этого не требуется много ума; усидчивость и ничего более).
Приказом министра обороны Дуров по выпуску получил досрочно
следующее воинское звание - майор. После академии он как
отличник имел право выбора, и Дуров попросился в свой родной
полк.
Приказом министра обороны гвардии майор Дуров был назначен
заместителем командира 210-го гвардейского танкового полка, того
самого полка, где всего лишь три с половиной года назад он был
всего лишь командиром самого плохого танкового взвода. Кроме
всех майоров полка в его прямое подчинение попали и все девять
подполковников полка, включая начальника штаба, начальника ПВО,
начальника тыла, зампотеха, замполита и четырех командиров
батальонов.
Система присвоения воинских званий в Советской Армии во
многом отличается от систем, принятых в других армиях.
При появлении вакансии она заполняется отнюдь не самым
старшим по воинскому званию, выслуге, опыту или служебному
положению офицером, а тем, кто, по мнению командования, в
большей степени подходит к данной должности. При этом совершенно
естественно, что офицеры с более высоким воинским званием
оказываются в прямом подчинении офицеров с меньшим званием.
Пример, после смерти маршала Гречко на пост министра обороны
был назначен генерал-полковник Устинов, получивший одновременно
с назначением на должность очередное воинское звание - генерал
армии. В его прямое подчинение попали не только все генералы
армии, маршалы и главные маршалы родов войск, но и маршалы
Советского Союза Куликов, Огарков, Соколов, Батицкий, Москаленко
и Адмирал флота Советского Союза Горшков.
Это просто один из известных примеров, но он иллюстрирует
общую систему. В Советской Армии совершенно естественно, если
капитан командует батальоном и в его подчинении находятся
майоры.
Такая система имеет неоспоримые преимущества перед всеми
другими - она позволяет продвигать "своих людей" без всякой
оглядки на законы и правила: "По нашему мнению, этот капитан
самый способный и его надо поднять над всеми майорами".
Должность имеет подавляющее преимущество над воинским
званием.
Командир полка полковник Завалишин к тому времени уже ушел на
пенсию и был заменен молодым подполковником с китайской границы.
Однако большинство офицеров, включая и командира первого
батальона подполковника Несносного, оставались на своих местах.
На выдвижение Дурова повлиял и еще один фактор, сугубо
объективный.
Во второй половине шестидесятых годов офицеры фронтовики,
которые после войны не сумели прорваться в академии, достигли
своего служебного максимума - батальонного уровня. Поднимать их
выше было нельзя - не окончили академии, посылать в академии
нецелесообразно по возрасту, снижать тоже не за что - все они
опытные, заслуженные, дисциплинированные служаки, и на пенсию их
тоже отправлять нельзя - после хрущевских реформ в армии была
жуткая нехватка офицеров.
Фронтовики плотно оккупировали батальонное звено: должности
командир батальона, заместитель командира, начальник штаба
образовали как бы затор на служебной лестнице. С одной стороны,
совершенно невозможно поднимать молодых офицеров с ротного
уровня, с другой стороны, некем менять выбывающих офицеров на
полковом уровне. Поэтому многие молодые офицеры, сумевшие
прорваться в академию с ротного звена, возвращались на полковое
звено, пропуская сразу две ступеньки в лестнице: должности
замкомбат и комбат. Это явление было повальным.
Дуров был исключительно мстителен. Он помнил всех, кто
когда-то предлагал судить его судом офицерской чести. Тот, кто
отстаивал его, правда, тоже вкусил немилости.
Он придирался к любой мелочи, понося виновного самой
невыносимой бранью. Дуров беспощадно любые промахи любого
офицера заносил в его личное дело, тем самым ломая всю воинскую
карьеру и судьбу.
С появлением Дурова в полку каждый начал менять свой стиль
работы, всячески стараясь не дать Дурову вовода придираться.
Оттого и пошла среди вышестоящих командиров слава о Дурове как о
принципиальном и требовательном командире. Неудивительно, что
через пару лет он, еще будучи майором, получил полк, а еще
через год - как лучший среди командиров полков нашей дивизии -
отправился в Сирию на должность военного советника при командире
сирийской танковой дивизии.
Я знал Дурова много лет. Мне пришлось служить под его
командованием. Я встречал многих офицеров, которые знали его на
всех этапах его восхождения.
Маленькие немигающие змеиные глазки и тихий угрожающий шепот
Дурова до сих пор преследуют меня в худших моих снах.
В нем не было ни капли понимания ни проблем армии, ни
перспектив ее развития. Однажды вызубренные догмы были
совершенно непоколебимы в его сознании. Высказывать какое-либо
мнение, отличное от того, что было записано в учебниках,
написанных за десять лет до появления Дурова в Бронетанковой
академии, было не только бесполезно, но и опасно.
То, как он вел себя с подчиненными, нельзя назвать
бескультурьем, это было просто хамство. Нас удивляло то, что он
никогда не читал никаких книг. Мы, все его подчиненные, видели в
нем лишь сочетание жестокости, нетерпимости, хамства и скотства.
Я никогда не встречал человека, служившего под его
командованием, имевшего другое мнение о нем. В то же время для
командования он был образцом отношения к делу.
Ему везло: за годы пребывания в Сирии ему не пришлось ни разу
встретиться с противником и в бою продемонстрировать свои
блестящие командирские качества. (Там, правда, таких советников
вроде него хватает, их успехи в боях теперь всемирно известны).
После Сирии Дуров стремительно пошел вверх. Я совсем не
удивлюсь, если в один прекрасный день прочитаю в газете о том,
что, например, генерал-полковник Дуров назначен командующим
Московским военным округом. Именно там ему место. Там таких
любят. А может быть, я его недооцениваю? Может быть, таких еще
выше поднимать надо?
ЖИЗНЬ ГОЛОВАСТОВА
Межконтинентальная баллистическая ракета "8-К-84" была венцом
творения и верхом совершенства. Дальность, точность,
многозарядная боевая часть с индивидуальным наведением каждой
боеголовки, мощная бортовая станция поиска и подавления
противоракетных локаторов, целый комплект различных приборов,
защищающих ракету в полете от попыток ее уничтожить. Ракета
сочетала в себе лучшие качества жидкостных и твердотопливных
носителей. Она была капсульной, то есть топливо и окислитель
были заключены в специальные сверхпрочные легкие капсулы, что
позволяло заправлять ракету не за два часа до старта, а прямо на
заводе, и потом хранить ее в шахте 10 или 15 лет с возможностью
запустить в любую минуту. Но в капсулах находилось жидкое
топливо и жидкий окислитель, и оттого управление ракетой в
полете и регулирование режимов горения были тоже очень простой и
даже приятной задачей. Особым преимуществом была ее
устойчивость от ядерных взрывов при хранении в шахте. Если
противник первым начнет войну и ядерный взрыв произойдет прямо у
оголовка шахты, это ракете не причинит никакого вреда, потому
что она была не только капсульной, но и контейнерной. Ракета на
мощных амортизаторах подвешена внутри контейнера, и все
пространство между ракетой и внутренними стенками контейнера
заполнено инертным газом, который выполняет роль подушки при
любых ударах. Но и сам контейнер тоже подвешен на амортизаторах
внутри сверхпрочной шахты, закрытой сверху двухсоттонной
железобетонной плитой. Ядерный взрыв, даже совсем рядом, не
может причинить ей вреда. Но живучесть каждой ракеты
обеспечивалась еще и тем, что каждая из них была автоматически
связана со спутниками предупреждения: если американцы проводят
массовый запуск своих ракет, ракеты "8-К-84", не дожидаясь
никаких команд, стартуют навстречу. Но даже если и эта система
не сработает, то любая ракета могла реагировать на то, что все
командные пункты, сдерживающие ее, уничтожены. Тогда каждая
ракета стартует сама и мстит за свои командные пункты.
"8-К-84" было последнее, что создал гений Королева. Ракета
давала в руки советского руководства еще один козырь. Раньше
любая ракета, стартовавшая из шахты, полностью выводила пусковую
шахту из строя. Это заставляло в случае переговоров бороться за
право существования каждой шахты.
Последняя королевская ракета стартовала не из шахты, а из
контейнера, подвешенного в шахте. Кроме того, возможность
регулировать режимы позволяла производить "мягкий" запуск,
ракета очень плавно покидала контейнер, не причиняя никакого
вреда шахте. Все советские шахты, таким образом, становились
шахтами многоразового использования. Это давало советским
руководителям громадные преимущества можно оговорить количество
шахт на переговорах Ограничивая количество шахт, американцы
ограничивали число ракет, шахты то одноразового действия Они
себя ограничивали, а мы нет!!! Мы могли наштамповать ракет,
спрятать их в железнодорожных туннелях, а во время войны
стрелять из каждой шахты помногу раз!!! Даешь САЛЮТ!!! Да
здравствуют мирные инициативы Советского Союза и лично Леонида
Ильича!!!
Гвардии лейтенант Головастов полюбил ракету с первого
взгляда. С раннего утра до глубокой ночи он изучал незнакомку
Она снилась ему в коротких отрывочных снах, и, просыпаясь утром,
он, блаженно улыбаясь, снова и снова мысленно пробегал по
бесчисленным реле и сопротивлениям, блокам и подблокам.
Месяцев через шесть он уже мысленно мог бродить по ее
нескончаемым трубопроводам и кабельным колодцам, электрическим
цепям, как по улицам маленького, с детства знакомого и родного
городка, где каждый перекресток и каждый камень может напоминать
какую-нибудь незабываемую историю.
Гвардии лейтенант уходил из ракетного ангара только потому
что был режим, который повелевал, чтобы в 18.55 ежедневно ангар
был опечатан и включены электронные системы защиты.
Еще через три месяца ракета превратилась для него из
очаровательной незнакомки в часть его собственного существа, он
больше не мог жить без нее, как мы не можем жить без мозга или
без сердца.
Ракета была одной из первых серийных и оттого находилась под
постоянным контролем КБ. Конструкторы и инженеры приезжали в
ракетный полк очень часто. То их приезжало двое-трое, и они
часами копались то в двигателе, то в головной части. Иногда их
приезжало сразу человек тридцать, и тогда на несколько суток
ракету исключали из расписания боевого дежурства.
Однажды один из приезжих обратился к лейтенанту с самым
пустяковым вопросом и, услышав ответ, вдруг удивленно повернулся
к нему. Они поговорили еще минут пятнадцать, после чего приезжий
пожал руку лейтенанту.
- Послушайте, лейтенант, сейчас здесь присутствуют ведущие
конструкторы ракеты. Каждый из нас имеет немалый опыт работы с
носителями, но вы можете разговаривать с нами, как с равными.
Уровень ваших знаний просто поразителен. Откуда это у вас?
- Я ее просто люблю.
- Послушайте, лейтенант, вам здесь не место. У вас
аналитический ум и феноменальная память. Конечно, вам нечего
делать в академии. Академия - это кладбище слонов. В академии
преподают те, кто неспособен к самостоятельной творческой
деятельности. Больше того, что вы уже знаете, академия вам все
равно не даст. И в то же время вам нужна академия, только ради
бумажки. Вы же знаете нашу систему: без бумажки - ты букашка, а