- Вот послушай, Юрик, - вскричал он. - И ты, Ванюша, послушай.
Михаил Антонович откашлялся и стал читать:
- "С капитаном Степаном Афанасьевичем Варшавским я встретился впервые
на солнечных и лазурных берегах Таити. Яркие звезды мерцали над бескрайним
великим, или тихим, океаном. Он подошел ко мне и попросил закурить,
сославшись на то, что забыл свою трубку в отеле. К сожалению, я не курил,
но это не помешало нам разговориться и узнать друг о друге. Степан
Афанасьевич произвел на меня самое благоприятное впечатление. Это оказался
милейший, превосходнейший человек. Он был очень добр, умен, с широчайшим
кругозором. Я поражался обширности его познаний. Ласковость, с которой он
относился к людям, казалась мне иногда необыкновенной..."
- Ничего, - сказал Жилин, когда Михаил Антонович замолк и застенчиво
на них посмотрел.
- Я здесь только попытался дать портрет этого превосходного человека,
- сказал Михаил Антонович.
- Да, ничего, - повторил Жилин, внимательно наблюдая за экранами. -
Как это у вас сказано: "Над солнечными и лазурными берегами мерцали яркие
звезды". Очень свежо.
- Где? Где? - засуетился Михаил Антонович. - Ну, это просто описка,
Ваня. Ну, не нужно так шутить.
Юра напряженно думал, к чему бы это прицепиться. Ему очень хотелось
поддержать свое реноме.
- Вот я и раньше читал вашу рукопись, Михаил Антонович, - сказал он
наконец. - Сейчас я не буду касаться литературной стороны дела. Но почему
они у вас все такие милейшие и превосходнейшие? Нет, они действительно,
наверное, хорошие люди, но у вас их совершенно нельзя отличить друг от
друга.
- Что верно, то верно, - сказал Жилин. - Уж кого-кого, а капитана
Варшавского я отличу от кого угодно. Как это он выражается? "Динозавры,
прохвосты, тунеядцы несчастные".
- Нет, извини, Ванюша, - с достоинством сказал Михаил Антонович, -
мне он ничего подобного не говорил. Вежливейший и культурнейший человек.
- Скажите, Михаил Антонович, - сказал Жилин, - а что будет написано
про меня?
Михаил Антонович растерялся. Жилин отвернулся от приборов и с
интересом на него смотрел.
- Я, Ванюша, не собирался... - Михаил Антонович вдруг оживился. - А
ведь это мысль, мальчики! Правда, я напишу главу. Это будет заключительная
глава. Я ее так и назову: "Мой последний рейс". Нет, "мой" - это как-то
нескромно. Просто: "Последний рейс". И там я напишу, как мы сейчас все
летим вместе, и Алеша, и Володя, и вы, мальчики. Да, это хорошая идея -
"Последний рейс".
И Михаил Антонович снова обратился к мемуарам.
Успешно завершив очередную настройку недублированного фазоциклера,
Жилин пригласил Юру спуститься в машинные недра корабля - к основанию
фотореактора. У основания фотореактора оказалось холодно и неуютно. Жилин
неторопливо принялся за свой каждодневный "чек-ап" . Юра медленно шел за ним, засунув руки глубоко в
карманы, стараясь не касаться покрытых инеем поверхностей.
- Здорово это все-таки, - сказал он с завистью.
- Что именно? - спросил Жилин.
Он со звоном откидывал и снова захлопывал какие-то крышки, отодвигал
полупрозрачные заслонки, за которыми кабалистически мерцала путаница
печатных схем, включал маленькие экраны, на которых тотчас возникали яркие
точки импульсов, прыгающие по координатной сетке, запускал крепкие ловкие
пальцы во что-то невообразимо сложное, многоцветное, вспыхивающее, и делал
он все это небрежно, легко, не задумываясь и до того ладно и вкусно, что
Юре захотелось сейчас же сменить специальность и вот так же непринужденно
повелевать поражающим воображение гигантским организмом фотонного чуда.
- У меня слюнки текут, - сказал Юра.
Жилин засмеялся.
- Правда, - сказал Юра. - Не знаю, для вас это все, конечно, привычно
и буднично, может быть, даже надоело, но это все равно здорово. Я люблю,
когда большой и сложный механизм - и рядом один человек... Повелитель. Это
здорово, когда человек - повелитель.
Жилин чем-то щелкнул, и на шершавой стене радугой загорелись сразу
шесть экранов.
- Человек уже давно такой повелитель, - сказал он, внимательно
разглядывая экраны.
- Вы, наверное, гордитесь, что вы такой...
Жилин выключил экраны.
- Пожалуй, - сказал он. - Радуюсь, горжусь и прочее. - Он двинулся
дальше вдоль заиндевевших пультов. - Я, Юрочка, уже десять лет хожу в
повелителях, - сказал он с какой-то странной интонацией.
- И вам... - Юра хотел сказать "надоело", но промолчал.
Жилин задумчиво отвинчивал тяжелую крышку.
- Главное! - сказал он вдруг. - Во всякой жизни, как и во всяком
деле, главное - это определить главное. - Он посмотрел на Юру. - Не будем
сегодня говорить об этом, а?
Юра молча кивнул. "Ой-ей-ей, - подумал он. - Неужели Ивану надоело?
Это, наверное, ужасно плохо, когда десять лет занимаешься любимым делом и
вдруг оказывается, что ты это дело разлюбил. Вот тошно, наверное! Но
что-то непохоже, чтоб Ивану было тошно..."
Он огляделся и сказал, чтобы переменить тему:
- Здесь должны водиться привидения...
- Чш-ш-ш! - сказал Жилин с испугом и тоже огляделся по сторонам. - Их
здесь полным-полно. Вот тут, - он указал в темный проход между двумя
панелями, - я нашел... только не говори никому... детский чепчик!
Юра засмеялся.
- Тебе следует знать, - продолжал Жилин, - что наш "Тахмасиб" -
весьма старый корабль. Он побывал на многих планетах, и на каждой планете
на него грузились местные привидения. Целыми дивизиями. Они таскаются по
кораблю, стонут, ноют, набиваются в приборы, нарушают работу
фазоциклера... Им, видишь ли, очень досаждают призраки бактерий, убитых во
время дезинфекций... И никак от них не избавиться.
- Их надо святой водой.
- Пробовал, - Жилин махнул рукой, открыл большой люк и погрузился в
него верхней частью туловища. - Все пробовал, гулко сказал он из люка. - И
простой святой водой, и дейтериевой, и тритиевой. Никакого впечатления. Но
я придумал, как избавиться. - Он вылез из люка, захлопнул крышку и
посмотрел на Юру серьезными глазами. - Надо проскочить на "Тахмасибе"
сквозь солнце. Ты понимаешь? Не было еще случая, чтобы привидение
выдержало температуру термоядерной реакции. Кроме шуток, ты серьезно не
слыхал о моем проекте сквозьсолнечного корабля?
Юра помотал головой. Ему никогда не удавалось определить тот момент,
когда Жилин переставал шутить и начинал говорить серьезно.
- Пойдем, - сказал Жилин, взяв его под руку. - Пойдем наверх, я
расскажу тебе подробно.
Наверху, однако, Юру поймал Быков.
- Стажер Бородин, - сказал он, - ступайте за мной.
Юра горестно вздохнул и поглядел на Жилина. Жилин едва заметно развел
руками. Быков привел Юру в кают-компанию и усадил за стол напротив
Юрковского. Предстояло самое неприятное: два часа принудительных занятий
физикой металлов. Быков рассудил, что время перелета стажер должен
использовать рационально, и с первого же дня усадил Юру за теоретические
вопросы сварочного дела. Честно говоря, это было не так уж неинтересно, но
Юру угнетала мысль, что его, опытного рабочего, заставляют заниматься, как
школяра. Сопротивляться он не смел, но занимался с большой прохладцей.
Гораздо интереснее было смотреть и слушать, как работает Юрковский.
Быков вернулся в свое кресло, несколько минут смотрел, как Юра нехотя
листает страницы книги, а затем развернул очередную газету. Юрковский
вдруг перестал шуметь электромашинкой и повернулся к Быкову.
- Ты слыхал что-нибудь о статистике безобразий?
- Каких безобразий? - спросил Быков из-за газеты.
- Я имею в виду безобразия... э-э... в космосе. Число неблаговидных
поступков и противозаконных действий быстро растет с удалением от Земли,
достигает максимума в поясе астероидов и снова спадает к границам...
э-э... солнечной системы.
- Нет ничего удивительного, - проворчал Быков, не опуская газеты. -
Вы же сами разрешили всяким лишенцам вроде "Спэйс Перл" копаться в
астероидах, так чего же вы теперь хотите?
- Мы разрешили? - Юрковский рассердился. - Не мы, а эти лондонские
дурачки. И теперь сами не знают, что делать...
- Ты генеральный инспектор, тебе и карты в руки, - сказал Быков.
Юрковский некоторое время молча смотрел в бумаги.
- Душу выну из мер-рзавцев! - сказал вдруг он и снова зашумел
машинкой.
Юра уже знал, что такое спецрейс 17. Кое-где в огромной сети
космических поселений, охватившей всю солнечную систему, происходило
неладное, и Международное управление космических сообщений решило
покончить с этим раз и, по возможности, навсегда. Юрковский был
генеральным инспектором МУКСа и имел, по-видимому, неограниченные
полномочия. Он обладал правом понижать в должности, давать выговоры,
разносить, снимать, смещать, назначать, даже, кажется, применять силу и,
судя по всему, был намерен делать все это. Более того, Юрковский
намеревался падать на виновных как снег на голову, и поэтому спецрейс 17
был совершенно секретным. Из обрывков разговоров и из того, что Юрковский
зачитывал вслух, следовало, что фотонный планетолет "Тахмасиб" после
кратковременной остановки у Марса пройдет через пояс астероидов,
задержится в системе Сатурна, затем оверсаном выйдет к Юпитеру и
опять-таки через пояс астероидов вернется на Землю. Над какими именно
небесными телами нависла грозная тень генерального инспектора, Юра так и
не понял. Жилин только сказал Юре, что "Тахмасиб" высадит Юру на Япете, а
оттуда планетолеты местного сообщения перебросят его, Юру, на Рею.
Юрковский опять перестал шуметь машинкой.
- Меня очень беспокоят научники у Сатурна, - озабоченно сказал он.
- Умгу, - донеслось из-за газеты.
- Представь себе, они до сих пор не могут раскачаться... э-э... и
взяться, наконец, за программу.
- Умгу.
Юрковский сказал сердито:
- Не воображай, пожалуйста, что я беспокоюсь за эту программу оттого,
что она моя...
- А я и не воображаю.
- Я думаю, мне придется их подтолкнуть, - заявил Юрковский.
- Ну что ж, в час добрый, - сказал Быков и перевернул газетную
страницу.
Юра почувствовал, что весь разговор этот - и странная нервозность
Юрковского и нарочитое равнодушие Быкова - имеет какой-то второй смысл.
Похоже было, что необозримые полномочия генерального инспектора имели
все-таки где-то границы. И что Быков и Юрковский об этих границах
великолепно знали.
Юрковский сказал:
- Однако не пора ли пообедать? Кадет, не могли бы вы вакуумно сварить
обед?
Быков сказал из-за газеты:
- Не мешай работать.
- Но я хочу есть! - сказал Юрковский.
- Потерпишь, - сказал Быков.
6. МАРС. ОБЛАВА
В четыре часа утра Феликс Рыбкин сказал: "Пора", и все стали
собираться. На дворе было минус восемьдесят три градуса. Юра натянул на
ноги две пары пуховых носков, одолженных ему Наташей, тяжелые меховые
штаны, которые ему дал Матти, нацепил поверх штанов аккумуляторный пояс и
влез в унты. Следопыты Феликса, невыспавшиеся и мрачноватые, торопливо
пили горячий кофе. Наташа бегала на кухню и обратно, носила бутерброды,
горячий кофе и термосы. Кто-то попросил бульону - Наташа побежала на кухню
и принесла бульон. Рыбкин и Жилин сидели на корточках в углу комнаты над
раскрытым плоским ящиком, из которого торчали блестящие хвосты ракетных
гранат. Ракетные ружья привез на Теплый Сырт Юрковский. Матти в последний
раз проверял электрообогреватель куртки, предназначенной для Юры.
