помолчал. - Дела наши нехороши. Мы, брат, падаем. Если ты в состоянии,
садись и посчитай, как и что. Вычислитель, по-моему, уцелел. - Он
посмотрел на вычислитель. - Впрочем, посмотри сам.
Глаза Михаила Антоновича стали совсем круглыми.
- Падаем? - сказал он. - Ах, вот как! Падаем. На Юпитер падаем?
Быков молча кивнул.
- Ай-яй-яй! - сказал Михаил Антонович. - Надо же! Хорошо. Сейчас. Я
сейчас.
Он постоял немного, морщась и ворочая шеей, потом отпустил капитана
и, ухватившись за край пульта, заковылял к своему месту.
- Сейчас посчитаю, - бормотал он. - Сейчас.
Быков смотрел, как он, держась за бок, усаживается в кресло и
устраивается поудобнее. Кресло было заметно перекошено. Устроившись,
Михаил Антонович вдруг испуганно посмотрел на Быкова и спросил:
- Но ведь ты притормозил, Алеша? Ты затормозил?
Быков кивнул и пошел к Жилину, хрустя осколками на полу. На потолке
он увидел небольшое черное пятно и еще одно у самой стены. Это были
метеоритные пробоины, затянутые смолопластом. Вокруг пятен дрожали крупные
капли осевшей влаги.
Жилин сидел по-турецки перед комбайном контроля отражателя. Кожух
комбайна был расколот пополам. Внутренности комбайна выглядели
неутешительно.
- Что у тебя? - спросил Быков. Он видел что.
Жилин поднял опухшее лицо.
- Подробностей я еще не знаю, - ответил он. - Но ясно, что вдребезги.
Быков сел рядом.
- Одно метеоритное попадание, - сказал Жилин. - И два раза я въехал
сюда сам. - Он показал пальцем, куда он въехал, но это было и так видно. -
Один раз в самом начале ногами и потом в самом конце головой.
- Да, - сказал Быков. - Этого никакой механизм не выдержит. Ставь
запасной комплект. И вот что. Мы падаем.
- Я слышал, Алексей Петрович, - сказал Жилин.
- Собственно, - произнес Быков задумчиво, - что толку в контрольном
комбайне, если разбит отражатель?
- А может быть, не разбит? - сказал Жилин.
Быков поглядел на него, усмехаясь.
- Такая карусель, - сказал он, - может объясняться только двумя
причинами. Или - или. Или почему-то выскочила из фокуса точка сгорания
плазмы, или откололся большой кусок отражателя. Я думаю, что разбит
отражатель, потому что бога нет и точку сгорания перемещать некому. Но ты
все-таки валяй. Ставь запасной комплект. - Он поднялся и, задрав голову,
осмотрел потолок. - Надо еще хорошенько закрепить пробоины. Там внизу
большое давление. Смолопласт выдавит. Ну, это я сам. - Он повернулся,
чтобы идти, но остановился и спросил негромко: - Не боишься, малек?
В Школе мальками называли первокурсников и вообще младших.
- Нет, - сказал Жилин.
- Хорошо. Работай, - сказал Быков. - Пойду осмотрю корабль. Надо еще
пассажиров из амортизаторов вынуть.
Жилин промолчал. Он проводил взглядом широкую сутулую спину капитана
и вдруг совсем рядом увидел Варечку. Варечка стояла столбиком и медленно
мигала выпуклыми глазами. Она была вся синяя в белую крапинку, и шипы у
нее на морде страшно щетинились. Это означало, что Варечка очень
раздражена и чувствует себя нехорошо. Жилин уже видел ее однажды в таком
состоянии. Это было на ракетодроме Мирза-Чарле месяц назад, когда
Юрковский много говорил об удивительной приспособляемости марсианских
ящериц и в доказательство окунал Варечку в ванну с кипятком.
Варечка судорожно разинула и снова закрыла огромную серую пасть.
- Ну что? - негромко спросил Жилин.
С потолка сорвалась крупная капля и - так! - упала на расколотый
кожух комбайна. Жилин посмотрел на потолок. Там, внизу, большое давление,
"Да, - подумал он, - там давление в десятки и сотни тысяч атмосфер.
Смолопластовые пробки, конечно, выдавит".
Варечка шевельнулась и снова разинула пасть. Жилин пошарил в кармане,
нашел галету и бросил ее в разинутую пасть. Варечка медленно глотнула и
уставилась на него стеклянными глазами. Жилин вздохнул.
- Эх ты, бедолага, - сказал он тихо.
2. ПЛАНЕТОЛОГИ ВИНОВАТО МОЛЧАТ,
А РАДИООПТИК ПОЕТ ПЕСЕНКУ ПРО ЛАСТОЧЕК
Когда "Тахмасиб" перестал кувыркаться, Дауге отцепился от казенника и
выволок бесчувственное тело Юрковского из-под обломков аппаратуры. Он не
успел заметить, что разбито и что уцелело, заметил только, что разбито
многое. Стеллаж с обоймами перекосило, и обоймы вывалились на приборную
панель радиотелескопа. В обсерваторном отсеке было жарко и сильно пахло
горелым.
Дауге отделался сравнительно легко. Он сразу же мертвой хваткой
ухватился за казенник, и у него только кровь выступила под ногтями и
сильно болела голова. Юрковский был бледен, и веки у него были сиреневые.
Дауге подул ему в лицо, потряс за плечи, похлопал по щекам. Голова
Юрковского бессильно болталась, и в себя он не приходил. Тогда Дауге
поволок его в медицинский отсек. В коридоре оказалось страшно холодно, на
стенах искрился иней. Дауге положил голову Юрковского к себе на колени,
наскреб со стены немного инея и приложил холодные мокрые пальцы к его
вискам. В этот момент его застала перегрузка - когда Быков начал тормозить
"Тахмасиб". Тогда Дауге лег на спину, но ему стало так плохо, что он
перевернулся на живот и стал водить лицом по заиндевевшему полу. Когда
перегрузка кончилась, Дауге полежал еще немного, затем поднялся и, взяв
Юрковского под мышки, пятясь, поволок дальше. Но он сразу понял, что до
медотсека ему не добраться, поэтому затащил Юрковского в кают-компанию,
взвалил его на диван и сел рядом, сопя и отдуваясь. Юрковский страшно
хрипел.
Отдохнув, Дауге поднялся и подошел к буфету. Он взял графин с водой и
стал пить прямо из горлышка. Вода побежала по подбородку, по горлу,
потекла за воротник, и это было очень приятно. Он вернулся к Юрковскому и
побрызгал из графина ему на лицо. Потом он поставил графин на пол и
расстегнул на Юрковском куртку. Он увидел странный ветвистый рисунок на
коже, бегущий через грудь от плеча до плеча. Рисунок был похож на силуэт
каких-то диковинных водорослей - темно-багровый на смуглой коже. Некоторое
время Дауге тупо разглядывал странный рисунок, а затем вдруг сообразил,
что это след сильного электрического удара. Видимо, Юрковский упал на
обнаженные контакты под высоким напряжением. Вся измерительная аппаратура
планетологов работала под высоким напряжением. Дауге побежал в медицинский
отсек.
Он сделал четыре инъекции, и только тогда Юрковский открыл, наконец,
глаза. Глаза были тусклые и смотрели довольно бессмысленно, но Дауге очень
обрадовался.
- Фу ты, черт, Владимир, - сказал он с облегчением, - я уж думал, что
дело совсем плохо. Ну как ты, встать можешь?
Юрковский пошевелил губами, открыл рот и захрипел. Глаза его
приобрели осмысленное выражение, брови сдвинулись.
- Ладно, ладно, лежи, - сказал Дауге. - Тебе надо немного полежать.
Он оглянулся и увидел в дверях Шарля Моллара. Моллар стоял, держась
за косяк, и слегка покачивался. Лицо у него было красное, распухшее, и он
был весь мокрый и обвешан какими-то белыми сосульками. Дауге даже
показалось, что от него идет пар. Несколько минут Моллар молчал, переводя
печальный взгляд с Дауге на Юрковского, а планетологи озадаченно глядели
на него. Юрковский перестал хрипеть. Потом Моллар сильно качнулся вперед,
перешагнул через комингс и, быстро семеня ногами, подобрался к ближайшему
креслу. У него был мокрый и несчастный вид, и, когда он сел, по каюте
прошла волна вкусного запаха вареного мяса. Дауге пошевелил носом.
- Это суп? - осведомился он.
- Oui, monsieur, - печально сказал Моллар. - Въермишелль.
- И как суп? - спросил Дауге. - Хороше-о?
- Хороше-о, - сказал Моллар и стал собирать с себя вермишель.
- Я очень люблю суп, - пояснил Дауге. - И всегда интересуюсь как.
Моллар вздохнул и улыбнулся.
- Больше нет суп, - сказал он. - Это биль очень горячий суп. Но это
биль уже не кипьяток.
- Боже мой! - сказал Дауге и все-таки захохотал.
Моллар тоже засмеялся.
- Да! - закричал он. - Это биль очень забавно, но очень неудобно, и
суп пропал весь.
Юрковский захрипел. Лицо его перекосилось и налилось кровью. Дауге
встревоженно повернулся к нему.
- Вольдемар сильно ушибся? - спросил Моллар. Вытянув шею, он с
опасливым любопытством глядел на Юрковского.
- Вольдемара ударило током, - сказал Дауге. Он больше не улыбался.
- Но что произошло? - сказал Моллар. - Било так неудобно...
Юрковский перестал хрипеть, сел и, страшно скалясь, стал копаться в
нагрудном кармане куртки.
- Что с тобой, Володька? - растерянно спросил Дауге.
- Вольдемар не может говорить, - тихо сказал Моллар.
Юрковский торопливо закивал, вытащил авторучку и блокнот и стал
писать, дергая головой.
- Ты успокойся, Володя, - пробормотал Дауге. - Это немедленно
пройдет.
- Это пройдет, - подтвердил Моллар. - Со мною тоже било так. Биль
очень большой ток, и потом все прошло.
Юрковский отдал блокнот Дауге, снова лег и прикрыл глаза.
- "Говорить не могу", - с трудом разобрал Дауге. - Ты не волнуйся,
Володя, это пройдет.
Юрковский нетерпеливо дернулся.
- Так. Сейчас. "Как Алексей и пилоты? Как корабль?" Не знаю, -
растерянно сказал Дауге и поглядел на люк в рубку. - Фу, черт, я обо всем
забыл.
Юрковский мотнул головой и тоже посмотрел на люк в рубку.
- Я узнаю, - сказал Моллар. - Я все сейчас буду познать.
Он встал с кресла, но люк распахнулся, и в кают-компанию шагнул
капитан Быков, огромный, взъерошенный, с ненормально лиловым носом и
иссиня-черным синяком над правой бровью. Он оглядел всех свирепыми
маленькими глазками, подошел к столу, уперся в стол кулаками и сказал:
- Почему пассажиры не в амортизаторах?
Это было сказано негромко, но так, что Шарль Моллар перестал радостно
улыбаться. Наступила короткая тяжелая тишина, и Дауге неловко, кривовато
усмехнулся и стал глядеть в сторону, а Юрковский снова прикрыл глаза. "А
дела-то неважные", - подумал Юрковский. Он хорошо знал Быкова.
- Когда на этом корабле будет дисциплина? - сказал Быков.
Пассажиры молчали.
- Мальчишки, - сказал Быков с отвращением и сел. - Бедлам. Что с
вами, мсье Моллар? - спросил он устало.
- Это суп, - с готовностью сказал Моллар. - Я немедленно пойду
почиститься.
- Подождите, мсье Моллар, - сказал Быков.
- Кх... де мы? - прохрипел Юрковский.
- Падаем, - коротко сказал Быков.
Юрковский вздрогнул и поднялся.
- Кх... уда? - спросил он. Он ждал этого, но все-таки вздрогнул.
- В Юпитер, - сказал Быков. Он не смотрел на планетологов. Он смотрел
на Моллара. Ему было очень жалко Моллара. Моллар был в первом своем
настоящем космическом рейсе, и его очень ждали на Амальтее. Моллар был
замечательным радиооптиком.
- О, - сказал Моллар, - в Юпитер?
- Да. - Быков помолчал, ощупывая синяк на лбу. - Отражатель разбит.
Контроль отражателя разбит. В корабле восемнадцать пробоин.
- Гореть будем? - быстро спросил Дауге.
- Пока не знаю. Михаил считает. Может быть, не сгорим.
Он замолчал. Моллар сказал:
- Пойду почиститься.
- Погодите, Шарль, - сказал Быков. - Товарищи, вы хорошо поняли, что
я сказал? Мы падаем в Юпитер.
- Поняли, - сказал Дауге.
- Теперь мы будем падать в Юпитер всю нашу жизнь, - сказал Моллар.
Быков искоса глядел на него, не отрываясь.
- Х-хорошо ска-азано, - сказал Юрковский.
- C'est le mot <Хорошо сказано (франц.)>, - сказал Моллар. Он
улыбался. - Можно... Можно я все-таки пойду чистить себя?
