вскочил на своего высокого жеребца. Сареван уже ждал в седле. Они
продолжали свой путь на восток.
ГЛАВА 6
Собственно говоря, Хирел не слишком страдал. Он застыл в седле, чтобы
лучше приспособиться к своим оковам. Он их заслужил и гордился ими, как
боевой наградой, потому что он не трус и не предатель, чтобы покорно
следовать в стан врага. Спустя несколько первых изнурительных часов его
мучители смягчились, оставив связанными только руки, но уже не за спиной,
а впереди.
Хирел смирился с тем, что за ним постоянно наблюдают - днем и ночью.
Он смотрел на своих стражей без злости и обиды, тем более что и они
никогда не выказывали ему подобных чувств. В самом деле, они относились
к нему даже с некоторым уважением. Они следили за тем, чтобы он был на-
кормлен, вымыт и чтобы у него было все необходимое.
- Ты сделал попытку, - сказал однажды 3ха'дан, - а это поступок
мужчины.
Нет, он мучился совсем не из-за того, что лишился свободы. Причиной его
страданий стал главарь его тюремщиков. Сареван единственный из всех не
сказал ему ни единого слова, он даже не подошел к нему и не обращал на
него никакого внимания. Остальных можно было бы считать врагами, раз уж
это было обусловлено законом войны, но лично Хирелу они не желали зла.
Сареван же не просто ненавидел Хирела - он его презирал.
Но что Хирел сделал такого, что сравнялось бы с поступками самого
Саревана или превзошло их? Да он просто дурак и глупый ребенок, если так
оскорбляется, а Хирел несомненно сошел с ума, если это его беспокоит. Это
вообще не должно иметь значения. Они рождены, чтобы быть врагами, ведь
они сыновья двух императоров, правящих в мире, где места достаточно
только для одной империи. Их взаимоотношения с самого начала были
отмечены духом соперничества. Им неизбежно предстоит война и последняя
схватка, в результате которой один из них станет единственным правителем
мира, а сейчас в нем существуют два трона.
И все же это имело значение. Хирелу не нравился Сареван, никогда не
нравился. Но все не так просто и не так безобидно. Вот он скачет впереди
отряда, отчужденный и высокомерный, и с каждым часом становится все
слабее. Ему уже с большим трудом удается держаться прямо; еще немного, и
он не сможет сидеть в седле. Хирелу хотелось разорвать свои проклятые око-
вы, ударить пятками в бока кобылы, направив ее к рыжему жеребцу, и ругать
этого дурака до тех пор, пока тот не улыбнется своей ослепительной улыбкой,
не склонит свою надменную голову и не позволит позаботиться о себе. Или
по крайней мере не признает существования Хирела. И не позволит кому бы
то ни было поддержать его угасающие силы.
Сареван вступил в Сто Царств, похожий на тень смерти, однако он был
жив, он дышал и сам управлял своим сенелем. Лишь в одном он смирился с
необходимостью, приказав воинам зхил'ари привязать себя к седлу. Это им не
понравилось, но они послушались. Гордость такого рода они понимали.
Хирел тоже обладал этой гордостью. Она заставляла его держаться поодаль
и молчать: король даже в плену остается королем. И она же в конце концов
поставила перед ним новую проблему. Пусть он войдет в Эндрос Аварьян
связанным, но он не может смириться с тем, что Сареван презирает его.
Дурак он или безумец, но он принц. Этого Хирел отрицать не мог. Им
полагается непримиримо и яростно ненавидеть друг друга, а презрение
унижает их обоих.
Убывающая Великая Луна все еще заполняла собой небо. Несмотря на то
что этот край был густо населен, отряд разбил лагерь вдали от последнего
города, встретившегося на пути.
Сареван не желал замедлять движение из-за необходимости выполнять
обязанности принца. Его тело снова было покрыто узорами, он снова надел
украшения, а на его голове и в бороде звякало такое количество побрякушек,
что цвет волос почти невозможно было различить. Он скакал в центре своего
отряда, Юлан носился где ему вздумается, и даже на оживленной дороге
принца можно было узнать с большим трудом. Хирелу досталось намного
больше пристальных взглядов, устремленных на его гордое лицо асанианца,
на украшения, полученные им от зхил'ари, и на его связанные руки. Люди
приветливо смотрели на диких варваров и плевали в желтого шпиона. А
Саревана так никто и не узнал.
Несмотря на это, он не желал проверять надежность своего маскарада в
харчевнях или на постоялых дворах. Этой ночью они наловили рыбы в
быстром холодном ручье и раздобыли хлеба у крестьянки, направлявшейся
на базар, 3ха'дан сварил похлебку из трав, зерна и мяса длинноухого кимури,
пойманного Юланом, и уговорил Саревана поесть. Сидя по другую сторону
костра, Хирел наблюдал за ними. Сареван был не в состоянии есть
самостоятельно, он едва мог глотать. Теперь он напоминал скелет, обтянутый
кожей. Когда он лежал, привалившись к седлу, лишь в его потускневших
глазах еще мерцала искорка жизни. Сареван не сопротивлялся заботам своей
<сиделки>, потому что у него не было сил для этого.
Хирел поднялся. Сегодня его сторожевым псом был Рокан, один из
близнецов с пурпурной раскраской. Зхил'ари наблюдал за ним, но не стал
возражать, чтобы пленник обошел кострище.
Сареван его не видел. И не пожелал бы видеть. Хирел уселся рядом с
принцем, положив на колено связанные руки. 3ха'дан взглядом разрешил ему
остаться. Сареван по-прежнему лежал без движения, но даже воздух вокруг
него стал ледяным.
3ха'дан опустил миску, содержимое которой почти не убавилось. Его палец
коснулся повязки на плече Саревана. Она была новая, чистая и поразительно
белая.
- Рана гноится, - сказал он, не понижая голоса. - Сареван скрывал это.
Никому не позволял посмотреть, пока я в конце концов не заметил, что уже
несколько дней он не менял повязки. Необходимо сделать прижигание, но он
мне не позволит. Он скорее потеряет руку, чем согласится вытерпеть малей-
шую боль. Может быть, он предпочел бы даже умереть.
- Всего лишь прижигание? - спросил Хирел.
Он припомнил, что ему уже приходилось иметь дело с подобными ранами,
когда однажды раб проколол себя шилом в конюшне. Его рука распухла,
покраснела, а потом почернела, от нее шел отвратительный запах. В конце
концов руку отрезали, но раб все равно умер. Хирург слишком долго медлил
с операцией.
Никто не мог бы разглядеть, как разливается яд по коже, цвет которой был
темнее крыльев ночи. Но кто угодно мог бы почувствовать жар этого яда. Со
связанными руками Хирелу трудно было действовать ловко. Он и не пытался
снять повязку. Его пальцы коснулись лишь ее краев. Кожа оказалась сухой,
туго натянутой, пылающей. Все тело Саревана горело. Лихорадка не
отступала.
- Если воспаление и началось, - сказал Хирел 3ха'дану, - далеко оно не
распространилось.
- Может, не стоит говорить обо мне так, словно я уже умер?
Хирел постарался не вздрогнуть от неожиданности и не сказать какую-
нибудь глупость. Он бросил на Саревана равнодушный взгляд и усмирил
ликование в своем сердце.
- Неужели было бы лучше, если бы мы перешептывались за твоей спиной?
Темные глаза были ясны и, возможно, не столь непреклонны, как прежде.
- Мне не нравится, когда в мое плечо тычут раскаленным железом. От
лечения моего отца будет намного больше пользы и намного меньше боли.
- Кажется, твой отец способен вылечить все что угодно. Если, конечно, ты
до него доедешь.
- Я надеюсь на это, - сказал Сареван.
- Он оправдает твои ожидания, или ему придется отвечать передо мной.
Глаза Саревана широко открылись.
- Да по какому праву...
Хирел выдержал этот пылающий взгляд.
- По праву долга, - уверенно сказал он, - или двойного долга. А также
по законам... товарищества.
- Высоко же ты ценишь товарищество, - услыхал он полный холодной
иронии голос.
- А что бы ты сделал на моем месте?
Сареван задумался, что само по себе уже было победой. Наконец он
вздохнул.
- Я нашел бы способ не давать слова.
- Ты хотел получить мое слово. Но ты не уточнил, что в этом слове
должна воплощаться моя честь.
Сареван опешил. Внезапно он рассмеялся и закашлялся от смеха.
- Клятва асанианца! Ну, львенок, когда я говорил барону Эбразу, что ты
неисправим, я даже не подозревал, до какой степени это правда.
Поклянешься ли ты снова теперь, когда мы уже почти подошли к Эндросу?
На этот раз, - добавил он, - с честью.
Хирел молчал так долго, что благодушия у Саревана поубавилось. Но он
уже достаточно натешил свою гордость и не мог больше сдерживать
громадного и радостного облегчения при виде этого раскрашенного варвара,
который смотрел на него и усмехался. Протянув руки, он сказал:
- Я даю тебе слово чести, как Высокий принц Высокому принцу, что не
буду пытаться бежать до тех пор, пока не предстану перед твоим отцом в
Эндросе Аварьяне.
- А я даю тебе слово, - ответил Сареван, - что мы окажем тебе
подобающие почести и отправим в Кундри'дж-Асан, как только это будет
возможно. - Он поднял руку, тонкую, как лапка паука. - Перережь веревки,
3ха'дан.
Тот проворно сделал это с легкой улыбкой на губах. Хирел вскочил на ноги
и с наслаждением расправил плечи. Сареван усмехнулся, сверкнув белыми
зубами. Хирел тоже невольно улыбнулся.
- А теперь, - сказал он, снова усаживаясь на землю, - что это за
сказочки я слышу о твоем изнеженном желудке? Ну-ка ешь. Я приказываю
тебе.
К его великому удивлению и к еще большему удивлению всех остальных,
Сареван послушался. Ну конечно же, только принц может убедить принца.
Когда эхил'ари на совете выяснили, что до Эндроса осталось два дня пути.
Хирел пустил свою кобылу скакать с остальными, а сам прыгнул на круп
лошади Саревана. Тот прошипел какое-то ругательство, но Хирел не обратил
на это внимания. Тело Саревана, которое совсем недавно казалось таким
мощным, стало не тяжелее связки сухого хвороста. Оказавшись в седле
позади него, Хирел, прежде чем кто-нибудь успел двинуться с места, развязал
ремни, удерживавшие Саревана. Он подозвал 3ха'дана, и тот осторожно
принял принца Аварьяна в свои руки. Остальные варвары тем временем
кружились рядом с ними.
- Можешь считать это моей местью, - сказал Хирел, взглянув в
недовольные глаза Саревана, и вернулся на спину своей кобылы, которая не
слишком одобрительно восприняла его измену.
Вечером у них вышел спор. 3хил'ари решили разместиться на ночлег в
городе под названием Элей. Они были любопытны и к тому же обнаружили
нешуточное пристрастие к южному вину. Однако Сареван был против.
- В храме узнают и придут за мной, - сказал он шепотом, в который
превратился его голос. - Они напичкают меня снадобьями, чтобы я не
сопротивлялся. Они попытаются вылечить меня собственными силами,
прежде чем отправить к отцу. - Он сделал слабую попытку вырваться из рук
Газхина. - Пусти меня, черт возьми. Дай мне сесть в седло. Я один быстрее
доберусь до Эндроса.
- Но... - начал было Газхин.
- Нет. - Все уставились на Хирела, кроме Саревана, у которого
сопротивление отняло остатки сил. - Будет лучше, если сегодня он отдохнет,
а завтрашний день проведет в пути и получит необходимый уход.
Это оказалось не так-то просто, иногда это раздражало, однако они
проехали Элей без остановки. За городом поднимался высокий горный
хребет, похожий на вздымающуюся волну. Деревья покрывали его склоны и
теснились в ложбинах, но все же наверху, почти на самой вершине, им
удалось найти место для привала - зеленый луг, весь усыпанный цветами,
кажущийся золотым в последних лучах Аварьяна. Возле скалы неподалеку от
восточного края поляны журчал ручеек.
Было еще рано. Как всегда появился Юлан с очередным подношением к
ужину. Он бросил добычу возле вырытого в земле очага и посмотрел на
своего хозяина. Сареван, провалившийся в глубокий сон, никого и ничего не
узнавал. Кот обнюхал его с головы до ног, еле слышно ворча. Сареван
шевельнулся, но так и не пришел в сознание.
- Завтра, Юлан, - с трудом проговорил Хирел. Он не был уверен, но ему
казалось, что он нашел участок на руке Саревана, где жар был наиболее
сильным. Кожа туго натянулась, рука распухла и выглядела пугающе. -
