намного покладистее меня.
- Как невыносимо скучно, - сказал он.
- Я волную тебя? - спросила она, в изумлении широко раскрыв глаза.
Он погрузился в нее. Ее смех захлебнулся, как от неожиданности, так и от
острого наслаждения.
Когда все кончилось, Мирейн стал очень спокоен. Он не печалился, но его
восторг померк, а разум спрятался обратно в свое собственное царство.
Элиан попыталась проникнуть туда, но натолкнулась на стену. Не такую уж
высокую и крепкую, но Элиан уважала его и заставила себя подавить
внезапную и крайне удивительную для нее самой ревность.
Ее голова покоилась на груди Мирейна. Сильные руки обнимали ее,
пальцы одной руки запутались в ее волосах. Их огненный цвет заворожил его.
- Они огненные даже... здесь, - изумился он прошлой ночью, смеясь над
ее яростным румянцем и бурно овладевая ею.
Память ее метнулась в прошлое. Зиад-Илариос в храме, такой золотой и
такой потерянный. С внезапным неистовством она прильнула к Мирейну,
заставив его очнуться от мечтательности.
- Я не позволю им убить тебя! - закричала она. - Не позволю!
- Они не посмеют, - сказал Мирейн с уверенностью, достойной короля.
Он сел, увлекая ее за собой, и улыбнулся, нежно отбрасывая волосы с ее лица.
- Ну, моя возлюбленная, как мы будем встречать наших недремлющих
гостей?
Общество нашло их благопристойно одетыми - он в белом килте, она в
зеленом платье - и играющими в <королей и города> возле пылающей
жаровни. Даже самые буйные молодые лорды угомонились при виде их
спокойствия. Но женщины улыбались: девушки - в восхищении, смешанном
с завистью, замужние дамы - с одобрением. А самые пожилые - отвернув
покрывало на королевской кровати. Там были девичья цепь и пятна первой
брачной ночи.
С криками восхищения юноши обрушились на молодых. Двое самых юных
несли венки из зимней зелени; они короновали ими влюбленных, пока
остальные закутывали их в меховые плащи, поднимая их и распевая
утреннюю песню.
Ибо это была свадьба высокородной леди из южных краев: три вечера и
три ночи она должна провести наедине со своим мужем, но три утра
посвящались празднеству. В первый день они должны были участвовать в
торжественной процессии через главную башню и позавтракать в компании
ближайших родственников. На второй день дворец встречал их пиром. А на
третий они должны были проехать по городу в носилках и появиться в храме,
чтобы там подарить свое благословение и свое могущество преданному им
народу.
Элиан отчаянно цеплялась за каждую секунду. Даже глубины разума
Мирейна не выдавали ни малейшего нетерпения, но она знала: четвертое утро
станет началом похода на Ашан. Сказав всего лишь пару слов Аджану,
который выполнял обязанности командующего армиями в отсутствие
Вадиня, и Халенану - начальнику южных легионов, он дал распоряжение
все подготовить. И, решив таким образом проблему своей судьбы, полностью
превратился в юного любовника.
Элиан старалась. Но она была женщиной и пророком. Она не могла
заставить себя забыть.
Третий день пролетел словно голубь, за которым гонится ястреб. Элиан
боялась тяжелого испытания в храме, длинного ритуала в такой близости от
Алтаря Видения. Но алтарь молчал, вода не была затуманена видениями; и
вскоре она отошла от него. Прозвучало благословение, едва слышимое ею,
как и собственные слова. Пир, на котором она почти не притронулась к еде,
из-за чего старые дамы и молодые самцы обменялись шаловливыми
многозначительными взглядами. И наконец она снова осталась за запертыми
дверями наедине с Мирейном, который со вздохом опустился на кровать.
Она ссутулилась рядом с ним, затянутая в свои драгоценные юбки, и долго
смотрела на него, не говоря ни слова. Его быстрая рука нашла шнуровку се
лифа, которая тотчас же распустилась, к некоторому его удивлению. Рука
Мирейна сжала ее обнаженную грудь.
Элиан судорожно вздрогнула. Он нащупал застежки ее юбок и одну за
другой снял их, бросая куда попало, а затем обернул ее в подбитый мехом
халат.
Даже это не смогло согреть ее. Мирейн привлек ее к себе и обнял.
- Я знаю, - сказала она, стуча зубами. - Я знаю, что это такое. Это
предвидение. Я знаю и пытаюсь не знать. Мирейн, я надеялась, что это будет
твоим спасением. Я молилась об этом. Но... я... я не знаю. Так холодно. - И
темно. Она прильнула к нему. - Ты знаешь. Ты тоже знаешь!
- Да.- Он коснулся губами ее волос, пробежал пальцами по
напряженным мускулам ее спины. - У нас есть враги, которые хотят отнять
у нас всякую надежду. И теперь мишенью для них стали мы оба.
- Нас уже трое, - прошептала Элиан.
Его руки так крепко сжали ее, что она задохнулась.
- Трое, - медленно повторил он. - Мы можем быть смертельно
слабыми. Или стать сильнее, чем были по отдельности, ибо отец мой - бог.
Мрак никогда не позволит нам этого. Но мы можем верить. Мы должны.
- Я хотела бы... - Голос ее окреп, она немного согрелась. Совсем
немного. - Я буду верить. Если только... - Она чуть отстранилась, чтобы
видеть его лицо. - Если только ты позволишь мне не оставаться в стороне.
Брови Мирейна сдвинулись.
- Расстояние - ничто для силы. Ты отлично поможешь мне и отсюда.
Даже, может быть, лучше без этих походных трудностей...
В порыве гнева Элиан оттолкнула его.
- Не будь болваном! Следуя твоим же собственным рассуждениям, меня
так же легко убить здесь, как и в Ашане. Причем здесь даже легче, потому
что я буду беспокоиться о тебе, меряя шагами свою клетку.
- Но ребенок...
- Ребенок - это крошечная искорка жизни, которая не потухнет из-за
маленькой прогулки по ветру. Даже наоборот. Мы оба прекрасно будем себя
чувствовать.
Мирейн положил легкую руку на ее живот.
- Вот почему я и хотел подождать. Теперь я буду встревожен вдвойне.
- И станешь вдвойне опасен для любого, кто попадется тебе на пути, -
поспешно подхватила Элиан. - Мы сделаем тебя сильным, малыш и я. Мы
поможем тебе победить. Потому что если ты не сделаешь этого, мой
дражайший господин, мы победим вместе.
Он неожиданно рассмеялся.
- Что ж, ты уже победила! Теперь ты веришь. И ты снова теплая.
Элиан действительно вся пылала. Она толкнула Мирейна на спину и
удержала в этом положении.
- Ты любишь меня? - спросила она.
- Отчаянно. Безумно. Вечно.
Несмотря на его легкомысленное настроение, в его разуме не таилась
насмешливость. Она искала ее, проникая в самую глубину через снятые
преграды, зная, что Мирейн так же точно смотрит в ее собственную душу.
Они еще никогда не заходили так далеко. Это было похоже на обнажение -
и даже больше того, потому что ее телу нечего было скрывать. Даже его
женское начало. Разве Мирейн не обладал им всецело?
В один и тот же момент они осторожно отстранились. Мирейн коснулся губ
Элиан кончиком пальца.
- Жена, - сказал он, - ты удивительно прекрасна и внутри, и снаружи.
- А ты, - сказала она, - ты великолепен. И снаружи, и внутри. В первый
раз он не пытался возражать ей.
Свет ламп освещал безмятежную картину: князь Хан-Гилена вытянулся на
низком ложе, нежась в полудреме. Его княгиня сидела рядом с лютней, мягко
перебирая струны и что-то напевая тихим нежным голосом. Его рука лениво
двигалась среди распущенных волн ее волос.
Элиан замерла у занавешенного порога. Она видела эту сцену или
подобные ей сцены так часто, что потеряла им счет. Это было такое же
явление ее мира, как восход Аварьяна или поток Сувиена, постоянный и
неизменный: она была дочерью двух любящих людей. Элиан знала редкость
такого явления и его великую ценность.
Но ее собственная новая радость обогатила ее новым знанием, больше
похожим на боль. У нее тоже есть это, и боже, что это за нежность! Но
сохранит ли она ее, когда ребенок, которого она носит, начнет расти? И
суждено ли ему дожить до своего рождения?
Князь пошевелился. Песня окончилась. Он слегка повернул голову,
улыбаясь и протягивая руку.
Элиан устремилась к нему, как утопающий - к спасительному тросу. И в
тепле, которое сохранялось между ее родителями, она на короткое время
обрела покой. Они не убеждали ее пространными речами. Ее мать заиграла на
лютне мелодию, похожую на звон дождевых капель. Один прозрачный звук
сменялся другим.
Элиан пристально смотрела на пальцы отца, которые держали ее руку. Это
были пальцы мага и воина, длинные и тонкие, но очень сильные. Через
суставы проходил узкий шрам - память об одном из его первых боев.
В ее семье жили долго и поздно старились. Но Орсан был уже не молод.
Странно было так думать о человеке, по-прежнему столь сильном и
уверенном в своей силе: его волосы еще не тронула седина, длинное стройное
тело не знало усталости, а его. дочь только что вышла замуж за мужчину,
которого он сам сделал императором. Он один воздействовал своей волей на
всех князей Ста Царств.
Смертность охотилась за разумом Элиан. Она увидела Мирейна таким,
каким оставила, - уснувшим и улыбающимся, больше чем когда-либо
похожим на мальчишку. Да он и был молод, но еще до наступления
следующего полнолуния мог умереть.
Элиан даже не понимала, почему ее глаза затуманились, пока отец не
смахнул слезу с ее щеки.
- Я так сильно его люблю, - сказала она, - и так близка к тому, чтобы
потерять его.
Звуки лютни стихли.
- Иногда, - заговорила княгиня, - пророчества могут
материализоваться.
- И этого избежать нельзя. - Князь прижал к себе дочь. - Элиан, если
ты в отчаянии, все твои страхи могут претвориться в жизнь. Но если ты
сильна... Ведь мы не боги, дочка, но мы можем противостоять судьбе. И
иногда нам удается переделать ее.
Элиан нахмурилась и вытерла слезы.
- Я знаю. Ты учил меня этому с колыбели. Только... он тоже это знает.
Знает слишком хорошо. И его вовсе не заботит, что он может умереть!
- Вот почему он тот, кем является. Это искусство королей и богов:
решаться на все при малейшем проблеске надежды и не расходовать силы на
терзания.
- Тогда искусство женщин-королев должно заключаться в том, чтобы
испытывать терзания вместо них. Особенно если королеву сглазили.
Они не стали жалеть Элиан и проявили меньше сострадания, чем она
ждала.
- Да, - сказала ее мать, - во всем существует равновесие. Король
осмеливается, королева терпит. Она должна быть готова стать его опорой и
его щитом.
- Плохая я опора, - пробормотала Элиан. - Он все еще зовет меня
ребенком и сестренкой. И так оно и есть.
- Нет, не так, - сказал князь.
Элиан взяла лютню из рук матери и издала странный аккорд. Ее пальцы
были неловки из-за отсутствия практики.
- Каждый человек настолько силен и настолько уверен, насколько он
считает себя вправе воздействовать на мир. Я была такой, когда заставила
Мирейна взять меня в удобное для меня, а не для него время... Я никогда не
забуду об этом. Но я больше... не знаю... - Голос ее дрогнул, и она
замолчала, пытаясь справиться с собой. - Ничто не сможет удержать его
здесь, потому что он крепко связан божественными узами. И даже если он
знает об опасности, это не остановит его. Он безумен. Это безумие - часть
его гордости. Ему бросили вызов, и он не может отступить. Даже ради меня.
Ее пальцы споткнулись и замерли. Она опустила голову к лютне, помня о
предательской влаге в глазах, и старательно сосредоточилась на
оборвавшейся мелодии. Она не пыталась вспомнить ее. Она вспоминала свое
мастерство.
Прикосновение, подобное ветру, овеяло ее волосы. Это была рука ее отца,
поцелуй матери.
И в неожиданном судорожном порыве Элиан отбросила лютню. Ее лицо
застыло, в горле пересохло.
- Я буду сильной. Я стану силой Мирейна, когда его могущество
иссякнет, и спасу его. Я дам ему жизнь. Пока я живу и защищаю его, он не
умрет.
22
В дни свадебных торжеств началась оттепель, и на земле появились
проталины с удивительно яркой зеленой травой. Весна остановилась на
пороге зимы и сделала короткий и осторожный привал.
Воздух был мягким даже самым ранним утром; солнце, восходящее в
тумане, бросало серебряный свет на доспехи и наконечники копий. Сотня
