оказались в городе-призраке Калико.
Должно быть, не зря в Топанга-каньоне болтали о "серебряном веке":
теперь в конце единственной улицы вымершего городка зиял черный вход в
серебряную шахту, и тонкий слой серебра покрывал крыши покосившихся домиков
и нависшие над ними безжизненные горы.
Гневно отфыркиваясь и выплевывая из фильтров пыль пустыни, "порше"
поднялся почти по отвесному склону и остановился в начале улицы.
Здесь было все, что нужно для диких, вооруженных кольтами горняков XIX
века, все, что нужно для киносъемок или для "типового американского
приключения": почта, тюрьма, аптека, три лавки, четыре салуна.
Москвич осторожно вылез из машины. Дверь за ним захлопнулась, и эхо
хлопка прокатилось по каньону. За спиной Москвича в огромном пустом небе
висела круглая луна, и тень его тянулась через всю улицу, заканчиваясь возле
черной пасти шахты.
Москвич пожалел, что нет у него на бедрах пояса с пистолетами и
патронташем, похлопал себя по соответствующему месту и обнаружил, что пояс
на нем на соответствующем месте. Тогда он медленно пошел по улице, каждым
движением подражая герою детства Ринго Киду из фильма "Дилижанс".
Скрипнул стул. Восковой хозяин магазина качнулся на стуле, щелкнул
курком своего кольта, откашлялся и прохрипел:
- In God we trust! Others pay cash! ("Мы верим Богу! Остальные платят
наличными!" - Типичная надпись в магазинах и салунах Дальнего Запада.)
Гулкие звуки долетели из горловины шахты. Заскрежетали блоки. Тихо
прокатилась ржавая вагонетка.
Восковой узник приник к решетке тюрьмы и глухо проговорил:
- I sold my soul in the company store... ("Я продал душу в магазин
компании." - Из шахтерской песенки "Шестнадцать тонн".)
Наступила тишина, и стало ясно, что вот-вот произойдет Встреча. Дрожа
от волнения, Москвич остановился в ногах своей тени. Тень, отпечатанная на
посеребренном грунте, была хороша - в ковбойской шляпе, а правая рука на
поясе с патронташем. Все было готово к Встрече.
И вот в черной горловине появилось белое пятно. Оно медленно
приближалось. Тихо вышла в подлунный мир и остановилась высокая, загорелая,
в светящихся одеждах, с блестящими глазами.
- Это вы? - спросил Москвич.
- Да, это я,- прилетел к нему через улицу вымершего города тихий ответ.
- Это вы упали на Вествуд-бульваре?
- Да, это я.
- Это я помог вам встать?
- Да, это вы.
- Это вас похитили?
- Да, меня.
- Это за вас я сражался?
- Да, за меня.
- Можно мне подойти?
Он ждал очередного "да" и, конечно, дождался бы, если бы дурацкие
назойливые силы вновь не вмешались в его приключение.
Мерзкий антиавтор Мемозов в форме чиновника департамента горнорудной
промышленности выпрыгнул на скрипучую террасу конторы Вестерн-Сильвер и
гадко заверещал, тыча в сторону Москвича длинным пальцем:
- Он без билета здесь! Он не взял билет! Пожалел полтора доллара!
Безбилетник! Заяц!
Гнев и досада охватили Москвича. Нет, это невыносимо: вторжение пошляка
взрывает любой сюжет, который строит воображение, и даже в этот сокровенный
момент...
- Нет у вас совести, Мемозов! - вскричал он. - Остереглись бы врываться
хотя бы в такие сокровенные места сюжета! Ведь так можете довести до
крайностей! Какой вам еще билет?
- А вы как думали, миляга? - гнусно, базарно завизжал Мемозов. - Проник
без билета в музейный ghost-town и думает здесь на дармовщинку погужеваться!
Простой народ, значит, деньги п л о т и т, а в а м не касается?!
Москвич замахал руками, как бы стараясь изгнать беспорядочными пассами
из подлунного мира назойливого Мемозова, обернувшегося сейчас призраком
коммунальной кухни, хотя и в мундире департамента горнорудной
промышленности. Он умоляюще протянул руки к игре своего воображения,
Женщине-Жертве.
- Друг мой, прошу вас, не слушайте этот вздор!
Она печально поникла с надломленной дланью:
- Однако у вас действительно нет билета, друг мой?
- Да какие тут еще билеты! - с досадой вскричал Москвич.
- Полтора доллара для взрослых, восемьдесят центов для детей и солдат,-
грустно, как бы увядая, говорила Она. - Простите меня, друг мой, я не хотела
бы вас огорчать, но если у вас нет билета, я вынуждена... вынуждена...
вынуждена...
И Она исчезла, отступила на несколько шагов во мрак шахты и там
растворилась. Встреча - оборвалась.
Исчез и Мемозов. Вновь тишина и тихий ржавый скрип одинокой вагонетки
да редкое покашливание восковых фигур.
В ярости - никогда прежде в кабинетной тиши, в библиотечных лабиринтах,
в столовых самообслуживания он не предполагал в себе такого вулкана, - в
ярости Москвич вырвал из кобур оба своих пистолета и разрядил их в темные
окна.
Тут же в окнах вспыхнул свет, донеслась музыка, треньканье расстроенного
пианино, шум многих голосов, взрывы смеха, и Москвич увидел за стеклами
краснорожих веселых гостей, клубы табачного дыма, пролетающих с подносами
прехорошеньких круглощеких официанток, иконостас стойки с разномастными
бутылками и вывеску над иконостасом "Old Mcdonald's Shelter".
Он быстро прошагал по галерее и рванул дверь. Все гости и служащие
салуна тут же повернулись к нему - крепкие славные рожи пионеров.
Четыре девушки-официантки сгрудились вокруг бармена, высокого красавца
с седыми кудрями и редкими морщинами, пересекавшими лицо. Это был снова он -
тот самый Босс, Godfather из Топанга-каньона. Одной ладонью он сделал
Москвичу приглашающий жест, другой показал на своих круглощеких помощниц и
пропел своим чрезвычайным баритоном:
I used to be a travelling man,
Yo-yo-yo,
Until I hit Mcdonald's place,
Yo-yo-yo,
Where little cheek here
Little cheek there...
(Я был бродягой, легким на подъем,
Йо-йо-йо,
Пока не споткнулся о Макдональда дом,
Йо-йо-йо,
Где щечка здесь
И щечка там
И в целом доме тарарам...(И далее примерно в этом духе.)
- Здесь, что ли, продают билеты в музей? - хмуро спросил Москвич.
Пистолеты его еще дымились.
Взрыв хохота был ответом. Сопровождаемый смехом, шутливыми возгласами,
хлопками по плечам и ягодицам, Москвич пробрался к стойке. Лукаво
ухмыляющийся всеми морщинами бармен поставил перед ним здоровенный бокал с
какой-то прозрачной чертовской смесью. На дне бокала плавали не совсем
обычные ингредиенты: бразильский орех, серебряная монета с профилем
Линкольна и мексиканский червячок "гусано-де-оро".
Совсем уже успокоившись, Москвич оглядел дымную комнату. Славные рожи
Джонов Уэйнов, Гарри Куперов, Грегори Пеков, Кларков Гейблов весело
подмигивали ему. Расстроенное пианино дребезжало в стиле рэг-тайма.
- Это вы, что ли, ребята? - спросил он их.
- Факт. Это мы! - послышался дружный ответ. - Разве не узнаешь?
Он отхлебнул "молочка пустыни". Вкусно, крепко, черт побери, и просто
отлично!
- Вы меня поймите правильно, мужики, - заговорил Москвич, стараясь
попасть "в тон". - Я человек, конечно, нездешний, приезжий. Ясно? Однако
участвую в типичном американском приключении. Не знаю, искал ли кто-нибудь
из вас ту, что упала на Вествуд-бульваре около полуночи?
- Всем приходилось, - серьезно кивнул один из Пеков, и все остальные
кивнули.
- Тогда ответьте мне по-человечески, - попросил Москвич. - Есть ли тут
смысл, а? Вообще-то? Стоит ли мне колбаситься в этом приключении или слинять
назад, к кабинетной тишайшей работе?
Славные пионеры ответить на этот вопрос не успели. Как в песне поется,
"внезапно с шумом распахнулись двери" и в салун влетел отрицательный герой
вестерна, затянутый в черную кожу вертлявый пшют, конечно же, в маске до
глаз, конечно же, с черепушкой и двумя берцовыми на шляпе, конечно же,
Мемозов. Ни слова не сказав, а только взвизгнув, он открыл частую стрельбу в
дальний угол. Смолк, как будто захлебнулся, веселый рэг-тайм...
- Скотина какая, - проворчал бармен, - вечно вот так врывается на
полуслове, стреляет в пианиста...
Компании, собравшейся в "Шалаше старого Макдональда", конечно же, ничего
не стоило изрешетить антиавтора в мгновение ока, однако никто из героев не
притронулся к оружию. Все повернулись к Москвичу: все знали, что схватка с
назойливым Мемозовым его право и что ему нужно сейчас всего лишь прищуриться
на незваного гостя, только лишь прищуриться, но очень сильно. Москвич
прищурился, и удачно! Вновь задребезжал рэг-тайм, а Мемозов как влетел в
салун, так и вылетел, растворился в подлунном мире.
Все тогда с шумом поднялись - пора в дорогу. Все, а с ними и Москвич,
вышли на улицу, отвязали коней, попрыгали в седла. Вскоре кавалькада
всадников растянулась в цепочку и поплыла по гребню подлунных гор. Звучали
трубы. Марш "Американский патруль".
Впереди Москвича покачивался в седле бывший босс, бывший пилот, бывший
бармен.
- Вы спрашиваете, oldfellow, есть ли смысл вам и дальше оставаться в
вашем приключении? - говорил он. - Раз уж вы его начали, то оставайтесь. Мне
кажется, вы здесь не лишний элемент. Лично на мне благотворно сказывается
ваше присутствие. У вас есть тяга к положительному, у меня ее раньше не
было. Если бы не ваше воображение, я бы, возможно, превратился в настоящего
криминала, в богача и циника, играющего человеческими жизнями, - словом, в
чудовище. Благодаря вам я сейчас спокойно покачиваюсь в старом кожаном
седле, спокойно покуриваю свою трубку, моя нервная система уравновешена,
пищеварение хорошее, пульс шестьдесят ударов в минуту, не испытываю никаких
угрызений совести, а, напротив, наслаждаюсь обществом этих замечательных
парней и, значит, извлекаю для себя гораздо больше выгод, чем из презренного
богатства и погони за властью. В самом деле, джентльмены, не стоит ли нам
иногда задуматься над простыми истинами? Не кажется ли вам, что честная,
простая, моральная жизнь просто-напросто более выгодна и человеку, и
обществу, чем жизнь, полная гадких интриг, насилия и нетерпимости?
И так же легко и свободно, как только что размышлял, конный философ
запел своим монументальным баритоном:
I've got the world on a string...
КРИЗИС, ПРОСПЕРИТИ, РЕНЕССАНС, ТОТАЛИТАРИЗМ,
СТАНДАРТ, ИСТЭБЛИШМЕНТ И РАЗНЫЕ ДРУГИЕ
ШИКАРНЫЕ СЛОВА
"Приходите играть вместе с нами!"
"Каждый - зритель и актер!"
"Ренессанс! Ярмарка удовольствий!"
"В долине Агура, на Олд Парамаунт Рэнч!"
"13-я ежегодная! Дюжина булочника!"
(A baker's dozen - соответствует нашей чертовой дюжине.)
"Слава Ее Величеству Елизавете I!"
"Боже, храни Королеву!"
"Вместе с нами веселый Робин Гуд и девица Мариан!"
"Парады! Развлечения! Ремесла! Кухня! Игры!"
"Бродячие музыканты, менестрели, акробаты, шуты!"
"Каждый мужчина - король Мая! Каждая женщина - королева Мая! В нашем
графстве этой весной!"
Такие удивительные объявления мы прочли однажды в удивительной
калифорнийской газете "Ram & Goblet" ("Баран и бокал" - видимо, намек на
возможность "выпить-закусить"), набранной архаическим шрифтом по
средневековому правописанию.
Кому же не хочется стать королем Мая? И вот мы с Дином катим в его
рычащей маленькой машине по Вентури-фривэй. Впереди, сзади, по бокам в пять
рядов катят попутчики. Нет-нет да мелькнет за стеклом "форда", "тойоты" или
