не я один прочел, но никто не заметил, не задумался. А дело в том, что
согласно мемуарам автора знаменитой патриотической песни "Вставай, стра-
на огромная", той самой, что появилась в первые же дни войны (той самой,
что так любят петь теперь с "благородной яростью" на своих сходках "на-
ши"), Сталин лично заказал автору написать ее в... феврале 1941-го! Что
говорить, мудр был вождь и учитель, даже о песне позаботился. А войны,
выходит, не предвидел?
Легко понять, почему советские историки предпочитают выставить лучше-
го друга историков наивным дурачком, или, в крайнем случае, безумцем,
нежели замечать все эти несоответствия. Иначе им неизбежно пришлось бы
признать, что Сталин был не более безумен, чем любой коммунист, начиная
с Ленина, а то и Маркса: ведь все они верили, что мировая революция про-
изойдет вследствие мировой войны. Она для них была не катастрофой, не
бедствием, а вполне желанной "исторической неизбежностью".
Более того, достаточно проглядеть написанное Лениным в 1920-21 годах,
чтобы понять, в каком тупике оказались большевики, понадеявшись на миро-
вую революцию и поторопившись с захватом власти в России. Разумеется,
никто из них не собирался строить социализм в "одной отдельно взятой
стране", тем более стране аграрной. Победа революции в России была, по
выражению Ленина, "меньше, чем полдела". Чтобы эта победа стала оконча-
тельной и бесповоротной, "мы должны добиться победы пролетарской револю-
ции во всех, или по крайней мере в нескольких основных странах капита-
ла". Без их промышленного потенциала нечего было и думать о социализме.
Отсюда и ленинский НЭП, и новая тактика "осады капиталистической цитаде-
ли", использования их противоречий для ускорения пришествия мировой ре-
волюции, то бишь, начала мировой войны. Сталин в этом смысле был всего
лишь верным учеником МарксаЛенина.
Словом, понятно, что наши отечественные историки никак не могли приз-
нать изложенных в этой книге фактов, не признав природную агрессивность
коммунизма и его ответственность в преступлении против человечества на-
равне с гитлеризмом. Но что же мешало западным историкам заметить столь
очевидную истину?
Да ровно то же, что и их советским коллегам: конформизм. Ведь и
здесь, на Западе, существуют могущественные политические силы, которые
способны сделать глубоко несчастным любого умника, вылезшего с неугодны-
ми им откровениями. Признать, вслед за известным анекдотом, что Гитлер
был всего лишь "мелкий тиран сталинской эпохи" здешний истеблипшент и
сейчас еще не готов, а до недавнего времени автор такой теории был бы
подвергнут остракизму как "фашист". Ни карьеру сделать, ни профессором
стать, ни даже опубликовать книгу такой смельчак никогда бы не смог. От-
того-то и на Западе людей, решившихся открыто заявить себя антикоммунис-
тами, нашлось не многим более, чем в бывшем СССР.
Даже сейчас, когда наконец обнажились кровавые коммунистические тай-
ны, мы продолжаем ловить по латино-американским джунглям старичков, со-
вершивших свои злодеяния полвека назад, но мы негодуем, видя Эриха Хон-
некера на скамье подсудимых. Какая жестокость! Ведь он больной и старый
человек! И мы сочувствуем Михаилу Сергеевичу, которого-смотрите, какая
наглость! - принуждают предстать перед судом, нет, не Нюрнбергским, а
всего лишь Конституционным, и не в качестве обвиняемого, а только лишь
свидетеля). Да разве мы смеем назвать КПСС преступной организацией? Ну,
что вы, она всего лишь "неконституционна"... Нет, эта книга запомнится
нам не глубиной своего анализа, не какими-нибудь потрясающими, доселе
неизвестными нам фактами - автор сознательно оперирует лишь общеизвест-
ным и общедоступным материалом. Она останется в нашей памяти как мону-
мент человеческой слепоте, благодаря которой, самый бесчеловечный режим
в истории человечества смог просуществовать 74 года. Или, точнее ска-
зать, как монумент той странной болезни уха и глаза, распространенной в
коммунистические времена, когда слышали одно, видели другое и ничуть
этому не удивлялись.
Автор же, Виктор Суворов, по-прежнему продолжает жить в Англии, как
он сам пишет, "между смертным приговором и казнью". Никто так и не дога-
дался отменить вынесенный ему приговор.
Владимир Буковский,
ноябрь 1992 года,
Кембридж
ВИКТОР СУВОРОВ
ДЕНЬ "М"
Когда началась Вторая мировая война?
Продолжение книги "Ледокол"
МОЕМУ ЧИТАТЕЛЮ
После выхода "Ледокола" в Германии получил три кубометра почты от
бывших германских солдат и офицеров: письма, книги, дневники, фронто-
вые документы, фотографии. После выхода "Ледокола" в России - получил
больше. На повестке дня - ленинский вопрос: что делать? Писать ответы?
Хватит ли жизни? А вправе ли я ответы не писать?
Тут не долг вежливости. Каждое письмо интересно посвоему. А все
вместе - сокровище. Это пласт истории, который никто не изучал. Это
тысячи свидетельств, и каждое опровергает официальную версию войны.
Быть может, некое научное учреждение имеет более объемное собрание
рукописных свидетельств, но верю, что моя коллекция - интереснее.
Фронтовики, прожив долгую, трудную жизнь, вдруг на склоне лет стали
писать мне, открывая душу, рассказывать то, что не рассказывали нико-
му.
Большая часть писем не от фронтовиков, а от их потомков - детей и
внуков. И все сокровенное: "Мой отец в кругу своих рассказывал."
Потрясло то, что ВСЕ свидетельства как живых участников войны, так
и дошедшие в пересказах близких, не стыкуются с той картиной начала
войны, которую нам полвека рисовала официальная историческая наука.
Может, фронтовики и их потомки искажают истину?
Такое предположение можно было высказать, если бы почты было килог-
раммов сто. От такого пустяка можно было бы и отмахнуться. Но писем
МНОГО. Представляете себе, что означает слово МНОГО?
И все об одном. Не могли же все сговориться. Не могли авторы тысяч
писем из России сговориться с авторами тысяч писем из Германии, Поль-
ши, Канады, Австралии...
Пример. Из официальной версии войны мы знали, что грянула война и
художник Ираклий Тоидзе в порыве благородного возмущения изобразил Ро-
дину-мать, зовущую в бой. Плакат появился в самые первые дни войны,
вскоре получил всемирную известность и стал графическим символом вой-
ны, которую коммунисты называют "великой отечественной".
А мне пишут, что плакат появился на улицах советских городов не в
самые первые дни войны, а в самый первый.
На улицах Ярославля - к вечеру 22 июня. В Саратове - "во второй по-
ловине дня". 22 июня в Куйбышеве этот плакат клеили на стены вагонов
воинских эшелонов, которыми была забита железнодорожная станция. В Но-
восибирске и Хабаровске плакат появился не позднее 23 июня. Самолеты
тогда летали со множеством промежуточных посадок, и за сутки до Хаба-
ровска не долетали. Но если предположить, что самолет загрузили плака-
тами 22 июня, и за ночь он долетел до Хабаровска, то возникает вопрос:
когда же эти плакаты печатали? 22 июня? Допустим. Когда же в этом слу-
чае Ираклий Тоидзе творил свой шедевр? Как ни крути: до 22 июня. Выхо-
дит, творил не в порыве ярости благородной, а до того, как эта ярость
в нем могла вскипеть. Откуда же он знал о германском нападении, если
сам Сталин нападения не ждал? Загадка истории...
А вот отгадка. Письмо из Аргентины. Автор Кадыгров Николай Ивано-
вич. Перед войной - старший лейтенант на призывном пункте в Минске.
Каждый призывной пункт хранил определенное количество секретных моби-
лизационных документов в опечатанных пакетах с пометкой: "Вскрыть в
День "М". В конце 1940 года таких документов стало поступать все боль-
ше. И вот в декабре поступили три огромных пакета, каждый - о пяти
сургучных печатях. То же предписание: "Вскрыть в День "М". Пакеты сек-
ретные, и положено их хранить в сейфе. Но вот беда: не помещаются.
Пришлось заказать стальной ящик и использовать его вместо сейфа.
Прошло шесть месяцев, 22 июня - война. Что делать с документами?
Молотов по радио сказал, что война началась, но сигнала на вскрытие
пакетов не поступало. Вскроешь сам - расстреляют. Сидят офицеры, ждут.
А сигнала нет. Соответствующий сигнал так и не поступил. Но к вечеру
по телефону - приказ: пакеты с такими-то номерами уничтожить, не
вскрывая, пакеты с такими-то номерами - вскрыть.
Уничтожалось сразу многое, в том числе и два из трех огромных паке-
тов. А как их уничтожать, если в каждом по500 листов плотной бумаги?
Жгли в металлической бочке и страховали себя актом: мы, нижеподписав-
шиеся, сжигали пакеты, при этом были вынуждены кочергой перемешивать
горящие листы, но никто при этом в огонь не заглядывал... И подписа-
лись. А то возникнет потом у кого сомнение: не любопытствовали ли со-
держанием, сжигая. Потому акт: не любопытствовали.
А с одного из трех огромных пакетов было приказано гриф секретности
снять, пакет вскрыть и содержимое использовать по назначению. Вскрыли.
Внутри пачка плакатов: "Родинамать зовет!". Плакаты расклеили в ночь
на 23 июня. Но поступили они в декабре 1940 года. Вырисовывается кар-
тина: заготовили плакаты заранее, отпечатали достаточным на всю страну
тиражом и в секретных пакетах разослали по соответствующим учреждени-
ям. Что-то затевали. Но 22 июня Гитлер нанес упреждающий удар, и в
один момент многие из тех плакатов, мягко говоря, потеряли актуаль-
ность.
Советскому Союзу пришлось вести оборонительную войну на своей тер-
ритории, а заготовленные плакаты в двух других пакетах призывали сов-
сем к другой войне. Содержание заготовленной агитационной продукции не
соответствовало духу оборонительной войны. Потому приказ: уничтожить,
не вскрывая. Может, то были великие шедевры, может быть и они стали бы
всемирно знамениты. Но художникам, их создавшим, не повезло.
А Ираклию Тоидзе повезло - его плакат (может, вопреки авторскому
замыслу) получился универсальным: "Родина-мать зовет". А куда зовет,
он не написал. Потому его плакат подошел и к оборонительной войне. По-
тому плакат Тоидзе и приказали расклеить по стране.
Так было со всеми символами "великой отечественной" - их готовили
загодя. Песня "Священная война" написана ДО германского вторжения. Мо-
нументальный символ "великой отечественной" - "воин-освободитель" с
ребенком на руках. Этот образ появился в газете "Правда" в сентябре
1939 года на третий день после начала советского "освободительного по-
хода" в Польшу. Если бы Гитлер не напал, то мы все равно стали бы "ос-
вободителями". Монументальные, графические и музыкальные символы "ос-
вободительной" войны уже были созданы, некоторые из них, как плакаты
Тоидзе, уже выпускали массовым тиражом...
Возразят: можем ли мы верить офицеру, который попал в плен и после
войны по каким-то причинам оказался не на родине мирового пролетариа-
та, а в Аргентине?
Что ж, давайте не верить. Но те, которые после войны вернулись на
родину мирового пролетариата, рассказывают столь же удивительные исто-
рии.
После выхода "Ледокола" кремлевские историки во множестве статей
пытались опровергнуть подготовку Сталина к "освобождению" Европы.
Доходило до курьезов. Один литературовед открыл, что слова песни
"Священная война" были написаны еще во времена Первой мировой войны.
Лебедев-Кумач просто украл чужие слова и выдал за свои. Мои критики
ухватились за эту публикацию и повторили в печати многократно-, слова
были написаны за четверть века до германского нападения! Правильно. Но
разве я с этим спорю? Разве это важно?
Сталину в ФЕВРАЛЕ 1941 года потребовалась песня о великой войне
против Германии. И Сталин такую песню заказал - вот что главное. А уж
как исполнители исхитрились сталинский приказ выполнить: перевели с
японского или с монгольского, украли или сочинили сами - это вопрос,
