придворной танковой дивизией - Кантемировской. Когда в 53-м
началась заварушка, командир Таманской дрогнул на ГБ лапку
поднимать, его к одной стеночке с ними и поставили впоследствии,
а Якубовский не дрогнул. Он готов всегда выполнить любой
приказ партии и правительства, тут главное, кто первый прикажет,
если бы Берия приказал, Якубовский все Политбюро перевешал бы,
но Берия не приказал... Посла того и взошла его звезда, все
правители ему благодарны.
- Глядишь, еще маршалом станет, начальником Генерального
штаба.
- Нет, таких на более деликатные должности посылают,
демократами править, например. Там только такой и нужен.
Пророческие слова молодого лейтенанта сбылись ровно через три
месяца, когда генерал армии Якубовский получил звание Маршала
Советского Союза и должность Главнокомандующего Объединенными
Вооруженными силами стран Варшавского Договора. А может быть,
лейтенант вовсе и не был пророком, просто имел где-то контакт с
подножием пирамиды власти. Там, в пирамиде, все знают, и
прошлое и будущее любого из 250 000 000.
Наш комдив после того незабываемого вечера приуныл. Но, как
оказалось, напрасно. Сразу после повышения Якубовского забрали
и нашего генерала на повышение в Штаб Варшавского Договора.
Хорошие дела видать, не забываются.
НОВЫЕ ВЕЯНИЯ
Всеармейское совещание
молодых офицеров. Москва. Кремль
26 ноября 1969 года.
О том, что начальник Главного политического управления
Советской Армии генерал армии Епишев сражен глубочайшим
склерозом, говорили давно и упорно. Злые языки утверждали, что в
момент, когда он переворачивает страницу, он полностью забывает
то, что только что прочитал.
Слухам я верить не привык, ибо точно знал о централизованном
происхождении многих из них. В последующем, однако, я имел
возможность убедиться в том, что на этот раз они достоверны.
Епишев поднялся на трибуну, откашлялся, выпил воды и нудным
монотонным голосом начал читать про исторические решения съезда
партии (которые никогда почему-то не претворяются в жизнь), про
заботу дорогого Ильича, про дальнейшее развитие сельского
хозяйства и укрепление оборонной мощи.
С первыми словами докладчика многотысячная аудитория
склонилась над своими блокнотами и судорожно начала
конспектировать то, что говорит человек, занимающий такое
высокое положение в партии, армии и государстве. Я тоже
склонился над своим блокнотом, делая вид, что пишу. Не
записывать того, что говорит докладчик, значит выделяться на
фоне тысяч других. Сам я лично к писанию конспектов питаю
органическое отвращение. В данном случае это было совершенно
нелепо, во-первых, потому, что его выступление все равно будет
опубликовано во всех военных газетах, а во-вторых, потому, что
более того, что ежедневно публикуется в "Красной Звезде", он нам
все равно не скажет. Так оно и было, он, как по нотам давно всем
осточертевшей мелодии, повел за собой аудиторию в дебри
марксистско-ленинского словоблудия. Все было так привычно! Но
вдруг зал зашевелился...
Епишев на полуслове оборвал свою яркую запоминающуюся речь и
начал читать ее вновь с самого начала. От имени и по
поручению... поприветствовал всех присутствующих, на что зал
ответил бурными аплодисментами. И все присутствующие вновь
начали записывать то, что они только что записали.
Минут через пять Епишев вновь оборвал свое выступление и
начал читать новое предложение, совершенно не связанное с тем,
которое он неожиданно прервал. Зал скорее почувствовал, чем
понял, что докладчик повторяется, приводит те примеры, которые
уже приводил, и выкрикивает те лозунги, которые только что
выкрикивал.
И тут все догадались, все поняли, что происходит. По
недосмотру референтов (за что только икру пожирают?) Епишеву
дали написанный кем-то доклад, но в двух экземплярах: сначала
две первые страницы, затем две вторые и так далее. У нас в армии
просто не принято, чтобы докладчик читал свою речь
предварительно, перед выступлением, и Епишев следовал
непреклонно неписаному правилу. По залу пробежала легкая рябь
недоумения. Но докладчик, явно не привыкший замечать реакцию
публики, продолжал свое монотонное чтение. Так он и прочитал
страниц сорок вместо двадцати, то есть каждую дважды. Завершив
историческое выступление, начальник ГлавПУРа победителем
вернулся на свое место в президиуме, где сидел министр обороны
Маршал Советского Союза товарищ Гречко и другие склеротики и
одряхлевшие маразматики. Никто из них не заметил случившегося.
Придирчивый критик может принять это за плохой анекдот, но у
меня более 2000 свидетелей. Более того, у многих из них это
выступление так и законспектировано с двумя вступлениями, двумя
заключениями и с двадцатью повторениями, которые начинаются и
кончаются на полуслове.
Самое удивительное в этой истории то, что это случилось в
1969 году во время Всеармейского совещания молодых офицеров. С
той поры прошел добрый десяток лет, офицеры из молодых
превратились в зрелых, а товарищ Епишев и поныне на своем боевом
посту. Неутомимо борется он за вечно молодое и всепобеждающее
учение. Смело внедряет самые передовые и эффективные методы
влияния на широкие армейские массы. Решительно преломляет сквозь
призму классовой борьбы новейшее развитие мировой истории. Несет
в армию свет немеркнущих ленинских идей.
РЕШИТЕЛЬНОСТЬ
Группа советских войск в Германии.Вюнсдорф.
В составе инспекционной группы я присутство-
вал на учениях 3-й Ударной армии и Штаба ГСВГ
Весна 1970 года
Главнокомандующий Группой советских войск в Германии генерал
армии В.Г.Куликов любил все контролировать лично. То он на
вертолете летает, ловит советские военные машины, превышающие
скорость, то лежа в кустах слушает, о чем офицеры в курилке
говорят. Но самым его любимым занятием было, переодевшись в
спортивный костюм, колесить по Вюнсдорфу на велосипеде.
Дело было в субботу вечером, когда офицеры получили
долгожданную получку. Все пивные - переполнены штабными
офицерами. Каждый моментом пользуется - попить пивка вволю. А то
вернешься в Союз - есть ли там хорошее пиво?
Главнокомандующий тенью скользит вдоль ярко освещенных окон
"стекляшек", и кипучая злоба переполняет все его существо.
Понять страсть советского офицера к немецкому пиву ему, конечно,
не дано. Сытый голодного не разумеет. У него персональные
повара, изысканные блюда и лучшие сорта вин вне зависимости от
того, в Германии он или в Союзе. Как настоящий коммунист,
Куликов решительно выступал против пьянства и настойчиво с ним
боролся.
- Пьете! Вы у меня попьете! - внезапно решение созрело в его
голове. Он улыбается сам себе, разворачивает велосипед и катит к
штабу Группы войск.
Не снимая спортивного костюма, он проходит в свой кабинет,
думает еще мгновение и решительно придвигает к себе красный
телефон без цифрового диска. Телефон отвечает мгновенно. Главком
усаживается в кресло и приказывает властным тоном:
- 215-му отдельному саперному батальону - боевая тревога!
Вариант 7. Шифр 2323777. Трубка рявкнула "есть" и замерла.
Через час главнокомандующий прибыл на лесную просеку, куда по
тревоге уже вышел саперный батальон. Короткое совещание с
офицерами главком завершил словами: "Перед сломом никого не
предупреждать. Ломать и точка! Время на совершение марша 45
минут, на проведение операции - 45 минут. Вперед!"
Подвыпившие офицеры с диким ревом прыгали через окна. В
темноте метались какие-то тени. Ревели танковые моторы. Грохот
стоял ужасный. Единственная мысль завладела тысячами голов
одновременно - "Война!"
- Я же говорил,- кричал охрипший подполковник с оторванным
левым погоном,- что все будет, как в 41-м году!
Тяжелые армейские бульдозеры быстро разломали легкие
стеклянные павильончики, и в одно мгновение чистенький городок
пропитался пряным запахом доброго немецкого пива. К утру на
местах "стекляшек" красовались мягкие лужайки из свежего дерна -
маскировочная рота батальона поработала на славу. Теплый
дождик прибил пыль, и больше ничто не напоминало о ночном налете
саперного батальона на штабной городок. Так в Вюнсдорфе навеки
было покончено с пьянством. Начальник Политуправления с
восторгом доложил в ГлавПУР и в ЦК партии о замечательной
решительности нового главкома в борьбе с пьянством.
Ровно через месяц в день следующей получки начальник
финансового управления Группы войск робко зашел в кабинет
грозного генерала и доложил, что в кассе нет денег для выдачи
денежного довольствия офицерскому составу.
- Что ж,- сказал генерал армии Куликов,- пиши рапорт,
виновных предадим суду военного трибунала! А в чем, собственно,
причина, кассиры проворовались?
- Нет,- объяснил финансист,- мы из Москвы только
незначительную часть немецких денег получаем. А основные суммы
идут из системы Военторга, из пивных то есть. Марки по кругу
ходили, мы их офицерам даем, они их в нашу пивную несут, мы
деньги забираем, и снова даем. А пиво немцы поставляли по
льготным ценам. Теперь в Вюнсдорфе советских пивных нет, поэтому
все офицеры в немецкие пивные стали ездить. Туда все марки и
уходят. Мы просили Москву, но Москва денег не дает
дополнительно.
Главком заскрипел зубами так, что у финансиста сморщилось
лицо. Затем он решительным жестом придвинул к себе красный
телефон без цифрового диска.
К месту сосредоточения саперного батальона главком на этот
раз не поехал, а послал адъютанта с приказом: "Срочно
восстановить все пивные в Вюнсдорфе. Срок 15 суток".
ПУТЬ ДУРОВА
Киевский военный округ
1968 ГОД
В задницу себе он вставил хвост селедки и заорал истошным
голосом: "Товарищи офицеры, не подходите, я - голая русалка, я
стеснительная!"
Дело было на новогоднем вечере, когда объявили конкурс на
самый оригинальный маскарадный костюм. Старший лейтенант Дуров
не обладал ни мгновенной реакцией, ни чувством юмора, но когда
распорядитель выкрикнул: "Объявляется конкурс...", Дуров
среагировал быстро, видно, свое сольное выступление он
подготовил заранее. Старший лейтенант мгновенно сбросил свое
гвардейское облачение, дополнив костюм Адама вышеупомянутым
селедочным хвостом с праздничного стола.
Публика была шокирована, несмотря на изрядный хмель и
долголетнюю привычку ничему не удивляться в Советской Армии.
Начальник штаба полка встал и, хлопнув дверью, вышел. За ним,
как по команде, двинулись старшие офицеры.
На первом после Нового года совещании офицеров командир
третьего батальона встал и внес предложение: за оскорбление
офицерского состава полка судить старшего лейтенанта Дурова
судом офицерской чести. Его поддержали начальник штаба, зампотех
полка, начальник артиллерии, все командиры батальонов, кроме
первого, и все командиры рот и батарей, кроме командира третьей
роты. Нетрудно догадаться, что старший лейтенант служил в
третьей роте, которая входит в состав первого батальона: засудят
взводного - пятно на роту и на батальон. Пятно, конечно,
ложилось также и на полк, вернее, на командира полка и
замполита: слаба воспитательная работа. Именно поэтому
