как все это было?
Они прогнали отряд стражников, явившийся усмирить их, и захватили город,
засели в его стенах. Они объявили себя свободными от вашей власти.
Неужели? Эсториан привстал с кресла. Но их необходимо обуздать.
Почему я ничего не знаю об этом?
Потому что вы засыпаете на ходу, милорд. Это бедствие, это чума. Вы ведь
знаете эту болезнь. Когда она проникает в дом, она поражает сначала мужчину,
потом женщину, потом детей, потом домашних животных. В одних случаях они
выживают, в других нет, однако все это не очень опасно, если чума не
выходит за пределы локальной ячейки. Но все пропало, если она проложит себе
дорогу во внешний мир. Она кочует от дома к дому, она охватывает весь город,
потом ползет через селения к другим городам. Тогда начинается эпидемия, и
вымирают земли, и прекращается жизнь. Вот чем грозит вам маленький бунт,
милорд. Мятеж быстро перерастет в большое восстание, если его вовремя не
подавить. Застарелая злоба питает молодые обиды.
Как странно, усмехнулся Эсториан. Сначала они прилагают все силы,
чтобы меня сюда заманить, потом лезут из кожи вон, чтобы меня выкурить. Как
ты думаешь, они удовлетворятся когда-нибудь?
Торуан не понял его или просто задумался. Он вздрогнул.
Милорд, я плохой советчик, но думаю, что вам следует чаще выглядывать за
стены дворца. Дела обстоят хуже, чем тогда, когда вы сюда прибыли. Много
хуже. В некоторых городках я, как северянин, просто боялся за свою шкуру.
Тучи сгущаются, и скоро грянет гром.
Мои гвардейцы свободно разгуливают по столице. Никто не плюется и не
бросает камни им вслед. Никто не потревожил и меня, когда я однажды прошелся
до храма. А я был безоружен и не накладывал на лицо грим.
Кундри'дж это только Кундри'дж, милорд, сказал Торуан. Он обвел
взглядом покои, в которых они сидели. Как вы можете здесь оставаться? Вы
задохнетесь, сир.
Они ведь сами учили меня терпению, продолжал Эсториан, оставив без
внимания слова актера. Передай моей матушке и жрецу, что я оценил их
настойчивость и усилия. Тебя никто не посмеет тронуть. Ты можешь отправиться
с труппой в Керуварион, где ваше искусство найдет достойный прием. Но,
добавил он, будь впредь мудрее и не разыгрывай глупых трагедий. Люди не
любят глядеться в правдивые зеркала.
Мы играли только для вас, сказал Торуан. Он отодвинул от себя чашу и
опрокинул ее вверх дном. Мы любим вас и преданы вам. Но мы лишь капля в
бушующем море. Асаниане возбуждены. Они сменили старые шляпы на новые, но не
сменили взгляды. Умоляю вас, сир, будьте настороже!
Я всегда осторожен, ответил Эсториан. Ему вдруг стало невыносимо
скучно. Он надеялся на приятный вечер, но этот самонадеянный идиот безнадежно
испортил его.
Впрочем, он вовсе не порицал рвения актера. Талант всегда мечется от одной
крайности к другой. Иное дело матушка и Айбуран. Они все еще считают его
ребенком и злятся, теряя свое влияние на него.
Со всей возможной вежливостью он постарался поскорее выпроводить болтливого
комедианта, отправив его под охраной в покои императрицы, и внушил
гвардейцам, что они отвечают за безопасность певца головой. Он надеялся, что
}rncn будет достаточно.
Он почти улыбался, вспоминая реакцию Высокого двора на спектакль. С
досточтимых лордов слетела асанианская невозмутимость. Но они вынуждены были
прикусить языки, потому что их император рукоплескал дерзким актерам. Варвар,
наверное, думали они, простолюдин, болван.
Он бесцельно блуждал по своим покоям, почему-то не чувствуя привычной
усталости. Слуги крадучись следовали за ним, он прогнал их. Гвардейцы
сопротивлялись дольше, но в конце концов пришлось ретироваться и им.
Он попытался уснуть, но сон бежал от него. Он развернул свиток. Строчки
дрожали и сливались в одну толстую линию. Он пил вино, пока в голове не стало
светло и ясно, потом решил прогуляться по крыше, где когда-то любил принимать
солнечные ванны. Сейчас там, наверное, сыро от моросящего денно и нощно
дождя.
Какая-то тень скользнула к нему, когда он ступил на гремящую жесть кровли.
Он улыбнулся широко и открыто, впервые за много дней.
Желтоглазый, сказал он, я рад тебя видеть.
Корусан ничего не ответил. Это было вполне в его манере, поэтому Эсториан
ничуть не обеспокоился. Он сделал оленейцу знак следовать за собой и вернулся
в покои. Он шел, не оглядываясь, свободно болтая о том о сем, с языка его
словно слетели оковы, так радовался он тому, что маленький охранник нашелся.
В геральдическом зале, увешанном боевыми знаменами и доспехами прежних
времен, его лопаткам вдруг сделалось холодно. Он обернулся. Корусан стоял,
прислонившись к колонне, устремив на него горящий блуждающий взгляд.
Лихорадка, подумал Эсториан, протягивая к мальчишке руку. Он знал, что
Корусан ненавидит прикосновения посторонних людей, но не видел иного способа
проверить свое подозрение.
Ты пылаешь, сказал он.
Это ничего, храбрился Корусан. Но дрожал мелкой дрожью.
Он был болен, сомневаться в этом мог только глупец. Эсториан едва сумел
уговорить упрямца прилечь на стоящий рядом диванчик. Потом он сидел над ним,
раздумывая, не кликнуть ли лекаря. Больной вел себя неспокойно. Он дергался и
уворачивался от дружеских рук. Эсториану пришлось применить силу.
Я велю заковать тебя в цепи! прикрикнул он.
Пальцы мальчишки вцепились в его запястья.
Я часто болею, отрывисто заговорил оленеец. Это совсем не должно
волновать вас, милорд. Это пройдет, как всегда, и не сделает меня ни хуже, ни
лучше.
А когда это должно пройти? спросил Эсториан. Сколько мне ждать? Как
ты будешь охранять меня, если не можешь даже подняться?
Я могу! Мальчишка встал, несмотря на протесты Эсториана. Он двинулся
вперед на дрожащих ногах и упал бы, если б господин не подхватил своенравного
