Владимир?
- Нет. Я обедаю у Шершня. Мне еще о многом надо договориться с ним.
Жилин стоял у входа в рубку и первым увидел Юру. Он вытаращил глаза и
поднял брови. Тогда к Юре обернулись все остальные.
- Что это значит, стажер? - осведомился Быков.
- Что с тобой, Юрик? - воскликнул Михаил Антонович.
Выглядел Юра предосудительно. Левый глаз был залит красно-синим
синяком, нос деформировался, губы распухли и почернели. Левую руку он
держал несколько на весу, пальцы правой были облеплены пластырями. Спереди
на куртке виднелись наспех замытые темные пятна.
- Я дрался, - хмуро ответил Юра.
- С кем вы дрались, стажер?
- Я дрался со Свирским.
- Кто это?
- Это один молодой астрофизик на обсерватории, - нетерпеливо пояснил
Юрковский. - Почему вы подрались, кадет?
- Он оскорбил девушку, - сказал Юра. Он глядел прямо в глаза Жилину.
- Я потребовал, чтобы он извинился.
- Ну?
- Ну, и мы подрались.
Жилин едва заметно одобрительно кивнул. Юрковский встал, прошелся по
каюте и остановился перед Юрой, глубоко засунув руки в карманы халата.
- Я так понимаю, кадет, - сказал он холодно, - что вы устроили в
обсерватории мерзкий дебош.
- Нет, - сказал Юра.
- Вы избили сотрудника обсерватории.
- Да, - сказал Юра. - Но я не мог иначе. Я должен был заставить его
извиниться.
- Заставил? - быстро спросил Жилин.
Юра поколебался немного, затем сказал уклончиво:
- В общем он извинился. Потом.
Юрковский раздраженно сказал:
- А, черт, при чем тут это, Иван!
- Извините, Владимир Сергеевич, - смиренно сказал Иван.
Юрковский снова повернулся к Юре.
- Все равно это был дебош, - сказал он. - Так это выглядит, во всяком
случае. Послушайте, кадет, я охотно верю, что вы действовали из самых
лучших побуждений, но вам придется извиниться.
- Перед кем? - сейчас же спросил Юра.
- Во-первых, разумеется, перед Свирским.
- А во-вторых?
- Во-вторых, вы должны будете извиниться перед директором
обсерватории.
- Нет! - сказал Юра.
- Придется.
- Нет.
- Что значит - нет? Вы устроили драку в его обсерватории. Это
отвратительно. И вы отказываетесь извиниться?
- Я не стану извиняться перед подлецом, - ровным голосом сказал Юра.
- Молчать, стажер! - проревел Быков.
Воцарилось молчание. Михаил Антонович горестно вздыхал и качал
головой. Юрковский с изумлением глядел на Юру.
Жилин вдруг оттолкнулся от стены, подошел к Юре и положил руку ему на
плечо.
- Простите, Алексей Петрович, - сказал он. - Мне кажется, надо дать
Бородину рассказать все по порядку.
- А кто ему мешает? - сердито сказал Быков. Было видно, что он очень
недоволен всем происходящим.
- Рассказывай, Юра, - сказал Жилин.
- Что тут рассказывать? - тихо начал Юра. Затем он закричал: - Это
надо видеть! И слышать! Этих дураков надо немедленно спасать! Вы говорите
- обсерватория, обсерватория! А это притон! Здесь люди плачут, понимаете?
Плачут!
- Спокойно, кадет, - сказал Юрковский.
- Я не могу спокойно! Вы говорите извиняться... Я не стану извиняться
перед инквизитором! Перед мерзавцем, который науськивает дураков друг на
друга и на девушку! Куда вы смотрите, генеральный инспектор? Все это
заведение пора давно эвакуировать на Землю, они скоро на четвереньки
станут, начнут кусаться!
- Успокойся и расскажи по порядку, - сказал Жилин.
И Юра рассказал. Как он встретился с Зиной Шатровой, и как она
плакала, и как он понял, что необходимо вмешаться немедленно, и он начал
со Свирского, который до того оброс шерстью, что верил всяким гадостям о
любимой девушке. Как он заставил Аверина со Свирским "поговорить по
душам", и как выяснилось, что Свирский никогда не называл Аверина бездарью
и подхалимом, и что Аверин даже не подозревал, что его неоднократно
выводили ночью из комнаты Зины. Как отобрали у контролера Дитца гитару и
узнали, что он никогда не распускал слухов про Базанова и Таню Оленину...
И как сразу обнаружилось, что все это проделки Кравца и что Шершень не
может не знать о них, и он-то и есть главный негодяй...
- Ребята прислали меня к вам, Владимир Сергеевич, чтобы вы что-нибудь
сделали. И вы лучше что-нибудь сделайте, иначе они сами сделают... Они уже
готовы.
Юрковский сидел в кресле за столом, и лицо у него было такое старое и
жалкое, что Юра остановился и растерянно оглянулся на Жилина. Но Жилин
опять еле заметно кивнул.
- За эти слова вы тоже ответите, - процедил сквозь зубы Шершень.
- Замолчи! - закричал маленький смуглый Аверин, сидевший рядом с
Юрой. - Не смей перебивать! Товарищи, как он смеет все время перебивать?
Юрковский переждал шум и продолжил:
- Все это до того омерзительно, что я вообще исключал возможность
такого явления, и понадобилось вмешательство постороннего человека,
мальчишки, чтобы... Да. Омерзительно. Я не ждал этого от вас, молодые. Как
это оказалось просто - вернуть вас в первобытное состояние, поставить вас
на четвереньки три года, один честолюбивый маньяк и один провинциальный
интриган. И вы согнулись, озверели, потеряли человеческий облик. Молодые,
веселые, честные ребята... Какой стыд!
Юрковский сделал паузу и оглядел астрономов. Все это сейчас зря,
подумал он. Им не до меня. Они сидели кучкой и с ненавистью смотрели на
Шершня и Кравца.
- Ладно. Нового директора вам пришлют с Титана. Два дня можете
митинговать и думать. Думайте. Вы, бедные и слабые, вам говорю: думайте! А
сейчас идите.
Они поднялись и, понурившись, пошли из кабинета. Шершень тоже встал
и, нелепо качаясь на магнитных башмаках, подошел к Юрковскому вплотную.
- Это самоуправство, - сипло сказал он. - Вы нарушаете работу
обсерватории.
Юрковский гадливо отстранил его.
- Слушайте, Шершень, - сказал он. - На вашем месте я бы застрелился.
12. "КОЛЬЦО-1". БАЛЛАДА ОБ ОДНОНОГОМ ПРИШЕЛЬЦЕ
- Знаешь, - сказал Быков, - глядя на Юрковского поверх очков и поверх
"Физики металлов", - а ведь Шершень, пожалуй, считает себя незаслуженно
оскорбленным. Как-никак лучшая обсерватория и так далее...
- Шершень меня не интересует, - сказал Юрковский. Он захлопнул бювар
и потянулся. - Меня интересует, как могли эти ребята дойти до такой
жизни... А Шершень - прах, мелочь.
Несколько минут Быков размышлял.
- И как же по-твоему? - спросил, наконец, он.
- У меня есть одна теория... Вернее, гипотеза. Я полагаю, что у них
уже исчез необходимый в прошлом иммунитет к социально вредному, но еще не
исчезли их собственные антиобщественные задатки.
- Попроще, - сказал Быков.
- Пожалуйста. Возьмем тебя. Что бы ты сделал, если бы к тебе подошел
сплетник и сказал, что... э-э... скажем, Михаил Крутиков ворует и продает
продовольствие? Ты повидал на своем веку много сплетников, знаешь им цену,
и ты бы сказал ему... э-э... удалиться. Теперь возьмем нашего кадета. Что
бы он сделал, если бы ему сказали... э-э... ну, скажем, то же самое? Он бы
принял все за чистую монету и моментально бы помчался к Михаилу
объясняться. И сразу же понял бы, что это чепуха, вернулся бы и... э-э...
побил бы негодяя.
- Ага, - с удовольствием сказал Быков.
- Ну, так вот. А наши друзья на Дионе - это уже не ты, но еще и не
кадет. Они принимают гадость за чистую монету, но неистраченные запасы
ложной гордости мешают им пойти и все выяснить.
- Что ж, - сказал Быков. - Может быть, что и так.
Вошел Юра, сел на корточки перед открытым инженерным шкафом и стал
выбирать себе книгу на вечер. События на Дионе совсем выбили его из колеи,
и он все никак не мог прийти в себя. Прощание с Зиной Шатровой было
молчаливым и очень трогательным. Зина и подавно не успела прийти в себя.
Правда, она уже улыбалась. Юре очень хотелось остаться на Дионе до тех
пор, пока Зина не начнет смеяться. Он был уверен, что сумел бы развеселить
ее, в какой-то мере помочь ей забыть о страшных днях владычества Шершня.
Он очень жалел, что остаться нельзя. Зато в коридоре он поймал белобрысого
Свирского и потребовал, чтобы с Зиной здесь были особенно внимательны.
Свирский бешено взглянул на него и невпопад ответил: "Морду мы ему еще
набьем".
- Э... Алексей, - сказал Юрковский. - Я никому не помешаю в рубке?
- Ты генеральный инспектор, - сказал Быков. - Кому же ты можешь
помешать?
- Я хочу связаться с Титаном, - сказал Юрковский. - И вообще
послушать эфир.
- Валяй, - сказал Быков.
- А мне можно? - спросил Юра.
- И тебе можно, - сказал Быков. - Всем все можно.
Утром Быков дочитал последний журнал, долго и внимательно разглядывал
обложку и даже, кажется, посмотрел, сколько он стоит. Затем он вздохнул,
отнес журнал в свою каюту, а когда вернулся, Юра понял, что "парень
достругал палочку до конца". Быков был теперь очень ласков, словоохотлив и
всем все позволял.
- Пойду-ка и я с вами, - сказал Быков.
Все втроем они ввалились в рубку. Михаил Антонович изумленно поглядел
на них со своего пьедестала, расплылся в улыбке и помахал им ручкой.
- Мы тебе мешать не будем, - сказал Быков. - Мы на рацию.
- Только смотрите, мальчики, - предупредил Михаил Антонович, - через
полчаса невесомость.
По требованию Юрковского "Тахмасиб" шел к станции "Кольцо-1",
искусственному спутнику Сатурна, движущемуся вблизи Кольца.
- А нельзя ли без невесомости? - капризно спросил Юрковский.
- Видишь ли, Володенька, - виновато ответил Михаил Антонович, - очень
тесно здесь "Тахмасибу". Все время приходится маневрировать.
Они прошли мимо Жилина, копавшегося в комбайне контроля, и сели перед
рацией. Быков принялся манипулировать верньерами. В динамике завыло и
заверещало.
- Музыка сфер, - прокомментировал позади Жилин. - Подключите
дешифратор, Алексей Петрович.
- Да, действительно, - сказал Быков. - Я почему-то решил, что это
помехи.
- Радист, - презрительно сказал Юрковский.
Динамик вдруг заорал неестественным голосом:
- ...минут слушайте Александра Блюмберга, ретрансляция с Земли.
Повторяю...
Голос уплыл и сменился сонным похрипыванием. Потом кто-то сказал:
"...чем не могу помочь. Придется вам, товарищи, подождать". - "А если мы
пришлем свой бот?" - "Тогда ждать придется меньше, но все-таки придется".
Быков включил самонастройку, и стрелка поползла по шкале, ненадолго
задерживаясь на каждой работающей станции, "...восемьдесят гектаров
селеновых батарей для оранжереи, сорок километров медного провода шесть
сотых, двадцать километров...", "...масла нет, сахару нет, осталось сто
пачек "Геркулеса", сухари и кофе. Да, и еще сигарет нет...", "...and hear
me? I'm not going to stand this impudance... Hear me? I'm..." <...И
слышите? Я не намерен терпеть эту наглость... Слышите? Я...>. "Ку-два,
ку-два, ничего не понял... Что у него за рация?.. Ку-два, даю настройку.
Раз, два, три...", "...очень соскучилась. Когда же ты вернешься? И почему
не пишешь? Целую, твоя Анна. Точка", "...Чэн, не пугайся, это очень
просто. Берешь объемный интеграл по гиперболоиду до аш...", "Седьмой,
седьмой, для вас очищен третий сектор...", "...Саша, ходят слухи, что
какой-то генеральный инспектор прилетел. Чуть ли не сам Юрковский..."
- Хватит, - сказал Юрковский. - Ищи Титан. Паршивцы, - проворчал он.
- Уже знают.
- Интересно, - глубокомысленно сказал Быков. - Всего-то их в системе
Сатурна полтораста человек, а сколько шуму...
Рация крякала и подвывала. Быков настроился и стал говорить в
микрофон:
- Титан, Титан. Я "Тахмасиб". Титан. Титан.
