могут не вернуться...
- "Мальчик", я "Хиус"! Слушаю вас. Я "Хиус"... Берите мои пеленги...
На девятые сутки он проверил локатор, проверил комплект питания в
спецкостюме, взял автомат и спустился вниз, на твердую каменистую почву
под "Хиусом". По небу мчались багровые тучи. Песок здесь был рыжий и
мелкий. Ветер гнал его, гудел в наушниках, шевелил заросли сухих растений
шагах в двухстах от планетолета. Это были те самые деревья с плоскими
кронами... Многие из них казались обожженными, хотя и находились от
"Хиуса" более чем в полукилометре.
Михаил Антонович огляделся по сторонам, поправил на шее автомат,
погладил шершавую, залепленную ссохшейся грязью поверхность одной из
могучих лап и шагнул вперед, к зарослям. Он, не мог более ждать. Друзья
погибли - это ясно, но он не уйдет отсюда, не уведет "Хиуса" до тех пор,
пока не найдет их тел...
Войдя в обгоревшую рощу, он почти сразу наткнулся на трех человек.
Один, огромный, полз, извиваясь, как червяк, цепляясь за неровности
почвы, и тащил на себе второго, обмотанного грязными тряпками,
неподвижного, беспомощного и обмякшего. Третий полз вслед за ними. Вокруг
поясницы его была затянута ременная петля, конец ремня тянулся к
переднему. Они ползли прямо на застывшего штурмана. И Михаил Антонович,
неожиданно потерявший голос, задыхаясь от ужаса и радости, увидел, как
тот, что ужом полз впереди, с размаху ударился головой в серебристом
шлеме о ствол дерева, застонал и пополз в обход, дальше - упорно,
яростно...
Михаил Антонович наконец закричал и бросился к ним. Тогда передний с
удивительной быстротой поднялся на колени, в руках его взметнулся
автомат.
- Кто? - прохрипел он.
- Алексей! - закричал Михаил Антонович и упал рядом на колени,
прижался, заплакал тяжелыми, злыми и радостными слезами...
Под его башмаком, вдавленный в пыль, зашуршал лист бумаги - когда-то
белый, теперь заляпанный желтой грязью, мятый, с рваными лохматыми
краями. Но на нем еще можно было различить и черную лепешку Голконды, и
кольцо болота, и маленький красный кружок юго-восточнее грязевого
кратера. Если бы Михаил Антонович знал собственные координаты, он бы
сразу увидел, что "Хиус" стоит в этом кружке. Анатолий Борисович Ермаков,
командир лучшего в мире планетолета, ошибался редко. Он и здесь ошибся
только на несколько километров...
Когда Быков кончил свой рассказ, Михаил Антонович заплакал:
- Товарищи! Родные вы мои! Богдан, Ермаков... - Крупные быстрые
капельки бежали по его толстым добрым щекам, застревали в многодневной
щетине.
- Не надо... плакать, - с трудом проговорил Юрковский.
Он лежал в кресле рядом с матово-белым закрытым цилиндром, где
дремал, плавая в целебном растворе, измученный перевязками и уколами
голый Иоганыч.
Глотая слезы, Михаил Антонович переводил глаза с выпуклой крышки
цилиндра на лицо Юрковского, черное, как уголь, и на лицо Быкова, почти
целиком закрытое темными очками-консервами.
- Не плачь, Михаил, - повторил Юрковский, - лучше еще раз настройся
на Голконду...
Алексей Петрович Быков снял очки, когда тонкое и настойчивое "ту-ут,
ту-ут, ту-ут" наполнило рубку.
- Маяки, - прошептал он жмурясь. - Наши маяки!..
"Ту-ут, ту-ут, ту-ут..."
- Мог бы ты, Михаил, идти по этим пеленгам? - шептал Юрковский.
Острая, ликующая гордость сверкала в его провалившихся глазах.
- Ну конечно... Ну конечно же! - Толстый штурман тер щеки, а слезы,
все такие же крупные и обильные, падали на пульт управления. - Да не то
что я - любой новичок сможет!.. Да надень ты очки, Алексей! - страдающим
голосом закричал он вдруг. - Опять ослепнуть хочешь?..
"Ту-ут, ту-ут, ту-ут", - неслось в пространстве. Над уходящими в
бездну пустынями, болотами, над багровыми тучами, над разбитыми
кораблями, над изувеченным "Мальчиком", над безвестной могилой Богдана,
над вечно грохочущим жерлом Голконды...
- До "Циолковского" осталось полторы тысячи километров - сказал
Михаил Антонович и полез наконец за платком.
- Не смей плакать, Михаил, - шептал Юрковский. - Дело сделано...
Мы... не могли сделать... больше... Но дорога теперь открыта. А мы
вернулись. Быков... я... и Гриша.
Быков снова надел очки.
"Ту-ут, ту-ут, ту-ут", - пели далекие маяки.
ЭПИЛОГ
_Б ы к о в у А л е к с е ю П е т р о в и ч у, победителю земных,
венерианских и прочая и прочая пустынь, украшению третьего курса Высшей
Школы Космогации от недостойного планетолога В о л о д ь к и
Ю р к о в с к о г о_
ПРИВЕТ!
Не кажется ли тебе, краснолицый брат мой, что переписка наша носит
несколько конвульсивный характер? За последние два с половиной года
(поправь меня, если я ошибаюсь) отправлено мною в твой адрес четыре
письма, в ответ на каковые получено всего около одного. И это последнее
написано весьма размашистым почерком на половине листка школьной тетради.
Истории известен только один пример переписки такой же интенсивности, а
именно - переписка царя Иоанна Грозного с беглым князем Курбским. История
свидетельствует, что высокие старены ухитрились за семнадцать лет вдвоем
написать только шесть писем. Иван написал два, Курбский же - четыре,
после чего помер, вероятно от натуги. В наше время люди крепче, и я пишу
тебе пятое. Правда, для этого потребовалось большое усилие воли и
определенное стечение обстоятельств.
Вчера на медосмотре старший врач Леонтьев, уложив свой первый
подбородок на второй, второй - на остальные, а остальные - на грудь,
объявил, что запрещает мне участвовать в третьем походе вокруг Голконды и
предписывает заняться лечебной гимнастикой и сочными (ты подумай только!)
бифштексами. Сон, спортзал, бассейн, ионный душ, библиотека, а там видно
будет. Я не спорил. Всякий спор с Леонтьевым сводится к созерцанию его
подбородков, поднятых к потолку, и выслушиванию задумчивой реплики:
"Гм... Никак не могу вспомнить, когда у нас ближайший планетолет на
Землю?"
Итак, час назад я проводил ребят в экспедицию я от великой печали
решил разразиться письмом. В свое время ты просил меня рассказать, как
это было. Помнится, за недостатком времени я посоветовал тебе читать
газеты и смотреть популярные телепередачи. Теперь оно у меня есть.
Проникнись торжественностью минуты и читай.
Восемнадцать месяцев назад, примерно в те дни, когда ты отдувался на
экзаменах, с межпланетной базы "Циолковский" по приказу Краюхина, без
помпезных речей и оркестра, снялись три фотонные ракеты типа "Хиус" и с
интервалом в полтора часа одна за другой ринулись в розовое марево
венерианской атмосферы. Первый планетолет шел под вымпелом Адмирала
Безводных Океанов Михаила Антоновича Крутикова. Адмирал, грузный и
безукоризненно выбритый, лично встал у пульта управления. Глаза его
сияли. Могучий корабль, изрыгая фиолетовый огонь, несся на пеленги маяков
ракетодрома второго класса Урановая Голконда. Трижды озарилось фиолетовой
вспышкой багровое небо. Трижды лопнули тяжелые тучи. Трижды дрогнули
смолянистые пески. Пятилапые стальные гиганты, тяжело раскорячившись,
стали рядом, зарывшись в щебень реакторными колоннами.
Из них полезли люди в спектролитовых колпаках, автоматические
танкетки, землеройные агрегаты, гусеничные вездеходы с герметическими
кабинами. Люди разделились. Восемь человек на двух вездеходах, груженных
минами, двинулись на восток - рвать скалы, расширять ракетодром, ставить
дополнительные маяки. Они скрылись в черном тумане, и вскоре из-за
горизонта покатился глухой грохот, взметнулись косматые грибы разрывов.
Двадцать строителей под командой Виктора Гайдадымова (того, что
строил порт "Большой Сырт" на Марсе) уселись на свои странные машины и не
спеша отправились на юг, к горному хребту, планировать, расчищать,
котлованить строительную площадку для будущего города-порта. В том же
направлении умчались четырехкилометровыми прыжками два ракетомобильчика с
астробиологами: серебристые маленькие "блохи" стремительно и беззвучно
понеслись, пожирая пространство четырехкилометровыми прыжками, на поиски
Горячего Болота. В каждой такой "блохе", сидя на банках со спиртом и
формалином, на пластмассовых контейнерах для образцов, тряслись от
возбуждения трое любителей внеземной флоры и фауны с голодными глазами.
Последними солидно и с достоинством ушли мы, геологи. Мы знали себе
цену. Начальник группы Павел Николаевич Лип дал команду, и, усевшись в
вездеходы, мы отправились на север, к берегам Дымного моря, гоня перед
собой стада многоруких роботов - двуногих, шестиногих и на гусеничном
ходу. Роботы, натасканные на активные вещества, шли изломанной цепью, на
ходу обнюхивая почву, выбирая образцы, записывая, подсчитывая, запоминая
и время от времени сообщая нам результаты своих исследований. Они
действовали методично и уверенно, и нам уже казалось, что мы будем
только складывать в чемоданы только складывать в чемоданы готовые
открытия. Но в Дымном море произошла заминка.
Роботы столкнулись с полями проклятой малиновой пленки, которая
занимает там буквально тысячи гектаров почвы. Радиация оказалась слишком
сильной для программы роботов, и они выскочили из Дымного моря как
ошпаренные и долго торчали на месте, очумело шевеля щупальцами. Пришлось
перестраиваться на ходу после чего роботы вновь геройски бросились в
атаку и натаскали столько красной пленки, что мы не знали, куда от нее
деваться. Астробиологам было передано безвозмездно десять тонн этой
красно-лиловой дряни. Кстати, оказалось, что наша догадка верна: это
действительно колонии микроорганизмов, использующих для жизненных
процессов энергию радиоактивного распада. Установлено и несомненное
тяготение красной пленки к очагам подземных взрывов. Кое-кто здесь
надеется приспособить ее в качестве индикатора, предупреждающего об
опасности. Если бы мы знали тогда!
Штурм Голконды начался. Ревели двигатели, бегали люди, носились
вездеходы, поднимая облака черной пыли. Где-то уже ссорились, кто-то уже
надрывал эфир, предупреждая, что он сюда не в бирюльки играть прилетел, а
старший врач Леонтьев уже впрыскивал кому-то арадиатин и гневно вопрошал,
когда будет ближайший планетолет на Землю... Через несколько часов
"Хиусы" улетели и вернулись с подкреплением; вслед за ними из багровых
туч посыпались грузовые ракеты-автоматы, битком набитые материалами,
приборами, продовольствием, книгами, одеждой. Открывались люки, по
блестящим трапам сползали автоматические танкетки, сбегали "киберы" всех
сортов - строители, геологи, взрывники, землекопы, повара... Мелко,
непрерывно дрожала почва, гудела Голконда, клубилась светящаяся пыль - и
среди всего этого, мужественный и суровый в своей златотканой пижаме, в
кают-компании "Хиуса" сидел адмирал Крутиков, молчаливый и
сосредоточенный. Он пил крепкий чай с лимонными вафлями. Так происходило
то, что впоследствии было названо Началом Великого Штурма Голконды. С
каждой минутой рука Человека все крепче сжимала черную глотку Голконды.
И Голконда пала. Голконда подняла лапки. Она ревет, клокочет, пугает
багровыми тучами и всяческой пиротехникой, но теперь это уже никого не
трогает, кроме новичков. Даже Черные бури не страшны нам больше - наши
метеорологи уничтожают их в зародыше водородной бомбардировкой. Там, где
