Хирел были теми, кем были: Солнцем и Львом, соединенными друге другом
перед всеми существовавшими богами. Третий, еще не родившийся, наделял
их силой, которой никто из них не обладал поодиночке.
Круг был в руках Севайин. Можно сказать, упал ей в руки. Ей даже не
нужно было притворяться, что ее сила еще не владеет мастерством. Это
мастерство помогло ей собрать воедино всю их магическую мощь. Когда
настало время передать ее в руки отца, она напряглась. Помедлила.
Он не участвовал в сплетении света и мрака, хотя и находился в круге,
принимая его как досадную необходимость. Севайин чувствовала в нем
слабость, с которой он не в силах был справиться. Он не мог возвести ворота.
Не мог побороть нежелание соединиться с мраком.
Ее любовь к отцу граничила с болью. И эта боль придала ей сил, чтобы
удержать круг. Чтобы сделать его своим орудием. Чтобы воззвать к тем, кто
составлял этот круг, и построить ворота в иные миры.
Севайин строила их камень за камнем, каждый из камней - душа мага,
скрепленная с другими при помощи силы. Плодом этой магии стали
немеркнущие ворота в Сердце Мира, высочайшее из магических творений,
венец черного колдовства, ибо ради того, чтобы ворота выдержали, магам
приходилось приносить в жертву свои души. Это испытание не требовало
много времени - ровно столько, чтобы разгромить заговор. Менее слабые
души, превратившиеся в эти камни, почувствовали бы в конце лишь
усталость или легкую боль, а возможно, и нечто большее. Старион очень
увлекся своей новой подругой по братству. Их охватил сильнейший порыв,
подобный любви, и они слились в радостном единении.
Севайин творила и улыбалась, несмотря на усталость. Оставалось положить
последний, центральный, камень в своде ворот. Она выбирала его с особым
тщанием, зная, что необходимый ей человек будет сопротивляться. Он был
частью Мирейна. Он не желал быть приговоренным к беспомощному
ожиданию, в то время как его названый брат станет играть в кости со
смертью.
<Халенан, - прозвенел ее голос внутри круга. - Халенан из Хан-Гилена,
ты должен подчиниться. Никто, кроме тебя, не обладает необходимой силой.
Никто другой не сможет удержать ворота под напором магов>.
Она увидела, как он поднял голову, как напряглось его тело, как в его
глазах загорелся огонь сопротивления. Но он покорился, склонил свою
гордую голову и вложил свою силу в ее руки.
Севайин приняла ее как величайший дар и возложила на вершину ворот.
Сила потекла свободным, полным потоком. Севайин сложила ладони,
концентрируя свою волю. То, что она сотворила с помощью чистой магии,
обрело форму в реальном мире: перед ней высились самые настоящие ворота,
потому что она видела их именно такими, сложенными из белых и черных
камней, с высокой аркой, увенчанной замковым камнем из сияющего золота.
Создавшие это чудо маги лежали на полу, образуя круг, держа друг друга за
руки, и, казалось, спали. На груди Стариона покоилась светловолосая
головка. Над ними мерцала магическая сила.
Двенадцать остальных стояли над ними: четыре королевские особы,
четверо магов, присягнувших на верность асанианскому императору, Вадин,
Зха'дан, Юлан и сам Зиад-Илариос. Он не обладал силой, но у него
оставалась его крепкая воля. Он мог идти с ними. Он должен был стать
свидетелем этого великого похода и увидеть его конец.
Хирел стал его опорой, несмотря на все протесты. У Севайин не было сил
заботиться о них. Разум Юлана прикасался к ее разуму: он не мог отдать ей
свою силу, но предлагал себя самого как могучего и преданного помощника.
Это придало ей бодрости. Она повернулась спиной к своей судьбе и
взглянула в лицо пустоте, увлекая всех за собой.
<Пустота стремится принять форму, так же как форма стремится снова
превратиться в пустоту>, - учил ее князь Орсан много лет назад. Его голос
звучал в голове Севайин как живой, словно он стоял рядом с ней, спокойный
и бесстрашный, но все-таки любящий ее. Она отбросила мысли о любви и
извлекла из его слов холодный смысл, знание, понимание. Находясь в пус-
тоте, превратившись в звено в цепи силы, она концентрировала свою волю.
Маги из ее круга были сильны и могущественны. Они не знали страха.
Севайин бегло прикоснулась к каждому из них, придавая им сил.
Дорога была простой и не требовала больших затрат силы, а уверенность
души подсказывала Севайин, что этот путь охраняется. Однако был и другой
путь, намного короче, но труднее. Воспользуйся она им, и к месту битвы они
прибудут без сил.
<Выбери его>, - велели ей Мирейн и Элиан, пламя и пророчество, а
вместе с ними и основа их единства - повелитель Северных княжеств,
спокойный и уверенный в своей силе.
Вслед за ними эхом отозвались семь голосов, среди которых Севайин
услышала отчаянную мольбу Хирела: <Отец не вынесет долгого пути. Иди
быстрее, Вайин. Иди и не заботься о цене>.
Она подчинилась, создавая форму и очертания, управляя. Пустота,
превращаемая в вещество, сопротивлялась, желая обрести форму в
соответствии со своей волей. Севайин призвала на помощь всю мощь своей
силы. Хаос не покорялся. И тогда она сокрушила его.
Холодные камни. Холодный до горечи воздух. Тепло огня. Севайин не
могла ни видеть, ни слышать. Из нее вытекала сила. В отчаянии она
уцепилась за нее. Только не это. Ради всех богов, пусть это не повторится
снова.
- Вайин.
Это был Хирел, напряженный и все же пытающийся успокоить ее. Он был
в ее разуме; она не потеряла его. Вспыхнул свет, освещая его лицо. Севайин
будто в первый раз поразилась его красоте. Она улыбнулась. Он нахмурился,
чтобы не расслабиться и не улыбнуться в ответ.
- Вайин, нам удалось. Мы находимся в Сердце Мира. Но...
- Что но?
- Здесь никого нет, - сказала ей незнакомка из Асаниана, жрица в алом
одеянии с черным окаймлением.
<Интересно, какому божеству она служит?> - мимоходом подумала
Севайин. Впрочем, здесь это не имело значения.
Севайин с трудом поднялась на ноги. Она находилась возле огня, который
по-прежнему без устали пылал в центре зала. Между очагом и кругом
мерцали их ворота, возле которых плотной группой, суровые и усталые,
стояла большая часть прибывших. Мирейн бродил по залу, будто кот,
оказавшийся в чужом логове. За ним тенью следовал Юлан, тихо рыча на
формирующиеся стены миров.
- Это засада, - сказал Зиад-Илариос. Он сидел там, где обычно любил
располагаться князь Орсан. Его голос и лицо изумили Севайин, потому что
теперь они были полны энергии, словно магия укрепила его. Его глаза
прояснились, они сияли и завораживали. Его взгляд охватывал все
помещение. - Покажитесь нам, - потребовал он и объяснил: - Они
искушают нас пустотой. Они ждут, что мы сами предадим себя, что нас
погубит самодовольство, что мы ослабим защиту.
Мирейн замер, резко повернулся на каблуках.
- Да. Да, я их чувствую. - Он вернулся к огню. Склонился над ним.
Рассмеялся и простер руки. - Враги мои, выйдите ко мне, покажитесь.
- Мы стали твоими врагами не по собственной воле.
Магистр гильдии появился в зале, опираясь на посохи. За его спиной
мерцали ворота мира, изменяя форму. И так было с каждым, трижды по
девять ворот, трижды по девять магов, светлый в паре с темным. Они
замкнули круг. Севайин узнала Байрана из Эндроса, ведьму зхил'ари и
Орозию, которая не смела взглянуть ей в глаза. Остальные казались ей
знакомыми незнакомцами, похожими на ее тюремщиков, безмолвных и без-
ликих. Некоторые улыбались. Кто-то из них был неумолим.
Последним появился Аранос в полном убранстве принца. Он не улыбался,
но и не был неумолим. Его лицо вообще ничего не выражало.
Мирейн упер кулаки в бедра и наклонил голову. Он был похож на
мальчишку: молодой петушок, которому неведом страх.
- Ну и ну, магистр! Неужели тебя заставили подготовить мое убийство?
- Это ты заставил меня, - сказал магистр.
- Потому что я никогда не отрекусь от моей правды ради вашей груды
обманов?
- Потому что ты хочешь разрушить все, что не кажется тебе правдой.
Мирейн весело рассмеялся.
- Вот так разрушение! Всего-навсего издержки войны: пали несколько
городов. Но я сохранил жизнь там, где считал нужным ее сохранить, и после
того как мои маги покончили с разрушением, они по моему приказу
приступили к восстановлению. Если я и был жесток, то только там, где
милосердием ничего нельзя было добиться. Такова судьба короля, магистр, и
его суровый долг.
- Допустим, - охотно согласился магистр. - Ты был хорошим
правителем, тебя почти не испортила безмерность твоей силы, которая одна
только и смогла убедить меня, что ты действительно сын бога. Но все же ты
наш враг. Ты уничтожил все религии, кроме той, что признавала Аварьяна,
ты убил или выслал всех магов, оставив лишь светлых. Причем не просто
светлых, а именно тех, кто признавал лишь твой совет, кто поклонялся только
твоему богу и признавал тебя единственным и высочайшим властелином.
Твой Аварьян не признает над собой верховных божеств; твоя магия не
терпит более высоких сил.
- Все остальные силы - это искажение правды.
- Искажение? А может быть, ее истинное лицо? Ты громогласно
проклинаешь жертвоприношения Уварре. Ты найдешь и разрушишь ее
храмы, убьешь всех жрецов до последнего послушника, отменишь все
ритуалы и превратишь в пепел все культовые принадлежности; и что же
дальше? В каждом храме происходит одно жертвоприношение в год, или,
если уж быть до конца точным, во время каждого новолуния Великой Луны.
Ты говоришь: <Отвратительно! Ужасно!> И не важно, что почти все эти люди
умирают по доброй воле. А сколько людей гибнет во время твоих очищений?
Сотни? Тысячи? Сколько отправляется в огонь, сколько принимает смертную
муку в наказание за то, что они воззвали к богине? И все это ради спасения
единственной жизни в каждый цикл Великой Луны?
Веселость Мирейна улетучилась. Он выпрямился; его лицо стало суровым.
Озорной мальчишка исчез. Величественный король сбросил все свои маски.
- Когда тьма восстает против меня, я сокрушаю ее.
- А что такое тьма? - спросил маг. - Возможно, это всего лишь то, что
осмеливается противостоять тебе? Ты истинный король; обуздывая гнев, ты
проявляешь милосердие. Ты даже смиряешься с тем, что твои подданные
оспаривают твои суждения. Кроме единственного. Поклоняться Аварьяну
следует только так, как это делаешь ты. Силой следует распоряжаться только
так, как укажешь ты.
Голос Мирейна зазвучал еще мягче, чуть громче шепота:
- И за это я должен умереть? Моя вина в том, что я пользуюсь своей силой
не так, как вы?
Маг печально улыбнулся.
- Без сомнения, в твоих глазах это так и выглядит. Ты уже проявил себя не
способным воспринять правду, которая выше магии. Свет могуществен и
прекрасен, он наиболее благоприятен для человеческого духа. Но ни один
человек не сможет вечно жить при свете солнца. Оно обжигает, оно сушит и в
конце концов пожирает. Вспомни о Солнечной смерти твоего ордена.
- Она была намного быстрее, чем холодная смерть богини.
- И то и другое - крайности. И необходимость. День всегда должен
заканчиваться ночью. У света должна быть темная сторона. Миры находятся
в равновесии. Оно хрупко, но законы его непреложны. Видишь огонь? Для
каждого его язычка есть копье ночи. Добро невозможно без зла; на каждый
радостный день приходится день печали. И одно не может существовать без
другого.
- Софистика, - с холодным презрением сказал Мирейн. - Богиня
сбрасывает свои оковы. Я должен обуздать ее как можно скорее.
- Сделай это, и ты уничтожишь нас всех. Таков закон. Если сейчас правит
свет, значит, потом наступит очередь мрака. Если твой бог будет царствовать
над нами тысячу лет, через тысячу лет будет править наша богиня. Мы
можем жить в свете, хотя в конце концов он превратит нас в пепел. Во мраке
же мы вымрем.
Мирейн отвернул лицо и разум от этого видения.
- Я заключу ее в оковы. С мирового трона я сделаю это, и никто не
сможет мне помешать.
- Сначала, - сказал магистр, - ты должен получить этот трон.
Он медленно приблизился, а вместе с ним приблизился и весь его круг,
