истрепалась. Ноги Хирела покрылись синяками, а на руках появились
волдыри и ссадины. К этим мучениям прибавилась жажда. Но он угрюмо
продолжал двигаться дальше.
Вокруг него простирался суровый скалистый край. Из его груди вырвалось
рыдание. Он слишком мал и слаб. Он не в состоянии исполнить долг,
возложенный на него Сареваном.
Но он не может и бросить этого безумца, не может позволить ему умереть.
Он не сделает этого теперь, после стольких страданий. Юноша снова
вцепился дрожащими руками в перекладины носилок. Сареван что-то
бормотал в бреду; изредка Хирел различал знакомые слова, но в основном до
него доносились обрывки речи, которой он никогда прежде не слышал.
Склон стал круче. Хирелу пришлось преодолеть небольшой подъем, затем
спуститься и снова начать подъем. Ему казалось, еще немного - и сердце
лопнет у него в груди. Границы его зрения сузились до пределов
ограниченного яркого круга, стоявшего прямо перед ним и тускневшего по
мере того как садилось солнце.
Носилки застряли. Хирел потянул их. Они не двинулись с места. Слишком
изнуренный даже для того, чтобы выругаться, он обернулся. На него
уставились дикие зеленые глаза, вес мощного серого тела придавил носилки к
земле.
- Юлан, - прошептал Хирел с таким облегчением, что не стал даже
удивляться. - Юлан!
Кот тихонько ворчал, обнюхивая Саревана и касаясь его лба кончиком
шершавого розового языка. Его ворчание становилось громче. Челюсти
Юлана почти нежно сомкнулись вокруг запястья Саревана, и кот с крайней
осторожностью потащил его с носилок. Хирел закричал:
- Нет!
Юлан замер, словно не понимая.
- Нет, Юлан. Он болен. Не трогай его.
Юлан изогнулся подобно щенку, вцепившемуся в свой поводок, и медленно
попятился. Тело Саревана соскользнуло с носилок на опавшие листья. Хирел
рванулся было к нему, но когти Юлана заставили его отползти назад. Кот
изогнулся, перевернулся - и вот уже Сареван оказался лежащим лицом вниз
на широкой серой спине, а в глазах зверя появилось повелительное
выражение. Хирел с опаской подошел к нему, затем более уверенно положил
руку на его ношу. И они продолжали путь.
Это, наверное, боги. Хирел готов был поверить в то, что боги
действительно существуют.
Или демоны. Юлан и Хирел обошли глубокую трещину, прорезавшую
землю и ставшую совсем незаметной в ночной темноте, и спустились по
пологому склону. Когда земля под их ногами стала совсем ровной, в опасной
близости раздался собачий лай. Хирел похолодел от ужаса. Кровь
пульсировала в его шрамах. В глубине груди родился пронзительный вопль.
Из буйных зарослей вынырнул адский зверь: черная шкура, белые клыки,
широко разинутая красная пасть. Вопль замер на губах у Хирела.
Юлан поднял голову и зарычал. Пес остановился, словно его ударили.
Остальная свора, выскочившая из чащи, в замешательстве завертелась на
месте. Появившиеся следом охотники разогнали собак. Это были
живописные дикари, увешанные медными побрякушками, разукрашенные
разноцветными узорами и перьями, наряженные в расшитые кожаные
одеяния. Кожа их была такой же темной, как у Саревана, с коричневым или
бронзовым оттенком; их волосы и бороды были заплетены. Бронза сверкала
на седлах, уздечках и рогах их жеребцов, а черного гиганта на черном боевом
сенеле украшали золотые пластины, цепи и обручи.
Образовав тесный круг, всадники остановились и уставились на кота и
принцев. Хирел выпятил подбородок и хрипло выкрикнул, стараясь
перекрыть топот и ржание тяжеловесных сенелей:
- Назад, я сказал. Назад! Или вы хотите убить своего принца?
Ропот пробежал по группе всадников. Украшенный золотом вождь долго
всматривался в лицо человека, лежащего на спине кота. Внезапно он
спрыгнул с седла, схватил безвольно свисавшую руку Саревана и повернул
ее, обнажив Касар. У дикарей захватило дух. Великан произнес длинную
страстную речь. Все слушали, переводя глаза с него на Саревана. Вождь
взглянул на Хирела.
- Мы друзья, - сказал он на языке торговцев с гортанным варварским
акцентом. - Мы поклоняемся Аварьяну. Он повелел нам найти вас.
Хирел колебался, с напряжением ожидая подвоха или предательства.
Великан смотрел на него, не отводя глаз. Хирел едва заметно пожал плечами.
А почему бы и нет, учитывая все остальное? Почему бы и не существовать
дикому племени, которое подчиняется повелениям бога? Вождь с легкостью
поднял Саревана, словно тот был ребенком, и с таким изяществом прыгнул в
седло, что у Хирела отвисла челюсть. Однако, когда широко улыбающийся
дикарь направил своего жеребца к самому Хирелу, протягивая ему руку,
юноша вскочил на спину Юлана. Варвар расхохотался и умчался прочь.
Эти люди, называвшие себя зхил'ари, что означало <народ белого
жеребца>, безусловно, были дикарями. Их палатки образовывали неровный
круг рядом с жемчужиной озера. Дерзкие полуобнаженные женщины
встретили вернувшихся охотников яростным и громким пением, похожим на
завывание волков. К ним присоединились собаки и дети, а оставшиеся в
лагере мужчины поддержали песню своими низкими голосами. К этому
адскому шуму примешивалось ржание жеребцов.
Саревана куда-то унесли. Хирел последовал было за ним, но дорогу ему
преградила группа дикарей, лица которых казались зловещими в отсветах
пламени костра. Эти люди были так высоки, что даже некоторые дети
превосходили Хирела в росте. Сареван, коего он считал великаном, здесь мог
бы сойти за подростка. Но Хирел снова выпятил подбородок и возвысил
голос:
- Дайте мне пройти!
Они могли не понять его слов, но его тон был очевиден. Сверкнули белые
зубы. Кто-то рассмеялся, снисходительно и добродушно, словно при виде
смышленого ребенка или животного. Хирел двинулся вперед.
Они охотно отступили, хотя кое-кто и сделал попытку прикоснуться
пальцами к волосам Хирела или дотронуться до его спины. По его телу
пробежали мурашки, но юноша не дрогнул. Он вспомнил о Сареване в
Шон'ае, и это придало ему сил. Он направился туда, куда унесли жреца.
Жеребец вождя щипал траву возле сооруженной из крашеных шкур палатки,
ничем не отличавшейся от остальных. Хирел приподнял полог и шагнул
внутрь, как будто в иной мир.
После яркого пламени костра мрак ослепил его. Воздух был насыщен
песнопениями и казался густым и плотным из-за какого-то сладкого и сильно
пахнущего дыма. Голова у Хирела закружилась, но, как ни странно, в мозгу
все прояснилось.
Мало-помалу его глаза привыкли к темноте. Он увидел волосы Саревана,
похожие на поток жидкого огня, увидел вождя, разукрашенного бронзой и
золотом, тень Юлана возле дальней стены. И самой последней он увидел
женщину. Она была старая: ее грудь иссохла и обвисла, живот раздулся, а
ноги стали тонкими как палки. Пела именно она, и ее голос оказался на
удивление нежным. Женщина подкидывала дрова в крошечный очаг,
наполнявший палатку сладким дымом и освещавший ее слабым мерцанием
пламени. При появлении Хирела она не прервала своего занятия, хотя вождь
бросил на него взгляд.
Хирел медленно подошел к лежанке. Прошло совсем мало времени, но кто-
то уже успел причесать эту буйную гриву и пригладил спутанную бороду.
Сделанная Хирелом повязка исчезла. Неужели и при свете солнца Сареван
так похож на скелет?
Хирел подошел ближе и склонился над жрецом. Рана, нанесенная стрелой,
начала затягиваться, оставляя грубый красный шрам на темном плече. Жар...
- Жар спадает, - сказал вождь. - Бог говорил с нами. Наш господин не
умрет.
- Я ничего не понимаю в вашем колдовстве. Как он мог погибнуть от
этого?
- Колдовство есть колдовство. И понимают его лишь колдуны.
Хирел открыл было рот, чтобы поставить на место этого наглеца, но
передумал. Дым и пронзительное пение действовали ему на нервы. И он
сбежал от них в ясную спокойную ночь.
Хирел приземлился у воды и старался побороть дурноту. Ясная Луна
катилась на запад, а следом за ней двигался огромный бледный шар Великой
Луны; оба ночных светила излучали холодное искрящееся сияние. При таком
свете можно читать, сказал бы наставник Хирела. Юные девушки, такие же
высокие, как мужчины, стараясь сохранять торжественный вид, принесли
Хирелу еду, питье, целебную мазь для исцарапанных рук, а также одежду и
при этом едва сдерживали смех. От вида и запаха мяса, фруктов и острого
соленого сыра ком встал у него в горле, однако желудок взмолился о
милосердии. Сначала медленно, а затем с нарастающей прожорливостью
юноша опустошил тарелки и чашки. Кубок был наполнен какой-то бледной
жидкостью, попробовав которую Хирел чуть не подавился: напиток оказался
так крепок, что пришлось запить его водой из озера. Когда целебная мазь
успокоила жжение в руках, он взял длинную полосу кожи, выдубленной до
мягкости ткани, и обернул ее вокруг бедер. Он даже не вспоминал о своей
наготе до тех пор, пока не оделся, и теперь, когда его никто не мог видеть, его
щеки залил яркий румянец.
Какой-то звук заставил Хирела обернуться. К нему подошла еще одна
стройная высокая девушка, но ее глаза были опущены, а в протянутых руках
сиял некий предмет.
- Возьми, - сказала она на корявом языке торговцев. - Возьми же.
Это был выкованный из золота полумесяц, из центра которого спускалась
золотая проволочная петля с огромной янтарной каплей, тускло светившейся
при свете лун. Хирел взял ожерелье и поднял его повыше. Девушка
улыбнулась. Ее палец коснулся подвески, качнул ее и скользнул по оправе,
обрамлявшей янтарный глаз.
- Надень это, - сказала она и принялась что-то лепетать на родном языке,
похожем на журчание быстрого чистого ручейка.
Хирел медлил в нерешительности, и тогда она проворно выхватила
ожерелье из его рук и подалась вперед. Ее груди качнулись. Золото обхватило
шею Хирела, приятно холодя кожу. Девушка была очень красива, -несмотря
на разрисованную узорами смуглую кожу и косички, несмотря на высокий
рост и худобу. Орнаменты на ее теле были янтарными и золотыми. Быть
может, она была принцессой.
Хирел подумал, что ему остается только сидеть, смотреть и все глубже
увязать в этом сне. Однако она улыбалась. Он робко улыбнулся в ответ.
Девушка дотронулась до его волос, а он прикоснулся к одной из кос с
золотистой лентой, потом его палец скользнул по ее бархатистой щеке и по
нежной молодой груди. Она что-то пробормотала, и он увлек ее на траву.
- Я должен идти, - сказал Сареван. Глубокий сон владел им целых два
дня, в течение которых колдунья пела и окуривала его своими снадобьями.
Но стоило ему проснуться, как он попытался подняться. - Я должен идти.
Мне надо поговорить с отцом.
Он так ослабел, что даже Хирел мог бы повалить его одной рукой. Однако
он не сдавался.
- Нам надо ехать в Эндрос. Приближается буря. Я должен быть с отцом
прежде, чем все взорвется.
- Если ты поедешь сейчас, то взорвешься сам. - Колдунья приподняла
его голову и поднесла к губам чашку. - Пей.
Сареван с поразительной покорностью выпил отвратительное варево,
состряпанное из трав, меда и кобыльего молока. Он чуть не подавился, глотая
его. Но как только последние капли отвара были выпиты, он снова принялся
за свое.
- В день, когда я буду слишком слаб, чтобы сесть в седло, можете
положить меня на погребальный костер. А сейчас дайте встать. Мне
необходимо уладить кое-какие дела с тем, кто правит здесь.
- Вставай, и тогда тебе придется улаживать свои дела со смертью.
- Неужели ты откажешь мечтателю в грезах?
Губы колдуньи сжались. Хирелу было знакомо это выражение: точно такое
же он видел на лицах своих врачей, когда, маленький и больной, он не желал
лежать в кровати и принимать их дурацкие лекарства. Он незаметно
выскользнул из палатки, оставаясь во власти воспоминаний. Но, даже отойдя
на несколько шагов, он продолжал слышать увещевания знахарки.
Вождь Азхуран сидел в своей открытой палатке и слушал спор, пока жены
покрывали его тело устрашающими алыми узорами. Завидев Хирела, он
поднялся и разогнал жен и воинов. Его огромные ручищи оторвали юношу от
земли.
- Ах ты, маленький жеребец! - проревел он. - Что, понравилась моя
дочка, а, золотая головушка? Эй, женщина, будь любезна, наполни кубок для
