встанете. Он вас раздавит, вы понимаете?
- О черт, - сказал Дауге с досадой. - Я забыл о тяжести.
Моллар лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Челюсть у него
отвисла.
- Съедим бульону, - сказал Быков. - И все. Больше ни кусочка. - Он
поглядел на Михаила Антоновича и оскалил зубы в нерадостной усмешке. - Ни
кусочка, - повторил он.
Юрковский взял половник и стал разливать бульон по тарелкам.
- Тяжелый обед, - сказал он.
- Вкусно пахнет, - сказал Михаил Антонович. - Может быть, дольешь мне
еще чуть-чуть, Володенька?
- Хватит, - жестко сказал Быков. Он медленно хлебал бульон, по-детски
зажав ложку в кулаке, измазанном графитовой смазкой.
Все молча стали есть. Моллар с трудом приподнялся и снова лег.
- Не могу, - сказал он. - Простите меня, не могу.
Быков положил ложку и встал.
- Рекомендую всем пассажирам лечь в амортизаторы, - сказал он.
Дауге отрицательно покачал головой.
- Как угодно. Но Моллар уложите в амортизатор непременно.
- Хорошо, - сказал Юрковский.
Дауге взял тарелку, сел на диван рядом с Молларом и принялся кормить
его с ложки, как больного. Моллар громко глотал, не открывая глаз.
- А где Иван? - спросил Юрковский.
- На вахте, - ответил Быков. Он взял кастрюлю с остатками супа и
пошел к люку, тяжело ступая на прямых ногах. Юрковский, поджав губы,
глядел в его согнутую спину.
- Все, мальчики, - сказал Михаил Антонович жалким голосом. - Начинаю
худеть. Так все-таки нельзя. Я сейчас вешу двести с лишним кило - подумать
страшно! И будет еще хуже. Мы все еще падаем немножко.
Он откинулся на спинку кресла и сложил на животе отекающие руки.
Затем поворочался немного, положил руки на подлокотники и почти мгновенно
заснул.
- Спит, толстяк, - сказал Дауге, оглянувшись на него. - Корабль
затонул, а штурман заснул. Ну, еще ложечку, Шарль. За папу. Вот так. А
теперь за маму.
- Нье могу, простите, - пролепетал Моллар. - Нье могу. Я льягу. - Он
лег и начал неразборчиво бормотать по-французски.
Дауге поставил тарелку на стол.
- Михаил, - позвал он негромко. - Миша.
Михаил Антонович раскатисто храпел.
- С-сейчас я его ра-азбужу, - сказал Юрковский. - Михаил, - сказал он
вкрадчивым голосом. - М-мидии. М-мидии со с-специями.
Михаил Антонович вздрогнул и проснулся.
- Что? - пробормотал он. - Что?
- Нечистая с-совесть, - сказал Юрковский.
Дауге поглядел на штурмана в упор.
- Что вы там делаете в рубке? - сказал он.
Михаил Антонович поморгал красными веками, потом заерзал на кресле,
едва слышно сказал: "Ах, я совсем забыл..." - и попытался подняться.
- Сиди, - сказал Дауге.
- Т-так что вы там д-делаете?
- И на кой бес?
- Ничего особенного, - сказал Михаил Антонович и оглянулся на люк в
рубку. - Право, ничего, мальчики. Так только...
- М-миша, - сказал Юрковский. - М-мы же видим, что он что-то
з-задумал.
- Говори, толстяк, - сказал Дауге свирепо.
Штурман снова попытался подняться.
- С-сиди, - сказал Юрковский безжалостно. - Мидии. Со специями.
Говори.
Михаил Антонович стал красен как мак.
- Мы не дети, - сказал Дауге. - Нам уже приходилось умирать. Какого
беса вы там секретничаете?
- Есть шанс, - едва слышно пробормотал штурман.
- Шанс всегда есть, - возразил Дауге. - Конкретнее.
- Ничтожный шанс, - сказал Михаил Антонович. - Право, мне пора,
мальчики.
- Что они делают? - спросил Дауге. - Чем они заняты, Лешка и Иван?
Михаил Антонович с тоской поглядел на люк в рубку.
- Он не хочет вам говорить, - прошептал он. - Он не хочет вас зря
обнадеживать. Алексей надеется выбраться. Они там перестраивают систему
магнитных ловушек... И отстаньте от меня, пожалуйста! - закричал он тонким
пронзительным голосом, кое-как встал и заковылял в рубку.
- Mon dieu, - тихо сказал Моллар и снова лег навзничь.
- А, все это ерунда, барахтанье, - сказал Дауге. - Конечно, Быков не
способен сидеть спокойно, когда костлявая берет нас за горло. Пошли.
Пойдемте, Шарль, мы уложим вас в амортизатор. Приказ капитана.
Они взяли Моллара под руки с двух сторон, подняли и повели в коридор.
Голова Моллара болталась.
- Mon dieu, - бормотал он. - Простите. Я есть весьма плехой
межпланетникь. Я есть только всего радиооптикь.
Это было очень трудно - идти самим и тащить Моллара, но они все-таки
добрались до его каюты и уложили радиооптика в амортизатор. Он лежал в
длинном, не по росту, ящике, маленький, жалкий, задыхающийся, с посиневшим
лицом.
- Сейчас вам станет хорошо, Шарль, - сказал Дауге.
Юрковский молча кивнул и сейчас же сморщился от боли в позвоночнике.
- П-полежите, отдо-охните, - сказал он.
- Хороше-о, - сказал Моллар. - Спасибо, товарищи.
Дауге задвинул крышку и постучал. Моллар постучал в ответ.
- Ну, хорошо, - сказал Дауге. - Теперь бы нам костюмы для
перегрузок...
Юрковский пошел к выходу. На корабле было только три костюма для
перегрузок - костюмы экипажа. Пассажирам полагалось лежать в
амортизаторах.
Они обошли все каюты и собрали все одеяла и подушки. В обсерваторном
отсеке они долго устраивались у перископов, обкладывали себя мягким со
всех сторон, а потом легли и некоторое время молчали, отдыхая. Дышать было
трудно. Казалось, на грудь давит многопудовая гиря.
- П-помню, на курсах нам давали с-сильные перегрузки, - сказал
Юрковский. - П-пришлось сбрасывать в-вес.
- Да, - сказал Дауге. - Я совсем забыл. Что это за чепуха про мидии
со специями?
- В-вкусная вещь, правда? - сказал Юрковский. - Наш штурман в-вез
тайком от к-капитана н-несколько банок, и они взорвались у него в
ч-чемодане.
- Ну? - сказал Дауге. - Опять? Ну и лакомка! Ну и контрабандист! Его
счастье, что Быкову сейчас не до этого.
- Б-быков, наверное, еще н-не знает, - сказал Юрковский.
"И никогда не узнает", - подумал он. Они помолчали, потом Дауге взял
дневники наблюдений и стал их просматривать. Они немного посчитали, потом
поспорили относительно метеоритной атаки. Дауге сказал, что это был
случайный рой. Юрковский объявил, что это кольцо.
- Кольцо у Юпитера? - презрительно сказал Дауге.
- Да, - сказал Юрковский. - Я давно это подозревал. И теперь вот
убедился.
- Нет, сказал Дауге. - Все-таки это не кольцо. Это полукольцо.
- Ну, пусть полукольцо, - согласился Юрковский.
- Кангрен большой молодец, - сказал Дауге. - Его расчеты просто
замечательно точны.
- Не совсем, - сказал Юрковский.
- Это почему же? - осведомился Дауге.
- Потому что температура растет заметно медленнее, - объяснил
Юрковский.
- Это внутреннее свечение неклассического типа, - возразил Дауге.
- Да, неклассического, - сказал Юрковский.
- Кангрен не мог этого учесть, - сказал Дауге.
- Надо было учесть, - сказал Юрковский. - Об этом уже сто лет спорят,
надо было учесть.
- Просто тебе стыдно, - сказал Дауге. - Ты так бранился с Кангреном в
Дублине, и теперь тебе стыдно.
- Балда ты, - сказал Юрковский. - Я учитывал неклассические эффекты.
- Знаю, - сказал Дауге.
- А если знаешь, - сказал Юрковский, - то не болтай глупостей.
- Не ори на меня, - сказал Дауге. - Это не глупости. Неклассические
эффекты ты учел, а цена этому сам видишь какая.
- Это тебе такая цена, - рассердился Юрковский. - До сих пор не читал
моей последней статьи.
- Ладно, - сказал Дауге, - не сердись. У меня спина затекла.
- У меня тоже, - сказал Юрковский. Он перевернулся на живот и встал
на четвереньки. Это было нелегко. Он дотянулся до перископа и заглянул. -
П-посмотри-ка, - сказал он.
Они стали смотреть в перископы. "Тахмасиб" плавал в пустоте,
заполненной розовым светом. Не видно было ни одного предмета, никакого
движения, на котором мог бы задержаться взгляд. Только ровный розовый
свет. Казалось, что смотришь в упор на фосфоресцирующий экран. После
долгого молчания Юрковский сказал:
- Скучно.
Он поправил подушки и снова лег на спину.
- Этого еще никто не видел, - сказал Дауге. - Это свечение
металлического водорода.
- Т-таким н-наблюдениям, - сказал Юрковский, - грош цена. Может,
пристроим к п-перископу с-спектрограф?
- Глупости, - сказал Дауге, еле шевеля губами. Он сполз на подушки и
тоже лег на спину. - Жалко, - сказал он. - Ведь этого еще никто никогда не
видел.
- Д-до чего м-мерзко ничего не делать, - сказал Юрковский с тоской.
Дауге вдруг приподнялся на локте и нагнул голову, прислушиваясь.
- Что ты? - спросил Юрковский.
- Тише, - сказал Дауге. - Послушай.
Юрковский прислушался. Низкий, едва слышный гул доносился откуда-то,
волнообразно нарастая и снова затихая, словно гудение гигантского шмеля.
Гул перешел в жужжание, стал выше и смолк.
- Что это? - спросил Дауге.
- Не знаю, - отозвался Юрковский вполголоса. Он сел. - Может быть,
это двигатель?
- Нет, это оттуда, - Дауге махнул рукой в сторону перископов. -
Ну-ка... - Он опять прислушался, и снова послышалось нарастающее гудение.
- Надо поглядеть, - сказал Дауге.
Гигантский шмель смолк, но через секунду загудел снова. Дауге
поднялся на колени и уткнулся лицом в нарамник перископа.
- Смотри! - закричал он.
Юрковский тоже подполз к перископу.
- Смотри, как здорово! - крикнул Дауге.
Из желто-розовой бездны поднимались огромные радужные шары. Они были
похожи на мыльные пузыри и переливались зеленым, синим, красным. Это было
очень красиво и совершенно непонятно. Шары поднимались из пропасти с
низким нарастающим гулом, быстро проносились и исчезали из поля зрения.
Они все были разных размеров, и Дауге судорожно вцепился в рубчатый
барабан дальномера. Один шар, особенно громадный и колыхающийся, прошел
совсем близко. На несколько мгновений обсерваторный отсек заполнился
нестерпимо низким, зудящим гулом, и планетолет слегка качнуло.
- Эй, в обсерватории! - раздался в репродукторе голос Быкова. - Что
за бортом?
- Ф-феномены, - сказал Юрковский, пригнув голову к микрофону.
- Что? - спросил Быков.
- П-пузыри какие-то, - пояснил Юрковский.
- Это я и сам вижу, - проворчал Быков и замолчал.
- Это уже не металлический водород, - сказал Юрковский.
Пузыри исчезли.
- Вот, - сказал Дауге. - Диаметры: пятьсот, девятьсот и три тысячи
триста метров. Если, конечно, здесь не искажается перспектива. Больше я не
успел. Что это может быть?
В розовой пустоте пронеслись еще два пузыря. Вырос и сейчас же смолк
густой басовый звук.
- М-машина п-планеты р-работает, - сказал Юрковский. - И мы никогда
не узнаем, что там происходит...
- Пузыри в газе, - сказал Дауге. - А впрочем, какой это газ -
плотность как у бензина...
Он обернулся. На пороге открытой двери сидел Моллар, прислонившись
виском к косяку. Кожа на его лице вся сползла к подбородку от тяжести. У
него был белый лоб и темно-вишневая шея.
- Это есть я, - сказал Моллар.
Он перевалился на живот и пополз к своему месту у казенника.
Планетологи молча смотрели на него, затем Дауге встал, взял две подушки -
у себя и у Юрковского - и помог Моллару устроиться поудобнее. Все молчали.
- Очень тоскливо, - сказал, наконец, Моллар. - Не могу один. Хочется
говорить. - Он делал самые невообразимые ударения.
- Мы очень рады вам, Шарль, - сказал Дауге совершенно искренне. - Нам
тоже тоскливо, и мы все время говорим.
Моллар попытался сесть, но раздумал и остался лежать, тяжело дыша и
