частности, что все болезни - от дисгармонии, разлада, предательства себя
самого, одиночества и, естественно, от неправильного питания и непосещения
бань. Это же самое он продолжал утверждать и закончив курсы
иглорефлексотерапевтов и совсем недавно получив в какой-то модной академии
сертификат экстрасенса, хотя к экстрасенсорике вообще относился с
осторожностью, не афишируя свою к ней принадлежность.
Зная, что Макарову добираться до моего дома около часа, я попытался
навести порядок на кухне, но, разбив две тарелки, оставил эту затею; у
тетки был хороший вкус, и разбитые красивые тарелки еще больше усугубили
мое состояние.
Макаров, как всегда, вошел громко и бурно, выражая одновременно и радость
от встречи, и возмущение транспортом, и восхищение погодой, и свои мысли по
поводу моего здоровья. Из неизменного, почти квадратного саквояжа он,
пройдя на кухню, извлек бутылку водки, термос со щами, баночки с салатами,
рыбой, завернутую в фольгу зелень и даже аккуратно нарезанный хлеб.
- Ну-с, милостивый государь, где у тебя хрустали-фаянсы? За столом и
поговорим, на голодный-то желудок какая беседа.
Взяв в руки рюмки, он повертел их перед глазами, посмотрел на свет, затем
аккуратно поставил на стол.
- А скажи-ка, дорогой, не случалось ли тебе последнее время что-нибудь
разбивать?
- Ха! Прямо перед твоим приездом! Вон, осколки еще в мусорном ведре.
- А мебель не ломалась?
- Да вроде бы пока нет,- насколько мог уверенно ответил я, присаживаясь
на табурету, и тут же почувствовал, что теряю равновесие. Ее ножка с
хрустом подломилась, и я оказался на полу.
Подойдя ко мне, доктор помог встать, внимательно осмотрел табуретку,
затем - остальную кухонную мебель и сказал:
- Для начала давай-ка позвоним Михалычу, тут пахнет его промыслом.
- Но почему - Михалычу? Он что, табуретку будет чинить?
Мы оба засмеялись. Георгий Михайлович Карасев, лет двадцать занимающийся
экстрасенсорикой, еще с тех времен, когда она иначе, как шарлатанством, не
называлась, мог многое, но ни отвертки, ни молотка, ни пилы держать в руках
не умел; на сей счет у него была даже аксиома: мол, пианист, чистящий
картошку, - преступник, ибо подвергает свои пальцы опасности.
Михалыча любили за безотказность, за энциклопедические познания, за
умение избегать конфликтных ситуаций и за то, что он умудрялся дружить со
всеми тремя своими женами: двумя бывшими и одной теперешней, Викой. И
каждый из знакомых держал его про запас, как тяжелую артиллерию, не дергая
по мелочам. Мало ли, что может случиться: сглаз, не приведи Господи, или
еще чтолибо непонятное,- уж тогда к нему, к Михалычу. Или - появившиеся
болезни после переезда на новое место: опять к нему; он пройдет по комнатам
со своими рамками, "ощупает" руками воздух вокруг стола, дивана, кресла, и
сразу выдаст: что стоит на своем месте, а что надо немедленно переставить,
и куда именно. Но почему Макаров вспомнил о Михалыче, которого сам
недолюбливал за излишнюю разговорчивость и вещизм?
- Ну что ты прицепился к этой мебели? Пойдем лучше чай пить, у тетки
прекрасный заварной чайник-чудо, она специально какойто слой с внутренней
стороны наращивала и никому не разрешала его смывать. Аромат!
- Чай - это хорошо,- согласился Макаров. - Это даже замечательно. Но без
Михалыча нам не обойтись. Да, кстати, и чайник я на твоем месте поберег
бы...
В это время на кухне послышался хлопок - будто что-то уронили на пол.
Быстро взглянув друг на друга, мы, столкнувшись в коридоре плечами,
устремились туда. Большой красный чайник - теткина радость и гордость -
как-то по-старчески осел на столе, залитом коричневой заваркой. Трещина
струилась по всей окружности, чуть ниже носика...
Карасев на мою просьбу приехать откликнулся, как всегда, моментально. Он
принадлежал к тому типу людей, которые не любят откладывать на завтра то,
что им самим интересно сегодня. А в данном случае его интерес был двойным:
во-первых, он еще не видел нового моего обиталища (а осматривать чужие
квартиры Михалыч обожал, тут же перенимая какое-нибудь самобытное решение,
планировку, удачный уголок и перенося это в свой дом); во-вторых, ему негде
больше было встретиться с Макаровым, ибо особых взаимных симпатий они не
испытывали, но как профессионалы были один другому интересны и ревностно
следили за публикациями и докладами друг друга.
Карасева мы решили встретить на остановке: дороги он не знал, да и нам
оставаться в разрушающемся доме, среди умирающих вещей не очень хотелось.
- Так что же случилось? - спросил я по пути к автобусной остановке.
- Очень похоже на энергетический вампиризм,- задумчиво ответил Макаров и,
спохватившись, видимо, вспомнив, что он не на лекции, добавил, - понимаешь,
не только человек, но и животные, растения, вещи имеют...
- Биополе? - не выдержал я.
- Да, но биополе, или как его еще называют - жизненное поле,
энергетическая оболочка - это лишь одна из составляющих частей ауры. Вокруг
каждого человека и каждой вещи есть аура, такое свечение, как корона вокруг
солнца. В нее входят и астральное, и ментальное, интеллектуальное поля.
Даже мумии имеют свою ауру. Но она почему-то отсутствует у некоторых вещей
в твоем доме. Мне так показалось, хотя это и нонсенс. Давай дождемся
Карасева, он утверждает, что видит ауру, заодно и посмотрим, все ли он
видит...
Как пес, попав в незнакомую обстановку, долго и осторожно при-
нюхивается, так и Карасев, смешно вытянув короткую шею и накло-
нив голову на бок, словно прислушивался-приглядывался к проис-
ходящему в квартире, к стенам, потолку, коврам, мебели.
- М-да, батенька, у вас тут как Мамай прошел.
- В каком смысле?
- Вы подверглись психическому нападению. Обыкновенная вампирическая атака
на ваше биоэнергетическое поле. Слышали о вампирах?
О них, или, на его научном языке, саперах, он рассказал за столом,
нахваливая принесенные Макаровым салаты. При этом подчеркивалось, что
вампиризм чаще всего - явление неосознанное: просто эти люди, не желая
подпитываться из окружающей среды, от земли или космоса, воруют жизненную
энергию у других. А те, у кого они ее крадут, называются, соответственно,
донорами.
Но есть и осознанные, умышленные воры - истинные злодеи. Выбрав жертву,
обладающую значительным потенциалом, такие вампиры могут даже разорвать
чужую энергетическую оболочку. Тогда они способны вычерпать всю энергию или
через раппорт - психический кабель, или через направленный поток; а в
результате человек теряет силы, заболевает и нередко даже умирает.
- Так вот, мой дорогой, к вам это тоже имеет некоторое отношение, - не
переставая жевать, продолжал Георгий Михайлович,- в том смысле, что вы и
ваше жилище подверглись подобной атаке. Более того, - ауру слизывали даже с
вещей: к примеру, табуретка, диван, или вот этот чайник - почти "лысые",
без "короны". Как вы думаете, Леонид Иванович, что бы это значило? Такого
обычно не бывает...
- Я тоже в затруднении, - не сразу ответил Макаров,- но определенно ясно,
что, во-первых, акция была сознательной и, во-вторых, пока мы оба здесь,
надо попытаться выстроить защиту. Кажется, Ване есть о чем нам сказать...
После моего рассказа о вчерашнем вечернем случае Михалыч сразу
возбудился, жестикуляция его стала резкой, фразы - отрывистыми. Я даже
улыбнулся, глядя на него: так в мультфильме изображали мангуста, узнавшего
о присутствии в комнате кобры.
- Да, защита - это, безусловно, вы правы, Леонид Иванович. Будем делать
оболочку.
И тут же обратился ко мне:
- Вы точно помните вспышки и хлопки? Ну, когда машина уезжала?
- Да,- едва успел сказать я, как Карасев уже продолжал, обращая свою
мысль к коллеге:
- Похоже на внезапный обрыв потока, неожиданный для самого сапера...
- Похоже,- согласился Макаров,- но такого ведь не бывает: чтобы из
машины, на расстоянии, через стену - и "слизывать" "корону" вещей...
- Знаете, батенька, нам и в голову не приходит, что бывает на свете...
Это напоминает мощный направленный вакуумный отсос. Но вот вопрос: почему
именно из этой квартиры? А не припомните ли вы, Иван, кто из окружения
вашей тетушки чаще всего появлялся в доме? И после кого она уставала, кого
зарекалась приглашать снова, но потом сожалела, раскаивалась и снова
принимала у себя этого человека или сама шла к нему в гости - то из
вежливости, то из жалости: в общем, из добрых чувств и с добрыми
побуждениями? Или - из окружения ее мужа?
Я задумался. Вот уж задача так задача: тетка Лера была человеком
общительным, как и Борис, народ в квартире просто роился - попробуй тут,
остановись на ком-то одном! И все же бледное, надменное, с глазами навыкате
лицо Татьяны Львовны, "заклятой", как мы с Борисом называли ее, подруги
мелькало перед глазами чаще других. То она приезжала жаловаться на
сбежавшего от нее лет пять назад мужа, или - на жизнь вообще; то звонила
вечером, чтобы поплакаться - в доме, мол, все вверх дном, а сил убрать нет;
то ей хотелось срочно поделиться возмущением... Поводов было немыслимое
множество, но самый положительный из них - получасовая болтовня о купленных
кастрюлях; всем остальным Татьяна Львовна, несмотря на молодой возраст и
внешнюю привлекательность, была недовольна: работой, состоянием здоровья,
окружением, ценами, погодой, зарплатой, - практически всем, что только
можно придумать. И это выражалось на ее лице - надменном; но еще больше - в
голосе: высоком, писклявом, почти мышином.
Я прекратил отношения с Татьяной Львовной почти сразу, после трех, то ли
четырех встреч, когда понял, что она пуста, хитра, завистлива и цинична.
Борису пришлось сложнее. Несколько раз присутствие Татьяны Львовны даже
омрачало его с Лерой отношения; он не настаивал на разрыве этого странного
приятельства, но и при мне, и, уж точно, без меня, пытался выяснить у жены,
что может связывать их, столь разных людей? Лера отвечала, что она бы и
рада избавиться от навязчивой приятельницы, но, как только та уходила, Лере
становилось ее жалко: одинокую, брошенную, не умеющую радоваться ничему в
жизни, и она уже ждала следующей встречи, чтобы загладить свою
несуществующую вину. А Татьяна Львовна использовала любую возможность
побыть рядом с Болерами, особенно с Лерой - Борис стал избегать этих
встреч.
Вспомнилось напряженное, затвердевшее лицо Татьяны на похоронах Бориса;
все были ошеломлены свалившимся горем, лишь Татьяна Львовна оставалась
невозмутимо-спокойной, даже неприлично расцветшей, по сравнению с собою же
недавней; она не отрывала взгляда от Леры, и тогда все расценили это как
особую внимательность близкой подруги. Только сейчас, вспомнив этот взгляд,
я понял, что в нем не было ни сострадания, ни жалости, ни любви, ни
доброты, ни скорби,- в нем светилась какая-то хищная жадность.
И еще раз я вспомнил этот же, но еще более откровенный, пожирающий взгляд
- уже на похоронах тетки Валерии,- казалось, что о него можно споткнуться,
как о туго натянутую струну.
- Окружение... Да, чаще других заходила и звонила Татьяна Львовна, она
социолог, занимается чем-то, связанным с убийствами или просто смертями:
толи классифицирует, толи обобщает-не помню...
- Так-так-так,- застрекотал заинтересовавшийся Михалыч после того, как я
рассказал о своих наблюдениях,- совпадает, очень даже совпадает, не правда
ли, Леонид Иванович?
- Совпадать-то оно совпадает,- пробасил Макаров,- тут ни лозы, ни рамок
не надо, и все же загадочного больше, чем ясного: ну, к примеру, что это за
таинственный автомобиль, как и зачем была разрушена аура вещей и имеет ли к
этому отношение Татьяна Львовна... Кстати, почему одни вещи пострадали
больше, а другие вовсе не пострадали - вот, хотя бы, если не ошибаюсь,
холодильник? Что ты, Ваня, как хозяин, думаешь на сей счет? Я пожал
плечами:
- Ну, разве что его привезли с дачи уже после смерти Леры. Но имеет ли
это значение?
- Может, и имеет, - поощрил меня Макаров,- если ты скажешь еще что-либо о
табуретке, чайнике, тарелках...