Влада в том, что это не реальная история, а анекдот. Но
с той поры Влад стал старательно обходить эту с виду
невинную часть интерьера. Только после этого случая
родители стали относиться к странному поведения сына
как к болезни, а не как к очередной невинной причуде.
Но они ничем не могли ему помочь: психотерапевт не
приходил по вызовам на дом - не было в его функциях
таких визитов, - а вызов санитаров мог повлечь за собой
психушку, чего родители никак не желали.
Владу становилось все хуже: чем больше он задумывался,
тем яснее становилось для него, что и дома он не
находится в полной безопасности. Родители пытались
убедить его в обратном, но тщетно: он с завидным
упорством доказывал им, что их дом не застрахован от
стихийных бедствий - ураганов и землетрясений.
А в один из вечеров случилось нечто ужасное: когда они
в очередной раз спорили за вечерней чашкой чая о
подверженности человека природному форс-мажору, посуда
в серванте мелко, но звонко затряслась, а одиозная
люстра "Каскад", которую так старательно избегал Влад,
закачалась, зловеще погромыхивая висюльками из
граненого стекла, будто готовилась к прыжку на голову
Влада... Родители в первую минуту подумали, что они
заразились от сына его сумасшествием, но очень скоро
все прекратилось, а на следующий день по радио объявили
о небывалом в истории сейсмологии случае: волны
землетрясения, эпицентр которого находился в Карпатах,
дошли до Москвы. И напрасно родители уверяли Влада, что
"все очень просто разъяснилось", Карпаты замечательное
живописное место с прекрасными лыжными курортами, а не
какая-нибудь черная бездонная дыра в земле, от которой
во все стороны расходятся безобразные
тысячекилометровые трещины, и если там и случаются
землетрясения, то незначительные и крайне редко, так
что в этом нет ничего ужасного... Влад еще больше
замкнулся в себе, и теперь уже ничего не доказывал
родителям из суеверного страха, что как он скажет, так
оно и выйдет.
Влад продолжал задумываться... Землетрясение
действительно было случайным событием, а опасность от
него - разовой в масштабе человеческой жизни. Но
существовала еще перманентная опасность, которая
сводила на нет уютный постулат "мой дом - моя
крепость". И этой глобальной опасностью, с
существованием которой мирились люди, была опасность
ядерной войны. Когда Влад над этим получше задумался,
ему стало едва ли не весело: для него самого, для его
родителей и для большого числа подобных им простых
советских людей Америка была вполне мифической страной.
Он много слышал по радио про угнетение негров, читал в
газетах о "пентагоновских ястребах" и не пропустил по
телевизору ни одной передачи из серии "Америка
семидесятых" (из этих передач в голове у него осталось
только одно выражение, но очень сочное: "мутные воды
Потомака", - в нем слышалась некая запредельная
поэзия), но никогда ему в руки не попадалось ни одной
вещи, которая бы подтвердила существование этой
мифической страны.
Да, он слышал про американскую жвачку и даже был знаком
с людьми, которые ее когда-то жевали, но он никогда не
ощущал во рту ее таинственного вкуса, магическим путем
приобщающего к американскому образу жизни. Он изредка
видел на своих сверстниках американские джинсы, но
никогда не прикасался пальцами к их мелкорубчатому,
такому мягкому на вид, материалу. К тому же, если он и
видел "американские" джинсы, никогда нельзя было с
уверенностью сказать, что это не польская подделка.
Влад ни разу не держал в руках НИ ОДНОЙ американской
вещи - и при этом над ним нависала постоянная угроза
того, что в один прекрасный момент, который мог
оказаться ЛЮБЫМ моментом его жизни, на крышу его дома
упадет американская ракета, которой и лететь-то от
Невады до Москвы всего двадцать минут. И если Владу
повезет, и она не сразу взорвется, он, возможно, увидит
какие-то обломки ее корпуса, прежде чем она радикально
вторгнется в его жизнь. Ха-ха, "вторгнется в жизнь"!
Можно ли смерть считать вторжением в человеческую
жизнь? И ведь американцы находятся в таком же
положении. Не от того ли у них столь жгучий интерес к
Советскому Союзу? О чем они думают, когда толпами
расхаживают по Красной площади? Может, в них говорит
элементарное любопытство - они хотят знать, откуда к
ним придет смерть?
И вот, когда страх внезапной неминуемой смерти вошел в
каждую клетку Влада, все остальные страхи отступили,
чтобы освободить место последнему страху, конечному и
всепобеждающему - страху умереть от страха смерти...
8.РВСН
- Стоп, машина! - оборвал Валидатора Весельчак. - Ты
меня утомил: страх-страх, страх-страх... Напугал ежа
голым задом!
- Я и не собирался тебя пугать, - возразил Валидатор. -
Любые человеческие страхи для тебя - пустой звук,
потому что нереальны. Тебе неведом страх потерять ногу:
у тебя вырастет другая. Но представь на секунду, что ты
расстаешься с чем-то навсегда...
- Все равно не согласен. Потерял - не потерял... Не в
этом дело.
- А в чем?
- Да в том, что у тебя Рейнджер опять какой-то чересчур
ущербный получается. На Земле трусость - это крупный
недостаток, если тебе известно.
- Разумеется, известно, - виртуально вздохнул
Валидатор. - Но, во-первых, это уже не совсем Рейджер,
потому что у него теперь есть телесная оболочка с ее
рефлексами, а во-вторых... Представь, что ты бы попал в
жесткий земной мир с его необратимыми превращениями -
было бы чего испугаться!
- Ты мне, брат, волну не гони! - заявил Весельчак. -
Сейчас увидишь, чего будет. Вот, послушай...
-------------------------
Случилось невероятное: Владу пришла повестка из
районного военкомата явиться на медицинскую комиссию.
По сути, в этом ничего невероятного не было, если
учесть, что Влад учился в нормальной школе и его
отклонения от нормы никогда не были документально
зафиксированы. Все свои прожитые восемнадцать лет он
балансировал на грани: для своих сверстников он был
"чокнутым", а для врачей - не более, чем ребенком со
странностями. И все же, родителям это показалось
невероятным: они-то знали, насколько их сын был в
последнее время "не в себе" (еще один типичный пример
игнорирования грядущих неприятностей).
Впрочем, в конце 70-х годов призыв в армию не был такой
трагедией, как это стало после начала войны в
Афганистане. Армия не только в газете "Красная звезда",
но и в бытовых представлениях считалась школой жизни, а
негласный армейский девиз "мы сделаем из тебя говно, а
потом из говна вылепим человека" воспринимался в
обществе не как угроза или посягательство на свободу
личности, а как высшее выражение солдатской удали и
жизненной закалки. "Косить от армии" было непопулярно,
и те немногие "додики", которые на это шли, рисковали
нарваться на крупные неприятности от своих бывших
сопляков-товарищей, а ныне всеми уважаемых дембелей:
"придурков" попросту отлавливали в темных переулках и с
патетическим криками "я за тебя кровь мешками
проливал!" начищали, как говорится, морду.
Кроме всего прочего, именно во второй половине
семидесятых годов в СССР сложилась неблагоприятная для
армии демографическая ситуация, получившая в
военкоматах неофициальное название "проблема мертвых
душ". Суть проблемы заключалась в том, что в армию
должны были призываться по возрасту дети тех, кто
родился в 40-е годы, но именно в эти годы в связи с
войной рождаемость была крайне низкой. Короче, "мертвые
души" были по сути нерожденными детьми несуществующих
родителей. Такая армия гипотетических солдат была
хороша для какого-нибудь мифического Армагеддона,
разворачивающегося на небесах, но в реальной жизни
ощущался крупный недобор призывников, поэтому в армию
загребали всех, у кого не было справки об инвалидности
и кто не состоял на учете в психдиспансере.
Рахитизм, хроническая астма, зрение "минус пять" и
плоскостопие, ранее спасавшие от армии, уже больше
никого не волновали. Даже "незалупа", смешное по
названию, но тяжелое по форме заболевание, перестало
приниматься в расчет: врачихи все так же методично
просили призывников снять трусы до колен и оттянуть
крайнюю плоть, но это уже была чистая формальность,
надоедливый бюрократический атавизм.
Все это отразилось на формировании отдельных родов
войск: крепких, здоровых и высоких забирали в "силовые"
войска, типа десанта или морской пехоты, а
интеллектуальным (относительно) войскам доставались
чудаки и доходяги, по-армейскому - "чмо". Так и
случилось, что Влад по иронии судьбы попал в РВСН -
Ракетные войска стратегического назначения.
Армия была для Влада выходом из жизненного тупика. С
первого дня в войсках он превратился в "зеленку" -
молодого солдата, которого может гонять и воспитывать
любой старослужащий. Но воспитание не тяготило Влада:
ему с самого начала внушили, что если он не будет
"буреть" и "залупаться", то его если и будут бить, то
не сильно. Но главное, что устраивало Влада в
воспитательном процессе - это то, что "старики" были
спецами в своем деле, и от их побоев никогда не
оставалось следов - даже если они били пряжкой ремня по
голому телу, то всегда искусно выбирали такие места,
что отпечатки от медных пятиконечных звезд сходили
максимум через полчаса, не оставляя синяков. К тому же,
"зеленкой" он был не один - таких, как он, был еще
десяток в его роте, и это здорово утешало.
-------------------------
- Достаточно! - оборвал Весельчака Валидатор. - Все
правильно, но скучно. Не узнаю тебя...
- Хм... Что-то меня на публицистику потянуло, -
виновато усмехнулся тот. - Пора опять
бездельников-клоунов подключать.
-------------------------
Служба Влада началась с курса молодого бойца (строевой
шаг, стрельба, заучивание устава и принятие присяги) и
трехмесячной специальной технической подготовки, в ходе
которой нужно было выучить положение нескольких
десятков кнопок, ручек и тумблеров на аппаратном шкафе,
и не просто выучить, а выучить до автоматизма, чтобы
руки сами, без участия головы, как говорил
"преподаватель-прапорщик", находили нужные
переключатели. Самое сложное было зазубрить, какой
рукой что нажимать - это почему-то было очень важно для
сдачи экзамена. Через три месяца Влад с блеском сдал
зачет, в ходе которого нужно было с завязанными глазами
выполнить команды экзаменующего майора из штаба
дивизии: "Кнопка номер три! Тумблер два - включить!
Реле двенадцать - нейтральное положение! Переключатель
пять - в фазу семь!!! Кнопка восемь - жать три раза..."
К немалому удивлению приемной комиссии, за десять минут
непрерывных команд и вводных Влад не сбился ни разу.
- Молодец! - похвалил его майор. - Просто робот, твою
мать!
- Служу Советскому Союзу, партии и правительству!
На следующий день Влада привели на командный пункт и
показали ему аппаратуру, на которой он будет нести
дежурство. Ящик был точно такой же, как учебный, только
с электронной начинкой и мигающими лампочками.
- Товарищ рядовой, Коммунистическая партия доверяет Вам
ядерную кнопку, - сакрально объявил ему дежурный по
командному пункту.
Вид его несколько не соответствовал торжественности
минуты: это был одутловатый капитан с обвисшими усами,
злой и невыспавшийся после ночной партии в преферанс,
которую он "слил" штабистам.
Влад замешкался, не зная, что отвечать по форме,
покраснел от напряжения и, наконец, выпалил:
- Постараюсь оправдать!
- Ты чего, ебу дался?! - набросился на него капитан. -
Я тебе "постараюсь"! У тебя в руках... - тут он вовремя
прикусил язык: солдатам нельзя было знать больше
положенного. А положено им было знать только свой
"ящик", да и то только снаружи, но не изнутри. - Убью,
в случае чего!
- Благодарю за доверие! - выкрикнул перепуганный Влад.
- Идиот!!! - капитан затрясся от бешенства и выбежал из
аппаратной, громко хлопнув дверью.
Служба у Влада была, что называется, лафовой: смена
продолжалась двенадцать часов, и если дежурство
